Хроники новуса
Шрифт:
Через неделю пришла пора овса, за ним рожь. Страда! Наверное, потому эта пора так и зовется, что уж больно много страдать приходится. И я страдал! Если бы не заветные слова, наверняка бы слег и не успел убрать всё зерно. Пусть я отдал едва ли не четверть всего урожая, зато оставшегося мне хватит на всю зиму даже с учетом податей.
Едва всё закончилось, как к моему дому вновь подошел староста.
— Лиор, назавтра твой черед пасти стадо.
Я так удивился, что не нашелся со словами. Есть ведь обычай, что дома, где помер мужик или остались
— Твой черед еще на страду пришелся, но я тебя дергать не стал, всё ж таки ты один. Но и вовсе убрать твой дом не могу. Была б у тебя одна корова — другое дело. А за три коровы, будь добр, один день пасти все равно придется.
И ведь не сказать, что он совсем не прав. Кто будет держать три коровы, если дом неполон и нет того, кто накосит вдоволь сена, кто вычистит хлев, кто возьмет на себя главные тяготы?
— Ладно. Завтра пойду.
Выпросил у Харта кнут и с утра увел стадо.
Уже больше недели стояла жара. Это хорошо для уборки зерна, но дурно для пастбища: трава выгорела на солнце, и коровам ее не хватало. Потому я, как и другие пастухи, повел стадо вдоль ручья. Всё, что поблизости от деревни, уже было съедено, так что я гнал коров всё дальше и дальше, пока не увидел пышные зеленые луга. И впервые за долгое время я вволю отдохнул и отоспался.
Возвращался в деревню довольный. Ну а что? Не потерял ни одной коровы, вся скотина вволю наелась, вон вымя чуть ли не по земле волочат, сам я бодр и свеж, аж в голове прояснилось, пережил самую тяжкую пору, так что до дня Пробуждения всяко продержусь!
Коровы сами расходились по своим дворам, я неспешно шел за своими, и тут посередине деревни на меня налетела тетка Филора.
— Лиор, горе-то какое! Беда! Хорошо, что Мира вовремя углядела, иначе бы вовсе всё погорело, а так лишь сенник один да хлев немного занялся. Всей деревней тушили! Дом, кладовая, курятник — всё уцелело. А вот сенник…
Я бросился бежать к дому.
Там на краю, где прежде стоял сенник, доверху забитый душистым сеном, накошенным еще отчимом, зияла черная дыра. А это значит, что мои коровы не проживут эту зиму. Ни одна!
Глава 7
Я стоял перед пепелищем и молчал.
Ведь как я думал? Что староста напирал на сговор и обручение, угрожая тем, что не пришлет подмогу на поля. Зерно я всё убрал, значит, больше меня уже ничем не запугать. Ну, разве что отправить на день стадо пасти! А тут вон оно как обернулось…
Сейчас спалили сенник, а что потом сожгут? Хлев? Кладовую? Дом? Или того хуже, скирды с зерном? В них ведь и годовая подать, и еда на всю зиму, и семена на посев, и корм… В них моя жизнь!
— Тяжко одному, тяжко! Некому присмотреть за хозяйством, — проскрипел за спиной староста. — Жара вон какая стоит! Одна искра — сразу займётся. Хорошо, успели остальное подворье отстоять, иначе б вообще без всего остался.
Я боялся головы поворотить. Не знал, то ли брошусь старосте харю чистить, то ли постыдно разревусь. И сказать ничего
Как быть? Что делать? Я видел лишь два пути. Первый — сдаться: согласиться на сговор, протянуть как-нибудь до дня Пробуждения, а потом уйти. Второй — назло старосте самому сжечь всё подчистую: скирды, дом, коров. Если не мне, то и никому пусть не достанется!
Замычали коровы, требуя подоя. Они не хотели заходить в хлев — оттуда сильно тянуло гарью. Я встряхнулся. Не сегодня же будут жечь! Сначала надо дела закончить, а уж потом… Так что я отбросил думы и принялся хлопотать по хозяйству.
Вечером, ложась спать, я понял, что нет мне места в деревне. Как ни крути, надо отсюда уходить. Я ведь так и собирался, просто боялся, всё придумывал отговорки: страда, зима, скотина, но не для того я глотал ядро, не для того чуть не помер в собственном доме! Нечего новусу делать в деревне! У меня ведь и деньги есть, аж два кошеля! Только я никак не мог до конца уразуметь, что маленькие медные и серебряные кругляши чего-то стоят. Для крестьянина богатство не в монетах, а в земле, в скотине, в переполненной кладовой. Коли всё это есть, значит, не помрешь зимой, выдюжишь еще один год, а коли нет, так и монеты не помогут.
Я ведь всю жизнь здесь прожил. Как будет в ином месте? Какие люди? Где ночевать, где столоваться? Как на хлеб зарабатывать, если не растить его самому? Боязно!
На другой день я пошел к соседям и рассказал, чего хочет от меня староста и почему сгорел сенник. Тетка Филора ахала, дядька Харт молчал, хмурился, а в конце спросил, зачем я всё это им говорю.
— Не хочу я добро, отчимом и матерью нажитое, просто так отдавать старосте и Вериду. Давайте, я с вашей Мирой сговорюсь на свадьбу! Чтобы не Верид и не старик Сарен забрали мое хозяйство, а ты, дядь Харт.
— Нам твоего не надобно, — тут же отказалась тетка Филора. — Да и рано Мире о замужестве думать!
— Погодь, — оборвал ее муж. — А сам что думаешь делать?
— Уйду, иначе они меня в покое не оставят. Пожгут что-нибудь еще. К дню Пробуждения вернусь, а там видно будет.
— Хочешь, чтобы мы за твоим добром присмотрели? Не боишься, что заберу и потом возвращать не стану?
— Как надумаешь, так и делай! — улыбнулся я. — Хоть как приданое за Мирой отдавай.
— Ты, Лиор, его не слушай, — вмешалась тетка Филора. — Мы за всем присмотрим, а как надумаешь вернуться, так обратно всё и получишь.
— Я хотел до ярмарки протянуть, но видать, не судьба. Так что, дядь Харт, можешь хоть всё распродать, только не старосте и не Вериду.
— Рыжую корову оставим, — снова влезла Филора. — Я давно на нее засматриваюсь. Такая хорошая корова! Молока много дает, покладистая…
— Уймись уже. Тут мужской разговор! — прикрикнул на нее дядька Харт. — А как потом тебе монеты передать? Поди, у тебя одного ячменя на две серебрушки. Немалые деньги!
— Прибереги до дня Пробуждения. А если не приду, делай с ними, что хочешь.