Хунну и Гунны (разбор теорий о происхождении народа Хунну китайских летописей, о происхождении европейских Гуннов и о взаимных отношениях этих двух народов).
Шрифт:
Разрабатывая историю Китая, миссионерам невольно приходилось касаться я истории некоторых других народов, входивших в различные сношения с китайцами. Приходилось им касаться и Хунну. Но они занимались ими только попутно, в связи с историей Срединного царства, а не ради самих народов, не для выяснения их происхождения и истории. Этих Хунну они, не сомневаясь, считали Гуннами. Никаких доказательств этому они не приводили — отожествление было основано исключительно на сходстве имён. Вот, напр., как выразился патер Гобиль (Gaubil. Trait'e de la Chronologie Chinoise, 'ed. Sylvestre de–Sacy, 1814, стр. 58): «Эти Хунну бесспорно те, которых европейская история называет Гуннами». Больше ничего он и не сказал по этому поводу.
Сообщёнными этими учёными фактами, с добавлением многих других из китайских летописей, воспользовался французский учёный, профессор Французской коллегии, Дегинь (Deguignes). Он задался целью проследить исторический ход переселений народов с Востока на Запад, из Азии в Европу и дать полную историю этих движений. Сначала он высказался в «M'emoire sur l’origine des Huns et de Turcs» (Paris, 1748) [3] . Затем вышла его четырёхтомная «Histoire des Huns, des Turcs, des Mogols et des autres Tartares occidentaux» (1756–58). Главная его заслуга состоит в сопоставлении китайских известий с европейскими. Его отожествление народов, упоминаемых в китайских летописях, с народами так называемого «великого» переселения, за немногими исключениями, вполне удачно и признаётся до сих пор верным. Но Дегинь жил в XVIII–м веке, когда не существовало многих наук, с которыми в настоящее время история должна считаться. В его время не было ни науки о языке (лингвистики), ни этнографии,
3
Мы к несчастью не могли воспользоваться этой работой, так как её нет ни в Публичной, ни в Университетской, ни в Академической библиотеках, а выписать оказалось невозможным, так как она библиографическая редкость.
Основой классификации народов Средней Азии [4] этот ученый берёт не принадлежность народа к известной этнографической группе, а политическое разделение. Поэтому Дегинь и не делает существенного различия между Турками и Монголами. Все обитатели этих частей Азии называются у него вообще Татарами (les Tartares) и разделяются на восточных и западных. Первые, по его мнению, тожественны с восточными варварами китайских летописей, а вторые с западными [5] . Восточные Татары по Дегиню те народы, которых мы теперь называем народами тунгузского и корейского племён, как–то: То–ба (Toba), Сянь–би (Sien–pi) и др. (т. I, ч. I, стр. 179–212). За ними он признаёт гораздо менее важную роль, чем за Татарами западными, которые и служат главным предметом его сочинения. К ним то и относятся занимающие нас Хунну. На этом основании мы остановимся на них дольше и рассмотрим то, что сообщил Дегинь.
4
Под Средней Азией мы разумеем внутреннюю часть азиатского материка, ограниченную с севера Алтаем, с юга — Гималаями и китайской низменностью, с запада — Каспийским морем, с востока — Великим океаном. К таком значении мы и будем постоянно употреблять это имя в нашей работе.
5
Дегинь счёл, вероятно, это разделение чисто–географическим. Впрочем он нигде в своём сочинении не высказался по этому поводу.
«Римские историки», говорит он, «знали их (т.е. западных Татар) под именем Гуннов и рассказали много басен о происхождении этого народа, не говоря о том, откуда он пришёл. В Татарии они назывались Хун–ну (Hiong–nou) и основали большое государство, которое было разрушено китайцами. Тогда они рассеялись. Одни пошли на Запад и впоследствии вступили в Римскую империю. Все знают нашествие знаменитого Аттилы. Другие остались на границах Китая и были разбиты только татарами Жу–жеиь (Geou–gen). Некоторые поселились в Китае, где образовали много государств. Они были совершенно обессилены или, по крайней мере, не имели никакого значения в Татарии, когда один вождь этого народа, но имени Ту–мынь (Tou–muen) стал во главе многих орд и образовал новое государство. Эти народы назывались тогда Турками. Они завладели всей Татарией». Далее он говорит, что «Чингиз–хан происходил из монгольского народа, составлявшего часть народа турецкого». Вышеприведённые строки, взятые нами из первой части первого тома (стр. 213–215), которая посвящена генеалогическим таблицам государей, правивших в Азии, выражают, по нашему мнению, достаточно ясно точку зрения Дегиня. Мы видим, что он строго придерживался политической классификации. При этом Дегинь совершенно верно понял политическую историю кочевых народов Средней Азии. Вот что он сообщил, напр., на стр. 224 I части I тома: «Турецкая орда, получив власть, дала своё имя всему остальному народу, или скорее другие пароды знали Гуннов только под именем Турок, как впоследствии Чингиз–хал из орды Монголов был причиной того, что имя Монгол сделалось именем почти всех Татар», или на стр. 367 II части I тома: «Имя Гуннов совсем исчезло, как это обыкновенно бывает у Татар, у которых орда, достигшая власти, всегда даёт своё имя всему народу».
