Хроники Ассирии. Син-аххе-риб. Книга четвертая. Урарту
Шрифт:
Дияла посмотрела на нее недобро.
— Об Арице забудь. Его отец прогнал из дому в тот же день. Тебе сейчас о Варде заботиться надо…
А помолчав немного, добавила строго:
— Думаешь, я не знаю, почему ты назвала сына Арицей? Что, забыть его не можешь? Получается, возьми тебя Варда силой, тогда в Тиль-Гаримму, ты сейчас бы его любила?
Агава вдруг огрызнулась:
— Варда родных моих убил, я за это его любить должна?
— На войне всякое случается, — спокойно ответила Дияла. — Не он, так его бы.
— Ты спрашивала — помню я
— Ты бы язычок свой прикусила, — не на шутку рассердилась Дияла. — Будешь трепать им — я его быстро укорочу. Только блеять будешь.
Она и раньше слышала о похождениях Шели, но предпочитала делать вид, что все это происки завистников, пытающихся таким образом опорочить имя ее отца. Но то, как об этом говорила Агава, было похоже на правду. Только бы об этом не узнали ее родные. И Дияла снова пожалела о выборе, который хотел сделать ее старший брат, подумала: «От этой девчонки одни неприятности. Ох и намучаемся мы с ней».
Тем временем они оказалась на развилке, где свернули на широкую мощеную дорогу, ведущую к северным воротам Ниневии.
— Кто-то едет, — с опаской сказала Дияла, увидев вдали облако пыли. — Подождем лучше в сторонке. Вокруг никого, мало ли что.
Агава и сама не понимала, что на нее нашло и почему она решила выдать тайну Шели. Вот уж кто меньше всего заслуживал ненависти. Но коли так вышло, говорила себе рабыня, пусть эта заносчивая уродина знает, что и у нее есть своя гордость и не стоит ее во всем поучать, а тем более обвинять, будто она какая-то продажная девка.
— О боги! — вдруг прошептала Дияла, всматриваясь в приближавшуюся к ним повозку с коврами, в ее возничего и человека, сидевшего рядом с ним.
Это были Арица и Мар-Зайя.
10
Лето 683 г. до н. э.
Столица Ассирии Ниневия
Сначала Агаву купали.
В самой настоящей ванне из глины, покрытой тонким слоем асфальта20, наполовину врытой в землю. Воду привезли с реки.
Принесли туалетные принадлежности: ложечку для чистки ушей, пинцет, ножичек и зубочистку — что-то из дерева, что-то из кости, что-то из бронзы. Старая рабыня показала, как надо чистить зубы: обернуть указательный палец тканью, обмакнуть в зубной порошок из пемзы вперемешку с винным уксусом.
Душистое мыло, лепестки роз и два часа наслаждения…
***
Несмотря на возражения брата, Дияла подошла к свадьбе основательно, а если сомнения и были, то встреча с Мар-Зайей отмела их окончательно и бесповоротно.
— А как же иначе, — советовалась она с Хемдой, — мы ведь не нищие, да и хочется, чтобы праздник был настоящий.
— Тоже мне праздник, — ворчала старшая подруга, — рабыню замуж выдаем и радуемся. Вон выкуп — и тот некому заплатить.
—
Дияла осеклась, испытующе посмотрела на Хемду и вдруг выпалила:
— Я видела Мар-Зайю. Уговорила его помочь. В их доме и свадьбу сыграем, как в ее собственном. Скажем, что она их семье приходится дальней родственницей. Дядя Мар-Зайи, его зовут Ариэ, будет ей вместо отца.
— Мар-Зайя, говоришь, — улыбнулась Хемда. — Ну тогда понятно.
— Так и знала, что ты о своем подумаешь, — вспыхнула Дияла.
***
Затем рабыни насухо ее вытерли, принялись умащивать молодое упругое тело и волосы кипарисовым маслом, которое Дияла привезла из Дамаска.
Шели поделилась с будущей невесткой косметикой. Принесла глиняные баночки с сурьмой, хной, красной краской для губ, черной — для ресниц и бровей. Никому не доверяя, стала лепить из гадкого утенка прекрасного лебедя…
***
— Наш дом сегодня прямо как разбуженный улей, — пошутил Рамана, брат Мар-Зайи, присевший у постели Варды.
— Все пришли? — спросил он.
— Да. Хемда, Шели, Дияла, Элишва, Сигаль, Эдми… Полный дом женщин.
— А Мар-Зайя где?
— У Арад-бел-ита. Но скоро будет.
— Скажи, Мар-Зайя вернулся в город вместе с моим братом?
— С Арицей?.. Не знаю, — соврал Рамана.
— Знаю, с ним. Слышал, как Дияла с Хемдой разговаривали. Как брата увидишь, передай, чтобы сказал Арице, мол, хочу с ним поговорить.
Мужчины — соседи, знакомые, и даже случайные прохожие — готовились по-своему: собрались во дворе жениха, сели в круг, пили вино, говорили о непрекращающейся войне в Табале, женщинах, надвигающейся засухе, плохом урожае.
***
Потом ее стали одевать.
Элишва, сестра Мар-Зайи, подарила невесте белое платье с кружевами, с множеством оборок и складок. Шели — настоящий «воротник» из лазуритовых бус. Эдми — тяжелые серебряные серьги из нескольких соединенных колец, одно больше другого.
Распустили волосы, сделали прическу, вплели ленты, завили локоны.
Поверх головы набросили праздничную накидку, чтобы скрыть лицо от посторонних взглядов, а еще — уберечь от порчи.
Невеста заплакала.
— Ну, ну, еще не время лить слезы! — прикрикнула на нее Хемда.
***
Всю дорогу до Ниневии они молчали. Арица не стал рассказывать о том, что с ним приключилось во дворце Зерибни, а Мар-Зайя, о многом догадавшись сам, решил не тревожить свежую рану, да и выглядел его спутник не лучшим образом.
Встреча с девушками была и неожиданной, и приятной.
Дияла, конечно, удивилась — и тому, что молодые люди едут вместе, и тому, как небогато они одеты, и роду их занятия (ведь они везли в Ниневию ковры и ткани), но вовремя сообразила: за всем этим кроется тайна, о которой лучше не знать.