Хунну и Гунны (разбор теорий о происхождении народа Хунну китайских летописей, о происхождении европейских Гуннов и о взаимных отношениях этих двух народов).

Иностранцев К.А.

С многими из доводов этого учёного мы, однако, не можем согласиться. Живущие в настоящее время в Средней Азии и Восточной Европе народы, пришедшие в XIII веке с Монголами и говорящие на турецких языках, конечно, потомки турецких народов, пришедших только под властью Монголов. Политически они были Монголами, этнически же Турками. В классификации по племенам с нас даже достаточно лингвистических признаков. Мы называем Турками народы, говорящие по турецки, а Монголами, говорящие по монгольски [12] . Мы согласны, что в Средней Азии более частое, чем в других странах изменение политических групп способствовало изменению и скорейшему исчезновению племенных черт, и ничего не имеем против утверждения нашего автора, что «взаимное проникновение народов, принадлежащих к финно–угорской, турецкой, монгольской и манчжурской группам, очень древне и если не доказывает единства, то, по крайней мере, остаётся свидетелем продолжительных и часто повторявшихся сношений», но не считаем возможным отрицать распределение этих народов по племенному происхождению. Впрочем, Каён признает одно этническое имя, это имя — Турок. Вот тут то он и касается вопроса относительно древнейших обитателей Средней Азии. «Древнее имя, которое Китайцы давали предкам Турков, было Хун–ну. Это слово не имеет ни этнического, ни национального характера; оно ни турецкое, ни монгольское, а китайское и очень древнее» (46). А вот как наш автор говорит об отношениях Хун–ну к Гуннам: «Когда искали происхождение Гуннов, т.е. того народа, который пришёл в Европу под предводительством Аттилы, тратили по пусту время, чтобы доказать, что эти варвары были или не были то же самое, что Хун–ну, о которых говорят Китайцы; это напрасный спор и поиски за решением задачи, которая не имеет решения. Мы можем сказать наверно, что все Турки были Хун–ну, но мы не можем сказать, чтобы все Хун–ну были Турки. Если давать Хун–ну общий смысл, который давали этому имени Китайцы до II века, то Гунны были Хун–ну, как Турки, Монголы и Манчжуры, но среди Гуннов Аттилы были ещё другие этнические элементы, как позже среди Монголов Чингиз–хана» (47). Вот мнение Каёна о происхождении Хун–ну. Тут прежде всего возникает вопрос, почему этот исследователь считал Хун–ну чисто китайским словом и не хочет считаться с прежде высказанным мнением, что слово это китайская транскрипция туземного имени? Мы знаем, что многие учёные разделяли это воззрение на происхождение слова Хун–ну. Главная же ошибка заключается в том, что Каён думает, будто Китайцы давали этому имени общий смысл. Достаточно прочитать те переводы из китайских летописей, которые приведены у Иакинфа в начале первой части «Собрание сведений о народах Средней Азии», чтобы увидеть, что под Хун–ну китайцы разумели народ, образовавший обширное государство с определёнными законами и единым государем, а не беспорядочную массу различных племён инородцев, бродивших где–то на севере. Как

мы увидим ниже (см. главу V), Китайцы придавали этому имени совершенно особенный смысл и отличали их от некоторых других варварских народов, живших к северу от границ их государства, напр., от Дун–ху). Мы слишком мало знаем древнюю этнографию северо–восточной Азии, чтобы иметь право отрицать, что некоторые части турецкого племени даже в ту отдалённую эпоху могли удалиться от границ Китая и Монголии, центра могущества Хун–ну. Каён утверждал, что среди Монголов Чингиз–хана находились самые разнообразные этнические элементы, однако он и сам не будет отрицать, что во главе государства стоял народ, говоривший монгольским языком. И относительно Хун–ну нужно решить вопрос, какое племя у них играло ту же роль, что в Монгольском государстве Чингиз–хан и его родичи. Нам нужно решить, какое племя являлось господствующим в этом государстве, создателем его. Однако Каён видимо не считает Хун–ну праалтайцами, общим собранием угро–финских, турецких, монгольских и тунгусских племён, ещё не разделившихся на отдельные группы. Это мы заключаем из того, что он считает титул хуннуского государя «тенгри–кут» турецким (88). Он не задаётся вопросом, отчего это хуннуские государи получили турецкий титул, а ведь этот вопрос напрашивается сам собою. Далее, как примирить единую власть хуннуского государя с этой смесью племён и народов, какой является Каёну народ Хунну? Нa это в сочинении нашего исследователя нет ответа.