Подобные превращения одного народа в другой встречаются там сплошь да рядом. Не зная этого обычая, совершенно нельзя понять истории этих народов. Тогда придётся согласиться с тем, что в какие иибудь десять лет народ, занимавший большое пространство, был стёрт с лица земли, а на его место водворился новый, до тех пор совершенно неизвестный. Дегинь, первый писавший по этому вопросу, прекрасно понял эти политические превращения, которые остались неизвестны некоторым, значительно позже его писавшим, учёным. Однако, при решении вопроса о происхождении какого нибудь народа невозможно руководствоваться одной политической историей. Поясним это на примере. Мы знаем, что в конце I века по P.X. северные Хунну были разбиты народом Сянь–би, и с тех пор государство их перестало существовать, а возникло государство сяньбийское. Несомненно, что все бывшие хуннуские подданные стали теперь подданными сяньбийскпмн; но значит–ли это, что всё население этого государства принадлежало по происхождению к тому же племена, что и народ–победитель? Конечно, нет. Оставшиеся в новом государстве, бывшие властители, северные Хунну принадлежали к другому племени. В политическом отношении т.е. в отношении подданства — они из Хунну сделались Сянь–би, а в этнографическом отношении т.е. в отношении происхождения — они оставались тем же, чем были. Вопрос, который нам нужно решить, бесспорно этнографический: требуется выяснить происхождение парода Хунну, всё равно будет ли он победителем или побеждённым, господствующим или покорённым. Нам придётся говорить ещё дальше об этой системе политической классификации. Teперь же вернёмся к Дегиню.
Раз мы установили, что этот автор излагает только политическую историю, то очевидно, что он не был ни сторонником монголизма, ни турчизма, ни финнизма. Для него не существует этнографических различий. Это мнение высказывается им неоднократно. Он признаёт Хунну тожественными и с Турками, и с Монголами [6] .
Только одно место во всём сочинении может дать повод думать, что Дегинь признавал некоторое этнографическое различие. В примечании на стр. 114, части II, тома I, он сказал следующее: «Разделение империи Хунну на северных и южных (48 г. по P.X.) кажется, имеет большое отношение к разделению турецкого государства на Монголов и Татар. Первые — Хунну северные, вторые — южные». Нам кажется, что в данном случае автор не высказал своего убеждения, а только старался примирить турецкие предания мусульманской редакции с историческими фактами, сообщаемыми китайскими летописями. Это мы заключаем из того, что раньше, на стр. 5–12 II ч. I т., он изложил предания, сообщённые Абуль–Гази, в одном из которых говорится, что от общего предка Турка произошли два брага — близнецы, ханы Татар и Монгол. Очень вероятно, что в этом предании содержится какое–нибудь историческое воспоминание; какое — сказать трудно. Заметим кстати, что у Дегиня замечается здесь некоторая путаница. Взяв известие Абуль–Гази, что от Монгол–хана происходят Монголы, а от Татар–хана— Татары, он не выяснил — кто такие эти последние. Сам он назвал Татарами всех жителей Средней Азии — и Турков и Монголов, и Тунгузов и др. Судя же по этому примечанию Татары, по его мнению, только часть Турков. Нa стр. 368 II ч. I т. он, приступая к изложению истории восточных Турков, выводит их, сообразуясь с историей, из северных Хунну, которых он в вышеназванном примечании назвал Монголами. Поэтому, на одной и той же странице (368) он называет этих восточных Турков и Турками и Монголами [7] . Мы привели это мнение Дегиня для того, чтобы не упустить ничего, что касается в его сочинении вопроса о происхождении Хунну. Однако нельзя придавать большого значения мнению, высказанному мимоходом, в примечании и прямо противоречащему взглядам автора, которые он постоянно высказывал. Наконец, это примечание вовсе не уясняет нам мнения автора о происхождении всей массы Хунну, до их разделения на северных и южных. По этому поводу Дегинь нигде не выражается иначе, как в той форме, о которой мы уже говорили, т.е. признавая этот народ состоящим из турецких, монгольских, тунгусских и др. орд.
