Хрущев: интриги, предательство, власть
Шрифт:
Здесь Никита Сергеевич не только врет, но и дает нам, потомкам, понять, что уже в это время он списал Сталина со счета. Теперь мы можем сказать: ссылка на физическую слабость вождя – только желание, за которым прятался злой умысел.
Вот как описывал эту же ситуацию на съезде Константин Симонов, в книге «Глазами человека моего поколения»:
«Ворошилов объявляет: «Слово предоставляется товарищу Сталину».
Зал поднимается и рукоплещет. Сталин встает из-за стола Президиума, обходит этот стол и бодрой, чуть-чуть переваливающейся походкой не сходит, а почти сбегает к кафедре. Кладет перед собой листки, которые, как мне кажется, он держал в руке, когда шел к трибуне, и начинает говорить – спокойно и неторопливо. Также спокойно и неторопливо он пережидает аплодисменты, которыми зал встречает каждый абзац его речи.
…В
И далее после паузы произносит последнюю фразу: «Долой поджигателей войны!» Он произносит ее не так, как произносили бы, наверное, другие ораторы – повысив голос на этой последней фразе. Он же понижает голос и произносит ее тихо и презрительно, сделав при этом левой рукой такой жест спокойного презрения, как будто отгребает, смахивает куда-то в сторону этих поджигателей войны, о которых он вспомнил, потом поворачивается и, медленно поднявшись по ступенькам, возвращается на свое место».
Как видим, Симонов не только говорит о содержании речи Сталина, но и описывает его походку, жесты, расстановку смысловых акцентов на отдельных предложениях. Что касается физической усталости или слабости, о которой говорил Хрущев, то этого нет даже в помине.
Сталин присутствовал и выступал на первом послесъездовском пленуме ЦК. Здесь опять сошлемся на свидетеля этого события – Константина Симонова.
«Весь пленум, – писал Симонов, – продолжался, как мне показалось, два или два с небольшим часа. Из них, примерно, полтора часа (вспомним опять Хрущева с его намеками, что Сталин во время съезда едва мог продержаться на трибуне 7 минут) заняла речь Сталина. Говорил он от начала до конца все время сурово, без юмора. Никаких листков или бумажек перед ним на кафедре не лежало. Во время своей речи он внимательно, цепко и как-то тяжело вглядывался в зал, так, словно пытался проникнуть в то, что думают эти люди, сидящие перед ним и сзади… Главное в его речи сводилось к тому (если не текстуально, то по ходу мысли), что он стар, приближается время (вспомним мучительные раздумья Сталина о бездарности своего окружения), когда другим придется продолжать делать то, что он делал. Что обстановка в мире сложная и борьба с капиталистическим лагерем (вспомним: уже в это время шла холодная война, объявленная Черчиллем) предстоит тяжелая, и что самое опасное в этой борьбе будет дрогнуть, испугаться, отступить, капитулировать. Это и было самым главным, что он хотел не просто сказать, а внедрить в присутствующих. Это, в свою очередь, было связано с темой собственной старости и возможного ухода из жизни.
Говорилось все это жестко, а местами более чем жестко, почти свирепо… За всем этим чувствовалась тревога истинная и не лишенная трагической подоплеки».
Он подверг резкой критике Молотова и Микояна. Для всех это было полной неожиданностью, но только не для Хрущева. Будучи первым секретарем МГК и куратором МГБ, он докладывал Сталину (это было тонкое «стукачество»), что жена Молотова связана с сионистами. Она выведывала тайны заседаний Политбюро у Молотова и передавала их недружественным нам государствам. Сталин обвинил Молотова в возможной трусости и капитулянтстве.
Микоян поплатился за свое откровенное признание Хрущеву, что он недоволен сталинской политикой по отношению к крестьянству.
Сталин призывал своих соратников брать пример с Ленина, который не дрогнул перед опасностью, не испугался, не капитулировал. Он говорил о Ленине, но речь, в сущности, шла о нем, о Сталине, который может быть скоро уйдет из жизни, и о тех, кто останется после него. Он призывал их к мужеству и стойкости перед возможными и невозможными опасностями и трудностями.