12

Мы отлично знаем, что возможно усвоение народом чуждого языка. Но это исключение, а мы говорим об общем правиле.

Итак, при строгом проведении политической классификации неизбежно надо придти к некоторым непримиримым недоразумениям. Только при признании влияния политического положения, но основываясь на этнографической классификации, можно решать вопросы о происхождении народов.

II.

Теория монголизма Хунну и Гуннов. Разделение её сторонников на две группы. Мнение Палласа и Бергмана; разбор их. Своеобразное мнение Амедея Тьерри. Исследование Шмидта и работы о. Иакинфа Бичурина. Разбор их. Нейман и обобщение мнений сторонников теории монголизма. Разбор его сочинения. Хоуорс и возобновление теории монголизма. Значение этой теории.

Первая по времени теория о происхождении Хунну и их связи с Гуннами была теория монголизма. Она, в лице своих представителей, распадается на две группы. Одни исследовали вопрос о Гуннах и о возможности их азиатского происхождения, считая этот народ Монголами. Другие занимались вопросом о Хунну, оставляя в стороне Гуннов. После того как представители обеих групп высказали свои взгляды, явилось стремление обобщить их и таким образом свести к общим выводам полученные в частностях результаты. Это обобщение особенно интересно своим взглядом на связь Гуннов с Хунну. Распадаясь на две группы, теория эта является однако единой, проводящей мнение, что и народ, кочевавший к северу от Китая и орда «Бича Божия», принадлежали к одному и тому же племени, были близкими родственниками по крови. При нашем изложении мы будем придерживаться порядка этой группировки. Сначала изложим мнение сторонников монголизма Гуннов и разберём их, затем доводы сторонников монголизма Хунну с их разбором и, наконец, обобщение с указанием на значение и недостатки этой теории.

Через двадцать лет после появления труда Дегиня высказался первым по поводу происхождения Гуннов известный естествоиспытатель Паллас. Он совершенно не касался вопроса о китайских Хунну и их происхождения. Его замечания касаются исключительно европейских Гуннов, относительно монголизма которых он первый высказал убеждение. Сочинение его, озаглавленное «Sammlungen historischer Nachrichten "uber die Mongolischen V"olkerschaften», состоит из двух частей и посвящено истории и быту монгольской группы (собственно монголов, бурятов, калмыков), так называемых «алтайских народов». Источниками ему служили сочинения, написанные по–монгольски, происхождение которых, как известно, сравнительно очень позднее, да которые к тому же окрашены ультра–буддийским направлением. В начале первой части (появилась в 1776 году), Паллас излагал древнейшую историю Монголов, коснулся мимоходом вопроса о происхождении тех страшных Гуннов, которые грозили Западной Европе в V в. Так как он высказался об этом в немногих словах, то мы и считаем возможным привести буквально то, что он написал. «"Oл"oты, именно та ветвь монгольского народа, которая известна в Западной Азии и Европе под именем Калмыков. По древнейшим сказаниям этого народа задолго до Чингиз–хана самая большая и могущественная часть его совершила поход в Малую Азию и исчезла там близ Кавказа. Очень может быть, что это сказание говорит о древних Гуннах, безобразие и отсутствие бороды у которых, описанные у Аммиана Марцеллина, равно как и указываемые их древние местопребывания на севере от Китая не могут относиться ни к какому другому народу в Восточной Азии, кроме как к Монголам, их братьям Бурятам и, пожалуй, к Тунгузам; современные же Калмыки имеют более богатую растительность, чем те племена, живущие на Востоке» (стр. 6) Далее он говорит, что оставшиеся на родине "Oл"oты получили от своих соседей Татар прозвище «Калимак (т.е. оставшиеся позади)». Вот и всё, что Паллас сказал о Гуннах. То же самое повторил он в своих «Reise in den Kaukasus und nach Georgien», т. I, стр. 162. Из вышеприведённого мы можем видеть, что его мнение высказано в виде догадки. Само сочинение посвящено собственно совсем другим вопросам, чем происхождение Гуннов, а потому от него нельзя и требовать специального изучения этого вопроса. Однако его предложение подверглось критике именно со стороны представителей теории турчизма. Об этом разборе мы скажем несколько дальше.