6
Приведём
7
При полном отсутствии точных данных возникли различные предположения. О. Иакииф Бичурин, также старавшийся согласовать эти известия («Собрание сведений о народах Средней Азии». Введение к первой части, стр. I–II), думал, что от Монгол–хана произошёл дом Хун–ну, а от Татар–хана дом Дуи–ху. И те, и другие были, по его мнению, Монголы. Вот его слова: «Хунну, по азиатским (он различает китайских и азиатских историков, разумея под последними мусульманских) историкам дом Могул–хана… Дун–ху, по азиатским историкам дом Татар–хана»… Шмидт (Forschungen, стр. 11) не верил в возможность существования этих ханов.
Рассмотрев первую половину вопроса, т.е. мнение Дегиня о происхождении народа Хунну, мы перейдём к воззрениям этого учёного на отношение Хунну к европейским Гуннам. Тожество этих двух народов кажется Дегиню несомненным, как и предшествовавшим ему миссионерам. Можно думать, что к этому отожествлению склонило его сходство имён. Вопрос о происхождении имени Хунну, подавший впоследствии повод к многочисленным спорам, разрешается им очень просто. Сообщив китайские известия о том, что этот народ при императоре Яо, т.е. за 2000 лет до P.X. назывался Шань–юн (Chan–yong. т.е. Шань–жун), т.е. горные варвары, при Шанской династии Гун–Фан (Kuei–fang), при Чжоу: Хянь–юнь (Hien–yun), при Ханях: Хун–ну (Hiong–nou), он замечает: «это слово (Hiong–nou) может быть переведено по китайски — несчастные рабы; но я думаю, что это татарское слово, которое китайцы выражали двумя знаками, образующими тот же звук. Эго слово изменено, как все иностранные слова, которые они хотят выражать на своём языке. Однако, оно может быть китайское но происхождению; нередко в татарском языке встречаются подобного рода имена» (прим. стр. 13 ч. II т. I). Он, повиднмому, не думал, что Гунны образовались сразу, путем единичного случая разделения хуннуской орды, будь то в половине I века до P.X. (когда Чжи–чжи, отделившись от Ху–хань–е, пошёл на Запад), или в конце I века по P.X. (изгнание северных Хунну). Из его слов скорее можно заключить, что это переселение происходило в течение большого промежутка времени, целыми рядами движений отделявшихся от главной орды частей. Так, говоря, как Гунны в конце I века по P.X. разбили у Яика (Урала) Аланов, он замечает, что эти последние не всегда жили там, а тоже пришли с Востока, и причину их прихода он видит в смутах, происшедших от расположения Хунну около теперешнего Тобольска, во времена Чжи–чжи. Впрочем, главным движением он, кажется, считал переход на Запад части северных Хунну, после их поражения в 93 г. по P.X., так как именно с этого года он начинает историю западных Гуннов. Относительно тожества Хунну и Гуннов он совершенно убеждён; напр., говоря о разделении Хунну на южных и северных и об удалении последних на Запад, он говорит: «Это те Гунны, которые перешли впоследствии в Европу, в правление императора Валента». (стр. 217, ч. I, т. I).
В заключение мы должны сказать несколько слов по поводу отношения Дегиня к теории монголизма. Некоторые позднейшие учёные [8] считали его создателем теории монголизма Хунну. Выше мы указали на примечание, которое могло дать повод причислять Дегиня к сторонникам монголизма, и говорили, насколько шатко, основываясь только на этом примечании, причислять этого учёного к сторонникам какой бы то ни было теории. Рассматривая вопрос с особой точки зрения, считая Хунну не столько народом, сколько государством — сторонники политической классификации должны, по нашему мнению, стоять особняком.
