Хроники Ассирии. Син-аххе-риб. Книга четвертая. Урарту
Шрифт:
— Может, уедешь на время с детьми к своему отцу? — осторожно спросил Набу-шур-уцур у жены.
— В Опис19? — удивилась Шушана, с тревогой взглянула на мужа: — Что случилось, мой дорогой? Почему ты хочешь, чтобы мы уехали из Ниневии?
— Ты же знаешь, как я беспокоюсь о вас. Ниневия стала опасной, слишком много врагов хотят отомстить мне за причиненные обиды.
— И ты вправду считаешь, что расстояние станет для могущественных врагов препятствием, если они решат расправиться с твоей семьей? — она покровительственно поглаживала мужа по спине, уговаривала как маленького, успокаивала. — Никуда
Как же благодарен он был ей за эти слова!
Арад-бел-ит ждал его у себя во дворце. Встретившись, они сердечно обнялись, расцеловались.
— Я уж не чаял увидеть тебя живым, — сказал царевич.
— Ну, такого кабана, как я, не так-то просто завалить, — отшутился Набу.
— О твоих приключениях уже знаю. Но все равно хочу услышать обо всем из первых уст…
За долгой беседой пролетел день. Набу-шур-уцур рассказал о том, как киммериец вынес его с рынка, укрывал у себя, нанял лекаря. Все ассирийские лазутчики в Хаттусе погибли в один день, поэтому Набу пришлось полностью довериться Эрику. Перед отъездом пожаловал Лигдамида.
— Он отныне наш самый верный союзник среди киммерийцев, — похвастал Набу.
— Это хорошо, — одобрительно закивал Арад-бел-ит. — Как складываются его отношения с отцом?
— То ссорятся, то мирятся. Лигдамида просил напомнить тебе об обещании, данном ему год назад.
— Отправь ему сегодня же через Эрика послание с заверениями в моей дружбе.
— Думаешь, он готов ждать бесконечно?
— Ты знаешь, что меня сдерживает. Этот приз потеряет всякую ценность, как только окажется в руках у нашего юного дикаря. К тому же я вовсе не уверен, что он его достоин.
Набу-шур-уцур догадался, о чем идет речь, и улыбнулся.
— Приз один, а обещан двоим?
— Пока нет. Ты слишком торопишь события. Сам знаешь, иногда стоит потерпеть. Каким бы желанным ни выглядел плод, он может оказаться еще недостаточно спелым. Да и отец чувствует себя сейчас неважно, а болезни не лучшее соседство для любовных утех…. Удалось выяснить, куда исчезла эта колдунья? Кара, кажется?
— По словам Эрика, бежала в Урарту.
— В Урарту? Скажи, не думал ли ты о причастности царя Русы к убийствам наместников? Мы ведь все время только одну Закуту и подозревали. Но доказательств этому как не было, так и нет. А если она и вправду здесь ни при чем?
— И зачем это царю Русе?
— Например, чтобы ослабить Ассирию. Окончательно поссорить меня с Ашшуром.
— Руса сейчас больше боится скифов, чем ассирийцев. И пока эта угроза не минует, междоусобица в Ассирии ему не нужна. Да и, бежав в Урарту, убийцы выдают царя Русу с головой. Прости, но я в это не верю…
— Может быть, ты и прав, — согласился Арад-бел-ит. — В любом случае, скоро многое может проясниться. На днях в Ниневии появится Мар-Зайя. Он должен привезти Саси. Есть у меня какая-то внутренняя уверенность, что он ключ не только к убийству моего сына.
***
Когда Азарий слез с нее, перекатился на правый бок, Агава наконец смогла вздохнуть полной грудью: и оттого что муж был огромен — она выглядела перед ним совсем воробышком, и оттого что резкий запах его пота, перемешанного с перестоявшейся мочой, сводил ее с ума. Дождавшись, пока он засопит, она выскользнула из-под одеяла, ступила босыми ногами на холодный земляной пол и на цыпочках перебежала к ребеночку. Здесь, взобравшись на огромный валун, накрытый мягкой подстилкой, молодая женщина
Пыталась ли Агава забыть то, что произошло с ней в доме Шимшона?
Странное дело, но она давно простила и причиненную ей боль, и тот позор, на который ее обрек Арица, вспоминала лишь миг, когда, протрезвев на короткое время, он посмотрел на нее с нежностью и лаской.
Нет, нет! Сначала она проклинала своего обидчика, ненавидела и хотела убить, но потом он стал забираться в нее все глубже и глубже, въедаться в кожу, держать ее за руку, спать с ней в одной постели.
Варда тоже приходил к ней во сне, но совсем иначе. Агава никогда не могла разглядеть его лица: то он стоял среди чистого поля, вырастая из предрассветного тумана, то медленно спускался с горы, не приближаясь к ней ни на шаг, то она слышала среди ночи его голос — Варда звал ее по имени — она пряталась, жалась к кому-то совсем родному, так похожему со спины на брата или отца… А это был Арица. Снова Арица, первый ее мужчина.
Агаве хотелось верить, что ее сын похож на своего отца — сильного и бесстрашного ассирийского воина, молодого, статного, красивого. Ну разве не видно! Тот же нос, высокий лоб, подбородок с ямочкой и, конечно же, глаза! Она даже назвала его в честь отца — маленький Арица.
В первое время, когда Дияла привезла ее на один из своих виноградников и поселила в глиняном бараке вместе с восемью рабынями, Агаве было тяжело и одиноко. Тяжело — потому что трудиться приходилось от зари до зари. Одиноко — потому что она была здесь самая молодая, самая красивая, самая обласканная. В бараке у нее было лучшее место, ее никогда не наказывали, даже разрешали прогулки перед сном к реке, где можно было подолгу сидеть, глядя в черную воду. Обо всем этом распорядилась Сара, старшая из рабынь. Причем по собственной инициативе, смекнув, что Агава представляет для Диялы определенную ценность, поскольку остальных рабынь сюда раньше доставлял приказчик.
Через пять месяцев у худенькой, совсем юной рабыни вдруг округлился животик, и всем стало понятно, что она беременна. Дияла на это известие отреагировала болезненно. Она прекрасно понимала, что этот ребенок может принести еще больший разлад в семью, ведь неизвестно, как посмотрит на это Варда и не решит ли в связи с этим Арица как-то изменить судьбу рабыни. К тому же какая-никакая, а родная кровь.
«И что мне с ней делать?» — вырвалось у Диялы. Рядом стояла Сара. Старая рабыня и посоветовала: «Пускай живет с Азарием. Он добр, не стар, опытен, да и трое детей у него сиротами остались после смерти жены, а главное — тебе полезен».
Земельный надел, на котором вот уже больше двадцати лет трудился Азарий, находился по соседству с виноградником. Но если виноградник Дияла купила за внушительную горсть серебра, то та земля досталась ее семье от наместника за службу Шимшона в царском полку. На участке росли полба, лук, зелень и множество овощей, а еще — с десяток яблонь.
Сам Азарий уже и забыл, что когда-то был свободен. Единственное, о чем он мечтал, — снова увидеть море. Он родился и вырос в одном из небольших приморских городков, расположенном неподалеку от Тира, и запах моря всегда оставался для него самым дорогим на свете. Его отец зарабатывал на жизнь тем, что шил обувь. Когда ассирийцы ворвались в их город, Азарию было всего пятнадцать. Шимшон убил на его глазах отца и изнасиловал мать. Самое сильное воспоминание детства.