Хрустальная сосна
Шрифт:
Ни Кати, ни Славки поблизости не было. Володя принес несколько пустых мешков, застелил дно телеги, примостил нечто вроде изголовья, и бережно помог мне туда устроиться.
Мне стало неловко:
– Ну что ты со мной, как с тяжелораненым, ей-богу! Извини, у меня просто перед глазами все поплыло. Наверное, от шока. Или от солнечного удара. А так я вполне здоров. И мне стыдно оставлять вас тут…
– Ладно, ладно, - скупо улыбаясь, пробурчал Володя.
– Пока я тут бригадир и распоряжаюсь. Езжай скорее в лагерь и обрабатывай свою руку.
– Еду, Володя, еду… И не волнуйся. Вечером буду здоров. А завтра
Последние слова я прокричал уже на ходу.
Телега тряслась и подпрыгивала. Но я не чувствовал ни боли, ни неудобства. Мною охватило какое-то неестественное, лихорадочное возбуждение. Я три раза подробно рассказал сидящему спиной Степану мельчайшие подробности аварии, на что он всякий раз сочувственно кивал, хмыкал и коротко матерился.
Начав в четвертый, я вдруг ощутил страшную усталость и замолчал. И остаток пути лежал на спине, трясясь вместе с телегой, глядя в жаркое синее небо, где, показываясь то слева, то справа, то уходя куда-то из поля моего зрения, плавал пятнистый коршун с раздвоенным хвостом.
Сквозь грохот я слышал умиротворяющий звон кузнечиков. И еще - пульсирующую кровь. Чтоб она не вытекла вся до капли, я приподнял руку над собой, но долго не смог держать на весу. Тогда я опустил ее себе на грудь. И скоро ощутил, как кровь ползет по моему телу, медленно затекает под меня. Но тем не менее, ко мне возвращалось привычное равновесие.
Я вспоминал, как рыдала Катя, пытаясь найти попутную машину до лагеря - и с внезапной, объективной ясностью понимал, что истерика ее была рождена не страхом за меня, а лишь последействием шока. Что в сущности я сам безразличен ей настолько же, как Володя или даже вот этот Степан. Вот если бы ранен был Славка, она бы вцепилась в волосы кому-нибудь из шоферов и заставила немедленно ехать не то что в лагерь, а в районную больницу… Ну и что из того? Я не испытывал ни горечи, ни сожаления. Мне и это было все равно. Добрый Степан привез меня прямо в лагерь, помог выбраться из телеги у столовой и, сочувственно покивав, уехал.
Голова моя кружилась от долгой тряски на спине. Я огляделся. В лагере не виднелось души. Только надсадно звенели кузнечики, которых я почему-то не замечал до сегодняшнего дня. Нет, все-таки народ не вымер. В столовой я увидел Люду. Которая, почему-то стоя, что-то соскребала у с алюминиевой тарелки. Рядом на скамейке стояла кружка.
Увидев это, я почувствовал, как внутренности мои сжимаются от жажды. Ведь мне хотелось пить еще*до того*, как все случилось - и с тех пор я так и не добрался до воды…
– Люд, зачерпни мне воды, пожалуйста!
– попросил ее я.
Она обратила ко мне бледное и, как мне показалось, заплаканное лицо, посмотрела сквозь меня отрешенно, словно сомнамбула, и снова принялась за кашу. Вероятно, не поняла моего вопроса, или все еще находилась под впечатлением того события, что ночью выгнало Вику из палатки.
Я молча зашел в столовую, здоровой рукой взял кружку и напился.
Потом принес из кухни ведро, отлил туда из фляги и вышел из-под навеса. Полив из кружки, смыл с раненой руки остатки травяной грязи и сгустки крови. И наконец, слегка содрогаясь, рассмотрел свою рану. Как ни странно, она оказалась не такой глубокой: кости остались невредимы и пальцы шевелились во всех суставах. Да и кровоточила в общем не слишком сильно - как
Забыв Катины слова насчет перекиси в ее рюкзаке, я залез в свою палатку, достал йод. Корчась от боли, вылил почти всю бутылочку прямо на рану. Потом замотал бинтом. Когда я приехал сюда, кровь из пальцев уже лишь сочилась пузырьками. Сейчас, после того, как я помыл рану, быстро проступило свежее пятно. Я разорвал еще один пакет и намотал его поверх первого, сделав из руки огромную куклу. Осталось привести в порядок внешний вид. Я расстегнул рубашку. И тотчас услышал чей-то истошный вопль:
– Ааааа!!!!!!…
Я вскинул глаза. Передо мной стояла белая, как мел Люда. Уставившись расширенными от ужаса глазами и прижав руки к ушам, она пронзительно орала на одной ноте, и вдруг замолкла, точно отсоединили батарею - после чего упала в обморок. Я раньше видел такое лишь в фильмах и думал, что это искусственная режиссерская работа. Но сейчас все произошло именно, как в кино. Продолжая глядеть на меня в упор, не опуская рук от ушей и даже не закрывая рта, Люда вдруг обмякла всем телом, потом у нее медленно подогнулись колени и она, точно складываясь, не спеша опустилась на землю перед мной. И лишь в последнюю секунду глаза ее закрылись, как у дорогой куклы, а руки, потеряв жесткость, мягко отлетели в стороны. И вот она трупом лежала у моих ног, и я не знал, что делать: приводить в порядок в себя, или возиться с ней.
Я никогда не сталкивался с подобным и, честно говоря, изрядно испугался и даже забыл свою руку.
– А?!… Что?! Что такое? Что случилось?!…
На ходу натягивая зеленый лифчик от купальника и не сразу прикрывая лоскутами нужные места, из палатки выкарабкалась сонная Тамара.
– Ек-макарек…- всплеснула она руками.
– Что с тобой, Женя?!
– Да вот, руку поранил немножко, - ответил я и виновато кивнул на бездыханное Людино тело.
– А вот она увидела и…
– А ну ее на хрен, - спокойно отмахнулась Тамара.
– Эта дура только и может, что реветь да в обмороки падать. И еще писькой своей через трусы размахивать…
Взяв у меня кружку, она зачерпнула из ведра и с размаху, широко и без всякого почтения плеснула Люде в лицо радужной струей. Та замычала, хлопнула глазами и сделала попытку перевернуться на бок.
– Оживет, - констатировала Тамара.
– А вот с тобой что… Ты смотри- ка…Екарный бабай…
Она обошла меня кругом, тронула рубашку, покачала головой.
– Да, не зря Людка коньки откинула… Видуха у тебя как у жертвы кровавого воскресенья… Руку, говоришь, поранил? А почему рубашка вся в уделана?
– Руку, руку… А на рубашку натекло, пока сюда ехал, и вообще…
– Н-да… - Тамара осторожно, но твердо взяла мою перевязанную руку, осмотрела сверху и снизу.
– Какое место?
Эта Тамара - серьезная, внимательно и явно понимающая толк в деле - не имело ничего общего с той срамной девкой, которую я видел на этом же месте минувшей ночью…
– Пальцы. Осколком… В общем, долго объяснять.
– Ну-ка пошевели…
Я повиновался. Боль пронзила меня, но кончики пальцев, торчащие из повязки, все-таки пошевелились.