Все, о чем говорил Сталин, – это был плод не сиюминутных мыслей, не экспромт, а результат глубоких и мучительных раздумий о судьбе Родины после его ухода из жизни. Не найдя достойного преемника (раньше он думал, что им будет Молотов), он пришел к выводу, что в стране должно быть коллективное руководство. Он предложил преобразовать Политбюро в Президиум ЦК и увеличить его состав по сравнению с Политбюро более чем в два раза. Кроме ветеранов в него вошли молодые и высокообразованные партийные деятели: В.М. Андрионов, первый
Однако он ошибался. Такое чувство возникло не только у него, но и у Берии, Булганина… Они увидели в новых коллегах сильных конкурентов, способных успешно заменить их в любое время. Для них это была серьезная опасность. На фоне новичков они выглядели, мягко скажем, бледно. Здесь же Сталин объявил, что для руководства текущими делами следует создать Бюро Президиума из 9 человек. В него вошли все бывшие члены Политбюро, кроме Андреева (был болен), Косыгина, Микояна и Молотова. Вместо них были введены Сабуров и Первухин.
Кадровые перемещения больно ударили по самолюбию ветеранов Политбюро. Они понимали, что этим дело не закончится, что ни сегодня, так завтра они тоже могут лишиться своих постов. Сталин понимал их тревогу и решил успокоить соратников.
К сожалению, эта его речь нигде и никогда не публиковалась, а стенограмма не велась, поэтому я сошлюсь на записки участника этих событий Л.Н. Ефремова. К слову сказать, на него ссылались и другие авторы исследований этого периода.
– Спрашивают, для чего мы значительно расширили состав ЦК, – говорил Сталин, – но разве не ясно, что в ЦК потребовалось влить новые силы? Мы, старики, все перемрем, но нужно подумать, кому, в чьи руки вручим эстафету нашего великого дела, кто ее понесет вперед? Для этого нужны более молодые, преданные люди, политические деятели. А что значит вырастить политического, государственного деятеля? Для этого нужны большие усилия. Потребуется десять, нет, все пятнадцать лет, чтобы воспитать государственного деятеля.
Но одного желания для этого мало. Воспитать идейно стойких государственных деятелей можно только на практических делах, на повседневной работе по осуществлению генеральной линии партии, по преодолению сопротивления всякого рода враждебных оппортунистических элементов, стремящихся затормозить и сорвать дело строительства социализма. И политическим деятелям ленинского типа, воспитанным нашей партией, предстоит в борьбе сломить эти враждебные попытки и добиться полного успеха в осуществлении наших целей.
Не ясно ли, что нам надо подымать роль партии, ее партийных комитетов? Можно ли забывать об улучшении работы партии в массах, как учил Ленин? Все это требует притока молодых, свежих сил в ЦК– руководящий штаб нашей партии. Так мы и поступили, следуя указаниям Ленина. Вот почему мы расширили состав ЦК. Да и сама партия немного выросла.
Спрашивают, почему мы освободили от важных постов министров видных партийных и государственных деятелей? Что можно сказать на этот счет? Мы освободили от обязанностей министров Молотова, Кагановича, Ворошилова и других и заменили их новыми работниками. Почему? На каком основании? Работа министра – это мужицкая работа. Она требует больших сил, конкретных знаний и здоровья. Вот почему мы освободили некоторых заслуженных товарищей от занимаемых постов и назначили на их место новых, более квалифицированных, инициативных работников. Они молодые люди, полны сил и энергии. Мы должны их поддержать в ответственной работе.
Что касается самых видных политических и государственных деятелей, то они так и останутся видными политическими и государственными деятелями…
Сталин просит отставку
Однако, несмотря на свою прозорливость, Сталин так и не убедил соратников в необходимости уступить место молодым кадрам. Они просто испугались, что им скоро придется расстаться с насиженными местами, и затаили против вождя лютую злобу. Сталин, сам того не подозревая, своей политической реформой подписал себе смертный приговор. Соратники не простили ему угрозы своего смещения и при первой возможности расправились с ним. Позже, чтобы скрыть свои злодеяния, Хрущев будет утверждать, что не они убили его, а он, якобы, хотел их уничтожить.