Хроники последнего лета
Шрифт:
Загорский даже обиделся — человеку сообщают, что его банк лопается, а он, видите ли, глазом не моргнет. Значит, вывел уже все, надо что-то посерьезнее придумать.
— Точнее некуда. Слушайте дальше: акции уральских заводов будут арестованы, а в Швейцарию и Сингапур направят требования о замораживании счетов. На медлительность банкиров не надейтесь — уже есть договоренность с правительствами.
— Уже?
Теперь в голосе Кобельмана угадывалась озабоченность, но не было ни малейших признаков паники. Загорский лихорадочно вспоминал
— Спасибо, Виктор Сергеевич, — воспользовавшись паузой, сказал Кобельман, — я не забуду. Это все?
— Нет, — сообщил Загорский с плохо скрываемым злорадством, — ваш кот Колизеус Четвертый признан национальным достоянием, будет конфискован в пользу государства и помещен в Московский зоопарк.
— Что?! — завопил Кобельман. — Вам моих денег мало?! Не получите Зюку, не получите! Ничего у вас не выйдет!
Виктор Сергеевич расхохотался и бросил трубку. Получил, масон! Пусть теперь побегают кобельмановские ребятишки! Два дня развлечений им гарантированы. «А нечего было русский народ спаивать» — подумал Загорский, достал из бара бутылку водки, налил полстакана и выпил.
Эх, еще бы Рокфеллеру-старшему позвонить и тоже чего-нибудь этакого завернуть… но со стариком надо по-английски говорить. Не переводчика же звать! Жалко…
Загорский тяжело вздохнул, с тоской оглядел комнату и сделал глоток прямо из бутылки.
И тут появился черт.
Самый настоящий, длинный и худой как жердь, с козлиными ножками, гнутыми рогами и черным поросячьим пятачком. Одет он был в короткие штанишки с помочами, отчего имел забавный и даже трогательный вид.
Виктор Сергеевич посмотрел на черта, отметил про себя зеленоватый оттенок его шерсти, хмыкнул, достал еще один стакан, налил до краев и протянул:
— Держи!
Черт с достоинством принял, выпил маленькими глотками, понимающе крякнул и занюхал собственной ладонью.
— Могешь! — оценил Загорский.
— Работа такая, — вежливо ответил черт.
— Еще по одной?
— Не откажусь.
Виктор Сергеевич разлил остатки водки и чокнулся с гостем.
— За встречу!
Выпив, черт уселся в кресло и закинул ногу на ногу.
— Зачем пришел? — спросил Загорский.
— Поговорить.
— Поговорить, значит… Ну, давай, валяй.
— А я что… Сам ничего сказать не хочешь?
— Ну а если хочу?
— Тогда валяй. Буду слушать.
— Я тебе сказочник? — рассердился Загорский, — Мне еще рано с зелеными чертиками разговаривать!
— Да ну?! — удивился черт. — А, по-моему — самое время. Начудил? Что делать будешь?
Он говорил твердо и четко выделяя слова, отчего создавалось ощущение легкого акцента. Как у хорошо знающего русский язык скандинава или немца.
Виктор Сергеевич
— Слушай, ты, правда, все можешь?
— Не то, чтобы все, но довольно много.
— Вот, значит, как… Душу возьмешь?
— Душу? — деловито переспросил черт. — Подумать надо. Товар сейчас неходовой. Предложений много. Тебе ведь Наташа нужна?
Загорский кивнул:
— Да. Нужна.
— Дороговато… Наташа — не просто женщина.
— Я знаю.
— Тем более! Это На-та-ша! — выразительно сказал черт. — А ты какую-то душу.
— Тогда смотри!
Виктор Сергеевич вскочил, побежал к столу и вытащил из ящика кинжал, подаренный года три назад Султаном.
— У вас контракты, кажется, кровью подписывают? Смотри, вот она, свеженькая, сейчас прольется! Подумай, душа первосортная, лучше не найдешь! И только сейчас продается! У тебя три секунды! Время пошло: раз… два…
— Подожди-подожди, — черт примирительно поднял поросшую шерстью руку, — я согласен. Вот контракт.
Он залез в штанишки, вытащил оттуда несколько листов бумаги, исписанных рукописным текстом, и протянул Загорскому.
— Можешь подписать или просто поставить отпечаток. На каждой странице.
Виктор Сергеевич просмотрел бумаги и раздраженно отшвырнул их в сторону.
— Это что? Ничего не понимаю.
— Это контракт, — канцелярским голосом сообщил черт, — он написан, как и положено, на латыни. Есть еще вариант — на шумерском, но он требует глиняной таблички. У тебя есть сырая глина? Некоторые предпочитают каолин и высокотемпературный обжиг — получается фарфор, очень красиво.
— Что за бред! — возмутился Загорский.
— Это не бред, а деловые переговоры. Подписывать будешь?
— А прочитать?
— Читай.
— П-п-переведи!
— И не подумаю. Хочешь Наташу — подписывай, иначе я пошел!
Черт, желая, по-видимому, припугнуть собеседника, стал полупрозрачным, словно собрался исчезнуть.
Загорский выругался так изощренно, что черт рассмеялся и снова стал полностью материальным.
Виктор Сергеевич глубоко вздохнул, собрался с духом и только примерился резать палец, как ударил гром, вспыхнула молния и гневный голос произнес:
— Остановись!
Кинжал выпал из ослабевшей руки, а в комнате возник пухлый румяный ангел в белых одеждах, с золотым венком на голове и пушистыми крылышками за плечами.
— Не продавай бессмертную душу! Она бесценна.
В ответ черт индифферентно пожал плечами и равнодушно сказал, что по большому счету, подпись не имеет значения. Это — шаг формальный и не обязательный, и никакие канонические документы его не требуют. Достаточно одной мысли. Подумал — заключил сделку!
Ангел возразил, что одной мысли мало, нужно формальное согласие как акт, фиксирующий момент передачи души. Грешная мысль — это, конечно, много, но карать за нее как за полноценное действие несправедливо.