Почти одновременно или немного позже писали о Гуннах Тунман (Thunmann) в «Untersuchungen "uber die Geschichte der "ostlichen europ"aischen V"olker, 1774, Leipzig, I [13] и Энгель (Engel) в «Geschichte des Ungarischen Reichs und seiner Nebenl"ander», 1797. Но они занимались только политической историей Гуннов и не говорили об их происхождении. Поэтому мы от Палласа перейдём прямо к Бергману.

Сочинение этого исследователя «Nomadische Streifereien unter den Kalm"uken in den Jahren 1802 und 1803» вышло в Риге в 1804 г. Оно состоит из ряда писем с пути и отдельных статей по различным вопросам истории, этнографии, религии Калмыков. По занимающему нас вопросу Бергман высказался специально в особом письме — именно четырнадцатом. Поэтому мы и обратим исключительно на него наше внимание. Он занялся только вопросом о происхождении Гуннов, а потому и должен быть отнесён к той же группе исследователей, что и Паллас. Этого последнего Бергман совершенно справедливо, по нашему мнению, считает основателем теории монголизма Гуннов. «Г. Паллас», говорит он (т. I стр. 125), «насколько я знаю, впервые выставил остроумную гипотезу, что древние Гунны, которые наводнили значительную часть Европы, были монгольские народы. Наружность Гуннов, равно как и предание о бывшем действительно движении калмыцких орд на Запад, побудили к этой гипотезе знаменитого автора». Далее Бергман указал на источники о Гуннах, именно на известия Аммиана Марцеллина, Прокопия и Приска, оставивших подробное описание жизни и обычаев этого народа, равно как и упоминание различных гунских имён. По его мнению Гунны имеют много общего с Калмыками. Относительно тех и других были распространены те же самые заблуждения. Например, утверждали, что Гунны клали под сёдла мясо, употребляемое ими в пищу — то же говорили и о Калмыках. На самом же деле мясо это кладется для того, чтобы лечить ссадины на спинах лошадей. Говорили, что Гунны предаются людоедству — Калмыки до сих пор распространяют это про себя, чтобы устрашать врагов. Наружность Гуннов, описанная этими писателями (маленький рост, широкая грудь, небольшие глаза, тупой нос и др.), сходна с наружностью вообще монгольских народов. По словам Прокопия, Гунны оставляли на голове только чуб и носили одежду с рукавами, широкими у плеч и узкими у кистей рук. И то и другое — отличительные черты Калмыков. Обычаи при дворе Аттилы, описанные Приском, совершенно тожественны с обычаями существующими у Калмыков — награбленное богатство лежит в отдельном месте близ лагеря, послы сидят по сторонам князей и пр. Бергман замечает даже недостатки общие Гуннам и Калмыкам, напр. нерешительность. Самое же очевидное и убедительное доказательство тожества Гуннов и Монголов наш автор видит в собственных именах. Иорнанд (так пишет Бергман, как и все почти исследователи до последнего времени, вместо правильного Иордан) называет отца Аттилы Мунцаком (Muntzak). Слово это составлено из «му» дурной и «цак» время. Не так давно, говорит он, жил на берегах Волги калмыцкий князь с этим именем. Имя Аттила или Этцель тожественно, по мнению Бергмана, с Атель, что значит Волга. Денцик или Денцук (Dentzik, Dentzuk) тожественно с именем божества у Монголов. Эмедзар (Emedsar), более правильно может быть Эмникцар (Oemnikzar), значит по–монгольски «дикий бык», Уто (Uto)— длинный, высокий. В толковании слова Калимак Бергман не согласен с Палласом. Этому слову он даёт смысл «отступники», а не «оставшиеся позади». Он полагает, что Татары (Турки) и Монголы имели общую религию (под этой общей религией он, вероятно, разумеет шаманизм). Когда Монголы приняли буддизм, то стали отступниками, т.е. Калмыками. Те же Монголы, которые не приняли буддизм, и не назывались Калмыками.