8
Напр. г. Семёнов, на стр. 400 I тома русского перевода «Землеведения Азии» Риттера (СПб. 1860) выразившийся так: «Дегинь, а в настоящее время о. Иакинф, считали Хунну за тождественное с Гуннами Аттилы монгольское племя». Впрочем, он, на стр. 630 того же сочинения, уже изменил своё мнение и считал Дегиня только сторонником тожества Хунну и Гуннов.
Пo прочтении сочинения Дегиня, нам кажется, можно сделать в отношении нашего вопроса следующие выводы: по мнению этого учёного 1) Хунну было кочевое государство, из которого впоследствии вышло турецкое, а затем и монгольское; 2) Гунны Аттилы — потомки части населения хуннуского государства, ушедшей на Запад. Вот всё, что по этому вопросу можно вывести из сочинения Дегиня [9] .
Система этого учёного долго не применялась. Когда возникли различные теории, то и Дегиня, не особенно вникая в его сочинение, стали относить к сторонникам первой по возникновению из этих теории, т.е. монгольской, не отличая от Палласа, Бергмана и др. От этого пренебрежения книгой Дегиня, может быть, возникли многие ошибки писавших позже, так как, если этот учёный и не распределил народы Средней Азии по расам и племенам, то во всяком случае обладал глубоким пониманием и знанием фактов политической истории. В этом отношении его, может быть, никто не превзошёл. За это будет ему благодарен всякий исследователь среднеазиатской истории. Если Дегинь был сторонником политической классификации народов Средней Азии, то это объясняется тем, что в его время не существовало никакой истории, кроме политической, не было, как мы уже сказали, ни этнографии, ни этнологии, ни лингвистики. Совсем иное отношение видим мы со стороны другого представителя этой же классификации. Любопытно, что сторонником её непосредственно за первым писавшим по нашему вопросу нужно поставить современного нам учёного, сочинение которого может считаться как бы последним словом науки по древней истории Средней Азии. Мы говорим о французском исследователе Каён (L. Cahun). Свои взгляды на происхождение Хунну он высказал вкратце в XVI главе II тома Всеобщей истории под редакцией Лависса и Рамбо, подробнее же говорил в специальном сочинении «Introduction `a l’histoire de l’Asie. Turcs et Mongols des origines `a 1405» (Paris, 1895). Эта книга посвящена истории Средней Азии с древнейших времён до смерти Тимура. В ней, помимо фактов, изложены и собственные воззрения автора на некоторые, не вполне ещё выясненные вопросы. Цель наша — только рассмотреть его взгляд на происхождение Хунну. Однако, для ясного понимания этого, нам нужно иметь понятие и о его классификации народов Средней Азии.
9
Мнению Дегиня следовали многие историки XVIII века, его современники. Таковы напр. Pray (Annales veteres Hunnorum, Vindobonae, 1701, стр. 1–60), и Гиббон (История упадка и разрушения Римской империи, т. III).
Каён является убеждённым сторонником политической классификации. Вот что он говорит, например, о группировке по племенам: «В этническом смысле слова никогда не существовало ни расы, ни даже племени гунского, мадьярского, турецкого, монгольского или манчжурского, но существовали только политические соединения, носившие их имена». Пример этому он видит в потомках Монголов, завоевавших Россию в XIII веке и говорящих, как и их предки, на турецких диалектах. «Можно распределить», говорит он (стр. 39–40): «по группам финно–угорские, турецкие, монгольские, манчжурские языки, но нельзя распределить по расам или естественным видам (esp`eces naturelles); мы видим их, насколько можем видеть в прошлом, только как искусственные соединения, нации» [10] . Вопрос расы в этом случае не нужен. Даже имена этих народов при филологическом разборе оказываются не этническими (?) именами, а определяющими образ жизни народа. Так, у Абуль–Гази первые пять турецких народов называются: Кыпчак, Уйгур, Канглы, Калач и Карлук. Кыпчак значит степняк, Уйгуры — люди соединившиеся, т.е. цивилизованные, Канглы — люди повозок и т.д. [11] .
10
Он употребляет не слово peuple, a nation, нацию, народ как государство.
11
Н.А. Аристов. (Заметки об этническом составе тюркских племён. Живая Старина, 1896) прямо отказался, в виду общего признания важности и возможности этнографической классификации, опровергать мнение г. Каёна, что эта классификация невозможна.