Хроники ветров. Книга 3. Книга Суда
Шрифт:
– В классической геометрии не могут, но математика классической геометрией не исчерпывается, тем более, когда дело касается вещей столь неклассических. Восьмерка.
Шар послушно лег в угловую лузу. Карл же перешел на другой конец стола.
– Заодно допуская, что переходя из куба в куб спускаешься по грани, а даже в классической геометрии каждая грань ведет к двум вершинам, становится понятен тот факт, почему ты, Конни, из Южного пятна вышла в Северное… Что до остального… бог из машины… поздравляю, Коннован, весьма полезное знакомство.
– Она не бог, она – ребенок.
– А с чего
Удар, и плюс пять очков.
– Значит, экспедиций больше не будет? – спросила Коннован.
– Как по мне, то не хотелось бы, к подобным предупреждениям следует относиться более чем серьезно. Если столкнуть кубики, читай остановить вращение, то грани окажутся в одной плоскости времени и пространства, и тогда… две вещи не могут занимать одну и ту же точку одномоментно, какая-то из них исчезнет. Двойка.
Промах. Шар, ударившись о край бортика, откатился назад. Минус пять и довольно неплохие шансы уравнять счет.
– Советую попробовать с девяткой, ну или тройку. Тройка надежнее, но потом девятку не возьмешь. – Карл сел в кресло и, плеснув в бокал вина, поднял. – Ну, желаю удачи.
Девять. Три. Четыре. Одиннадцать. Пятнадцать. То ли пожелание легло, что называется в руку, то ли злость помогала, но партия осталась за ним. И следующая тоже. И последняя. А злость ушла.
– Поздравляю, успехи делаешь, – Карла проигрыш не огорчил, он спокойно собрал шары в ящик, обтер кий от мела и поставил на стойку. – Ладно, время позднее… или раннее, потом поговорим. Конни, солнце, тебе отдыхать пора.
Злость вспыхнула с новой силой… какого черта…
– Какого черта ты ведешь себя, точно бык на корриде? Красной тряпкой перед носом помашут, а ты и летишь на нее… – Карл снова сидел в кресле перед камином, только на сей раз не работающим. Начищенная до блеска каминная решетка, выложенное кирпичом нутро и вылизанный огнем до черноты крюк.
– Что такое коррида?
– Коррида? Извини, постоянно забываю, что некоторые вещи здесь не известны. Коррида – это такое развлечение, когда два придурка – человек и бык – пытаются убить друг друга.
– Я не придурок.
– Да ну? А похоже, – Карл закрыл глаза. – Беспочвенная ревность, бессмысленная злость… ради чего? Вернее, из-за кого?
– Она останется со мной.
– Так я разве против?
– В Хельмсдорфе.
– Подожди еще неделю… пусть она хотя бы постоять за себя сможет, если что… – Карл зевнул. – Полагаю, будет весело…
Неделя, которую я почему-то непременно должна была провести в Саммуш-ун, оказалась на удивление долгой, тем более что Рубеус куда-то исчез, вернее, я знала, куда – у Хранителя много дел, тем более во время войны – но от знания легче не становилось. Карл заглядывал редко, поэтому сегодняшнее приглашение на ужин стало приятной неожиданностью.
– Ну, милая, должен тебя поздравить, выглядишь ты, конечно, отвратительно, но зато жива, хотя по всем показаниям выжить не должна была. Ты ешь, ешь, не стесняйся.
Ем. Горячее мясо, острый соус… Терпкое вино приятно пощипывает губы, и голова слегка кружится, то ли от хмеля, то ли от счастья. Карл сидит напротив, смотрит так, изучающе, словно не знает, что сказать дальше. Улыбается, только неискренне как-то. Странно, раньше я никогда не могла определить: искренне он улыбается или нет. Раньше я вообще не задумывалась о том, что Карл может быть неискренен.
– Еще вина? Попробуй с сыром, по-моему, вкусы великолепно дополняют друг друга.
Сам он ничего не ест, хочет поговорить со мной. Откуда я это знаю? Просто знаю и все. У сыра теплый желтый цвет, кое-где разломанный зелеными нитями плесени.
Нити – Тора – База… задание, которое я не выполнила.
– Как самочувствие?
– Нормально. Гораздо лучше, чем пару дней назад. А шрамы скоро исчезнут?
– Шрамы… – Карл взял со стола белую салфетку и сложил пополам. – Не хотелось бы лгать, но… никто на моей памяти не получал ожоги настолько обширные и глубокие. Вернее, получать – получали… сразу, когда появились первые… существенные результаты, первая партия генмодифицированных солдат и выяснилось, что при всех видимых плюсах вроде силы, скорости и выносливости имеется один существенный минус – абсолютная неустойчивость к ультрафиолету. Так вот, проект даже собирались закрыть, кому нужны воины, которые боятся дневного света. В то же время провели серию экспериментов, чтобы выяснить, насколько серьезна данная проблема, так вот, Коннован, при световых ожогах, площадь которых превышает тридцать процентов площади тела, наступает шок и смерть.
– Тридцать процентов? – У меня кусок в горле застрял. Нет, я конечно знала и о проекте, и об экспериментах, но сами цифры… тридцать процентов – это же… нереально.
– Тридцать, – подтвердил Карл. – У тебя, насколько могу судить, около семидесяти – семидесяти пяти. Прибавь сюда повторный ожог, уже не солнечный, а температурный и длительный период голодания. Ты просто-напросто не могла выжить, однако выжила, чему я искренне рад, но организм твой находится на крайней степени истощения, восстанавливаться придется долго, не день-два, как раньше, а год, или десять, или сто…
– Или вообще никогда.
– Вполне возможно и такое, – кивнул Карл. – Но я склонен полагать, что со временем все наладится, в конце концов, заживление идет, но крайне медленно. Потерпи, потом решим, что с этим делать, в конечном итоге, красавицей ты никогда не была.
– С-спасибо. – от подобного комплемента пропал аппетит. Я знаю, что не слишком-то красива… была не слишком-то красива, но и не уродлива, как сейчас.
– Ты выжила, Коннован, а это главное. Остальное – не так и важно, поверь моему опыту. – Карл, откинувшись на спинку стула, зевнул. Вежливый намек на то, что тема закрыта. – Лучше скажи, что собираешься делать дальше? Знаю, ты приняла приглашение Рубеуса.