13

Статья Тунмана «De Chunis, Cunis, Hunnis et Cumanis» (помещена в Acta societatis jablonovianae 1773), указанная Голубовским (Печенеги, Торки и Половцы; об этом сочинении см. ниже), не только ничего не говорит о происхождении Гуннов, но и истории их касается очень мало.

Приступая к разбору теории монголизма Гуннов, мы, прежде чем представить собственные замечания, считаем нужным привести возражения, сделанные до нас и притом лицами, с мнением которых по этому поводу необходимо считаться. Нужно заметить, что эти возражения настолько убедительны, что во многих отношениях совершенно подрывают авторитет этой теории, и мы, со своей стороны, не можем иногда найти лучшего возражения, как повторение высказанного до нас. Известный французский монгололог Абель Ремюза в своей книге «Recherches sur les langues tartares», Paris, 1820) на стр. 245–6 приведя гипотезу Палласа, выразился так: «Прежде чем принять это мнение, мне кажется необходимым расследовать, как называются Малая Азия и Кавказ в монгольских книгах, которые могли быть написаны самое раннее при Чингиз–хане через много столетий после экспедиции, о которой идёт речь». Он считает возможным весьма ранние переселения монгольских народов на Запад, но думает, что трудно узнать, что с ними сталось и как называются те страны, куда они пришли. Относительно предполагаемого тожества Гуннов и Монголов, высказанного Палласом и Бергманом, он выражает сомнение на том основании, что собранных до сих пор материалов совершенно недостаточно и нужно ещё исследовать многие сочинения, касающиеся происхождения Гуннов. В частности Ремюза остановился на производстве слова Калимак. Относясь скептически ко всем словопроизводствам Абуль–Гази, он указывает на то, что Калмыками называются Монголы, ушедшие вперёд, а не оставшиеся позади. Заметим, что самое производство слова Калимак, столь различное у Палласа и Бергмана, точно не установлено [14] . Даже сторонники монголизма Гуннов оставляют в стороне это сопоставление с Калмыками. Так Шмидт в своих «Forschungen» на стр. 48 заявляет, что это слово татарское, самим Монголам непонятное, а Нейман на стр. 16 своего сочинения «Die V"olker des s"udlichen Russlands» тоже высказывается против этого отожествления. Приведя предание, сообщенное Палласом, он выражает мнение, что в этом предании «очевидно смешаны» древние переселения Калмыков с более поздними Гуннов [15] . Итак мнение Палласа, высказанное мимоходом и, по мнению известного монгололога, основанное на неправильном понимании текста, не заслуживает внимания. Теперь перейдём к Бергману.

14

Ср. производство этого имени у Пешеля, Народоведение, русск. перев. 1890 г., стр. 388.

15

Дело в том, что Нейман признаёт в народе «лысоголовых» Геродота — Калмыков «ветвь далеко распространённого монгольского народа». Он приводит известие о том, что в глубокой древности эти Калмыки перешли с Востока на Запад и расположились у Кавказа и в Малой Азии, т.е. то самое предание, которое привёл Паллас.

