Хроники времен Екатерины II. 1729-1796 гг
Шрифт:
индивидуальностей, понять которые невозможно вне контекста эпохи, в которой они
живут».
Надо ли говорить, что семейные дела Голицыных были нехороши? Супруга
Дмитрия Алексеевича, чтобы не пропустить лекцию в университете, могла уйти с
придворного обеда, дети были заброшены, казенных средств на обустройство дома на
широкую
посланника в Гааге много проигрывал содержанию его коллег в Париже, Лондоне и
Мадриде, а собственное состояние Дмитрия Алексеевича было незначительным.
В результате после пяти лет брака, Голицыны жили фактически врозь — Амалия с
детьми в деревне по дороге из Гааги в Швеннинген, Дмитрий Алексеевич — в городском
доме. С 1775 г. Амалия переселилась в вестфальский город Мюнстер, где князь навещал ее
раз в год.
Впрочем, Голицын придавал мало значения житейским трудностям. По вечерам в
его доме собирались литераторы и ученые, почтительно внимавшие жарким дискуссиям,
которые вел российский посланник с заезжей парижской знаменитостью. Вмешаться в них
не было никакой возможности не только по причине необыкновенного красноречия
Дидро, способного часами увлекательно рассуждать на самые разнообразные темы.
Редких смельчаков, желавших принять участие в разговоре, повелительным жестом
останавливал сам князь Дмитрий Алексеевич. А поскольку по каждому из обсуждавшихся
вопросов Голицын имел свое мнение, судил строго и Плиния, и Цицерона, то споры его с
Дидро порой продолжались до рассвета, заканчиваясь уже после того, как последний гость
покидал гостеприимный дом российского посланника.
Утренние часы Дидро по многолетней привычке проводил за письменным столом
— голландский издатель Марк-Мишель Рей, свой человек в доме Голицына, уговаривал
его издать полное собрание сочинений. Дело в том, чт7о Дидро, начисто лишенный
авторского самолюбия, часто не подписывал свои многочисленные статьи,
опубликованные в разных европейских изданиях. Рей, издавший за несколько лет до их
встречи избранные произведения Дидро, невольно включил в них немало апокрифов.
Вдвоем с Голицыным издатель уговаривал Дидро собрать и самому отредактировать свои
многочисленные статьи, романы, пьесы. Слух об этом быстро достиг литературного
Парижа, наделав много шума.
Из затеи этой, однако, ничего не вышло. Встречи с издателями, даже случайные,
редко приносили Дидро удачу.
7
4
Князь Дмитрий Алексеевич был большим поклонником
— Juger c’est sentir8, — говаривал он со значением.
Мадам Голицына, приходившая в необыкновенное возбуждение каждый раз, когда
ее муж цитировал излюбленную сентенцию Гельвеция, принималась спорить, доказывая
превосходство сердечных чувств над голосом разума.
— Счастья нет ни в удовольствиях любви, ни в удовлетворении честолюбия, ни,
тем более, в богатстве, — отвечал ей нравоучительно Дмитрий Алексеевич. — Счастье
подлинное — только в любви к науке и искусствам.
Дидро с обычной своей доброжелательностью относившийся и к Гельвецию, и к
Голицыным, и к чайкам, гортанно кричавшим на пляжах Шееннингена, деликатно
помалкивал, предпочитая не ввязываться в семейные диспуты. Впрочем, сохранять
молчание в споре о Гельвеции его побуждали и другие, более веские причины.
Сразу же после приезда Дидро князь Дмитрий Алексеевич посвятил его в тайное
предприятие, над которым упорно трудился последние полтора года. Речь шла об издании
рукописи Гельвеция «De l’homme, ses facult'es intellectuelles et son 'education»9, оставшейся
неопубликованной после его смерти в 1771 году.
Дело это, на первый взгляд вполне ординарное, вызвало впоследствии громкий
политический скандал, затронувший и Голицына, и Дидро. Поэтому мы вынуждены
прервать ненадолго наше повествование и обратиться к истории издания Гельвеция
российским послом в Гааге.
Рукопись эта, которую автор не успел опубликовать при жизни, попала в руки князя
Дмитрия Алексеевича путями неведомыми. Естественно предположить, что она была
получена от родственников и наследников Гельвеция, с которыми Голицын был дружен.
Однако переписка князя с вице-канцлером Голицыным по этому вопросу отмечена
непонятной и поэтому настораживающей таинственностью. Приказывая списать рукопись
для императрицы, вице-канцлер советовал «действовать с величайшими
предосторожностями», особо следя за тем, чтобы переписчик не сообщил на сторону о
том, что подлинная рукопись хранится у российского посла в Гааге. Не менее загадочно
выглядят и ответы Дмитрия Алексеевича. С одной стороны, он пояснял, что никакой
опасности ни наследники, ни друзья Гельвеция в случае публикации не подвергнутся, с
8 Рассуждать - значит чувствовать (фр.)
9«О человеке, его интеллектуальных свойствах и его образовании» (фр.)
другой — оговаривался: «лишь бы мы отклонили подозрения от того лица, которое