Тут мы должны сказать, что общность обычаев Гуннов и Калмыков, как доказательство их тожества, не может быть принята. Вспомним только, как не так давно некоторые учёные именно на основании сходства обычаев считали Гуннов славянами. Вообще это сходство не кажется нам убедительным для признания двух народов за один и тот же. Если уже между Славянами, которые являются в истории осёдлыми, и Гуннами, которые в IV и V веках были отчасти кочевым, отчасти полукочевым народом, находят общие обычаи, то как же должны быть схожи обычаи двух кочевых народов, жизнь которых сложилась под всеуравнивающим влиянием степи. Неужели можно говорить, что Гунны и Калмыки один и тот же народ, только потому, что относительно тех и других были распространены те же самые заблуждения? Разве можно утверждать, что два народа тожественны потому, что носят чубы? Впрочем кажется, что эти доводы на основании сходства обычаев не убедили многих, так как о них больше и не говорили [16] . Больше

внимания обратило на себя указанное Бергманом сходство физического типа Гуннов и Калмыков. О нём позже говорили и естествоиспытатели. Так, академик Бэр, отрицавший искусственное изменение черепа у гунских младенцев, о котором сообщил Аполлинарий Сидоний, а за ним и Ам. Тьерри, считал главное ядро этого народа — чистыми Монголами (см. стр. 45 статьи Die Makrokephalen im Воden der Krym und Oesterreichs, §6, Ob die verbildeten K"opfe von den Hunnen stammen? помещенной в M'emoires de l’Acad'emie imperiale des sciences de St. Petersbourg, VII s'erie, II tome, №6). Однако, в настоящее время пришли к убеждению, что так называемый монгольский тип у восточно–турецких и восточно–финских племён выражен нисколько не менее резко, чем у собственно Монголов [17] . Западные Финны и османские Турки не особенно резко выражают монгольский тип, но если мы возьмём какого–нибудь Вогула (этот народ, как известно, принадлежит к угро–финскому семейству) или Каракиргиза (турка), то они по наружности не будут особенно отличаться от Монголов. Потому–то при пересмотре вопроса о Гуннах антрополог проф. Анучин, возражая Иловайскому, считал этот народ не арийцами, а урало–алтайцами, не относя его, однако, по физическому типу ни к одной из групп этого племени (см. Труды этнографического отделения Московского Общества любителей естествознания, 1886, VII, 37 заседание). Ещё Клапрот высказался по поводу отожествления Гуннов и Монголов на основании сходства физического типа. Он сказал следующее на стр. 239 своих «Tableaux historiques de l’Asie» (Paris, 1826): «Эти описания могут быть применены ко многим народам северной Азии; к ним подходят как Вогулы, Самоеды и Тунгузы, так и народы монгольского племени». Итак, сходство физического типа не достаточно для отожествления Гуннов с Монголами. Совершенно оставляя такое бездоказательное мнение, как заключение о тожестве Гуннов и Калмыков из общего им недостатка, мы перейдём к лингвистическим доводам Бергмана, которые сам автор считал наиболее вескими. Однако эти доводы были опровергнуты Клапротом (цитов. соч., стр. 241). Справедливо напав на произвольные сопоставления имён и слов, сохранённых нам древними авторами от языков исчезнувших народов, со словами первых попавшихся языков [18] он считает невозможным производить имя Мунцак от «му» и «цак», потому что оно пишется Mundiukhos и Omundios, из чего видно, что среднее «н» коренное и его нельзя произвольно выбрасывать. Слово Атель вовсе не значит Волга, а просто — большая река (такое значение имеет это слово у казанских татар, киргизов, башкиров и чувашей). Совершенно неверным считает он сравнение божества Денцук с именем Денцик. Божество это буддийское, а Монголы приняли эту религию в XIII–XIV веках. Как же, спрашивается, могло быть у них имя буддийского бога в V веке? [19] . С этими возражениями Клапрота согласился позже и F.Н. M"uller (Der Ugrische Volksstamm, 1837, т. I, стр. 88). Говоря о том, что имя Волги Итель или Итиль — турецкое, он считает неосновательным мнение Бергмана и отвергает его. Кроме этих двух учёных, восстал против доводов Бергмана и Венелин (Древние и нынешние Волгаре, т. I, 1829, стр. 166). Он же справедливо указывал и на несостоятельность доказательств этого учёного, основанных на сходстве обычаев и физического типа. Мы со своей стороны должны сказать, что считаем лингвистические доказательства такого рода, какие приводил Бергман, только вспомогательными и совершенно недостаточными, как единственный довод в пользу принадлежности народа к тому или другому племени. Самостоятельного значения придавать им нельзя. Мы в данном случае не говорим, разумеется, об остатках народной письменности (каковы напр. Орхонские надписи) — их значение для истории чрезвычайно важно. Если мы будем иметь что нибудь подобное в истории Гуннов и Хунну, то вопрос о происхождении этого народа будет решён бесповоротно. Недостаточными для решения мы считаем отдельные слова и имена, дошедшие в транскрипции на языках других народов.

16

По поводу заключения о родстве народов на основании сходства обычаев см. слова А. Гумбольдта, цитованные в «Geschichte der V"olkerwanderung» Пальмана, стр. 88.

17

На близкую связь между монгольскими, финскими, турецкими, самоедскими, тунгузскими, северо–восточно–сибирскими и северо–американскими племенами первый указал известный датский филолог Раск. Многие авторитетные учёные согласились с этим; см. Кастрен, Reiseberichte und Briefe, стр. 10.

18

От чего впрочем не свободен и сам Клапрот.

19

Не защищая тожество Денцука с Денциком, надо сказать, что в V веке у Гуннов могло быть буддийское божество.

Рассмотрев гипотезу Палласа и доводы Бергмана в пользу монгольского происхождения Гуннов и специально их тожества с Калмыками, мы пришли к убеждению, что их мнения уже достаточно опровергнуты, так что те, которые желают видеть в Гуннах Монголов или Калмыков, должны привести новые доказательства, а не ссылаться на двух вышеприведённых учёных — их взгляды и доказательства в настоящее время не выдерживают критики.

Несколько других, хотя и близких к двум вышеупомянутым учёным, воззрений придерживался известный французский историк Амедей Тьерри. Так как он писал значительно позже Палласа и Бергмана, тогда, когда появились и получили большое распространение другие теории о происхождении Гуннов, то, высказывая свои взгляды, он должен был считаться с воззрениями других учёных. Его своеобразное мнение, хотя и не высказанное так положительно в пользу монголизма, как мы видели это у Бергмана, всё–таки должно быть причислено к этой теории. Высказал он его в своём двухтомном сочинении: «Histoire d’Attila et de ses successeurs (Paris, 1856). Излагая историю великого гунского завоевателя, он должен был коснуться вопроса о происхождении его народа. Этому он посвятил несколько страниц своего сочинения (6–9 I тома), при чём высказал своё мнение только как предположение. Говоря о населении Восточной Европы во время появления Гуннов и специально о Финнах, он заметил следующее: «На Востоке имя Финнов исчезло, уступив место названиям союзов, которые, образовавшись около Урала, воздействовали то на Европу, то на Азию, чаще на последнюю. Самым знаменитым из этих союзов был, кажется, союз Khounn, Hounn или Гуннов, который покрывал своими ордами оба склона Уральского хребта и долину Волги». Далее, сообщив известия Птолемея и Дионисия Периегета об этом народе, он передал то, что история сохранила нам о внутреннем устройстве Гуннов. Они разделялись на две большие группы, при чём принадлежащие к восточной или каспийской назывались Белыми Гуннами, а к западной — Чёрными. Тьерри по этому случаю высказал предположение, что «гунское владычество простиралось к Востоку на народы турецкого племени, а к западу — на Финнов и, по весьма вероятной гипотезе, господствующее племя было монгольское, более резко выражающее физический тип азиатов, чем Финны. Действительно, история рисует нам Аттилу и часть гунского народа с типичною калмыцкою наружностью». Наружность Аттилы он считал, судя по сохранившемуся описанию, скорее монгольскою, чем восточно–финскою. Далее он привёл известие Аполлинария Сидония о том, что Гунны искусственно безобразили своих детей (вдавливали нос, придавали черепу острую форму и т.д.). Объяснение, которое дают этому древние писатели, т.е. что Гунны делают это для того, чтобы шлем сидел крепче на голове, Тьерри считал не заслуживающим внимания. Он скорее думал, что, так как Монголы были господствующим племенем, то их наружность считалась аристократической, и потому подданные старались искусственно приблизиться к господствующим — вот причина изменения их наружности.

Итак, считая уральских Гуннов в массе Финнами, он примкнул к второй и третьей теориям. Но господствующее племя он считал монгольским, а так как для нас важно узнать, каково было ядро народа, то мы и относим его к теории монголизма.

В предисловии мы уже сказали о нашем отношении к мнениям, выраженным в виде предположений или догадок. Тьерри высказался именно в такой форме. Он, напр., утверждал, что Аттила имел чисто монгольскую наружность и не походил на восточного Финна. Мы же выше сказали, что в настоящее время считают почти невозможным указать на различия между типами монгольским, восточно–турецким и восточно–финским. Однако на этом различии Тьерри строит целую гипотезу о верховном владычестве монгольского племени. Что касается до искусственного изменения Гуннами наружности своих детей, то против предположений Тьерри по этому поводу возражал ещё Бэр (в названной выше статье). Дело в том, что единственный сообщивший об этом был Аполлинарий Сидоний, тогда как ни Аммиан Марцеллин, ни Иордан, ни Приск не говорят об этом. Вот почему к этому известию надо относиться с большой осторожностью, и вполне понятно задаться вопросом — не является ли это сообщение попыткой объяснить до тех пор совершенно неизвестную западным народам наружность Гуннов. Вообще нужно сказать, что догадки этого учёного, равно как и его воскрешение теории монголизма не основаны на точных данных, а потому, как прежде, так и теперь не имели и не имеют серьёзного научного значения, и если иногда встречается в литературе упоминание о его мнении по данному вопросу, то это объясняется, думается нам, доступностью и популярностью вышеупомянутого сочинения [20] .

20

Относя Тьерри к сторонникам монголизма, мы не можем сделать того же в отношении Уйфальви, хотя Сейус (Sayous «Les origines et l’'epoque payenne de l’histoire des Hougrois», стр. 30) и считает мнения их тожественными, потому что оба они считали Гуннов «находившимися под монгольским влиянием». Однако на это влияние они смотрели различно.

Перейдём теперь ко второй группе сторонников теории монголизма, именно к тем, которые доказывают монголизм Хунну. Первым сторонником монголизма Хунну явился монгололог Шмидт в своих «Forschungen im Gebiete der "alteren religi"osen, politischen und literarischen Bildungsgeschichte der V"olker Mittel–Asiens, vorz"uglich der Mongolen und Tibeter, St. Pet., 1824». Это сочинение, как видно из заглавия, касается различных вопросов истории Средней Азии. Хунну и Гуннам посвящено около тридцати страниц (39–67). Будучи ориенталистом, Шмидт обратил внимание на сочинение Дегиня, с критики которого он и начал своё исследование о Хунну. Большим недостатком этого учёного считал Шмидт незнание им монгольского языка. «У Дегиня», говорит он: «Монголы являются турецкой ордой». Не понимая системы классификации этого учёного, Шмидт ближайшей причиной этого заблуждения считал мнение, будто Ту–гю (Tu–kiuei) были Турки. На основании китайских летописей заключали, что Хунну (Hiongnu) или Сунну (Siunnu) Ханьской династии и Ту–гю Танской были один и тот же народ. Из этого, по мнению Шмидта, и получилось, что «Ту–гю были Турки, более ранние Хунну тоже Турки, и позднейшие Монголы — турецкая орда». Единственным доводом в пользу турчизма Ту–гю считает Шмидт предание, по которому этот народ получил своё имя от горы, имевшей форму шлема, слова, которое на их языке называется ту–гю (в китайской транскрипции). В османском языке шлем называется «такъя»; из этого заключили, что Ту–гю и Турок — одно и то же. Но Шмидт задаётся вопросом (стр. 41): каким образом Турки приняли китайский выговор в слове, бывшем их народным именем и выпустили звук р. Он более склонен видеть в транскрипции Ту–гю монгольское слово «тулга» или «дулга», которое тоже значит шлем. Если выпустить звук л, который в конце слога так же труден Китайцам, как и звук р, то получится эта самая транскрипция. Поэтому Шмидт высказал убеждение, что и Ту–гю, и Хунну вовсе не были Турки, а чистые Монголы. Ещё более убеждает его в этом то, что изложение в истории древних Хунну у Дегиня вполне тожественно с древнейшей историей Монголов в сочинении Иакинфа (История о Монголах от древнейших времён — другое название его сочинения «Собрание сведений и т.д.»). Кроме того, сходство видно и в обычаях — Хунну, как и современные Монголы, делились на два крыла: правое и левое. Известно, что по преданию Гуннам указала дорогу через Меотийские болота (Азовское море) лань. Шмидт указал на сходство имени этого животного с именем жены мифологического родоначальника Монголов Бюрте–Чино (B"urt"a–Tschino) Марал (лань) и ещё с тем, что по китайским известиям в 967 г. до P.X. Чжоуский князь Мувань отправился в поход на монгольское (?) племя Цюань–шунь и взял в дань 400 шкур белых волков и 400 шкур белых оленей. «Везде здесь мы открываем Бюрте–Чино и Гоа–Марал в монгольском значении их имён», добавляет Шмидт. Сделав это неожиданное открытие, он в самом имени Хунну видит связь с монгольским мифическим зверем. Он указывает на то, что в северо–китайском говоре гортанные звуки южного произношения заменяются шипящими. Так северное Ся (имя династии) равно южному Хя, Бедзин — Пекин и т.д. Поэтому южное Хунну или Хюнну (Hiongnu, Hiungnu) равно северному Сунну или Сюнну (Siounu, Siunnu). По монгольски слово Чино (Tschino) выговаривается во всех диалектах Чюно (Tschiuno) или Чюнно (Tschiunno). Таким путём он сближает китайское Сюнну с монгольским Чюнно. Самый титул хуннуских, государей (по Дегиню Цен–ли–ко–то, Tseng–li–ko–to, по Ремюза Тангри–куту, Tangri–kutu) он считает тожественным с титулом Чингиз–хана Суту Богдо (Ssutu Bokdo), так как по вышеуказанному правилу Суту равно Куту. Это слово, по мнению Шмидта, ни в монгольском языке, ни тем менее в турецком, не значит сын. «Суту» значит по монгольски «правильное перо». Богдо же и Тенгри (небо) почти одно и то же; да кроме того в некоторых монгольских книгах хаганы прямо называются «тенгри». Перейдя затем к Европейским Гуннам, он заметил, что некоторые учёные (кто именно — он не говорит), сообразуясь с описаниями наружности и обычаев Гуннов, оставленными Аммианом Марцеллином, Иорнандом и Прокопием, признали их за Монголов, а Бергман пошёл ещё дальше и с большим основанием, по мнению Шмидта, утверждал, что гунские имена — монгольские. Соглашаясь с производством имени Аттилы, он считает ошибкой производство имени Мунцак от «му» и «цак». Это слово, по его мнению, то же что и однозвучное с ним и до сих пор употребляющееся у Монголов и значащее: круглый, шарообразный предмет, или же это слово близко к «мунца», которое значит: клин. Он думает, что и многие другие, приводимые древними авторами имена можно объяснить монгольскими словами: Так, Донат (Donat) равно Доной (Donoi), Каратон (Caraton) — Харату (Charatu), Бледа (Bleda) или Буда (Buda) — Бода (Boda), что значит личность или Будун (Budun), что значит туман, Баламир (Balamir) — Баламбар (Ваlambar), Эллак (Ellak) — Аллак (Alla), Субтар (Subthar) — Субударра (Subudarra) и т.д. Вообще Шмидт вполне довольствуется тем, что говорил о происхождении Гуннов Бергман, и считает их Монголами.