Хунну и Гунны (разбор теорий о происхождении народа Хунну китайских летописей, о происхождении европейских Гуннов и о взаимных отношениях этих двух народов).
Шрифт:
Клапрот не точно изложил историю Хунну. Он совершенно не упомянул об откочевании шаньюя Чжи–чжи. Какое бы значение ни придавать этому движению, несомненно о нём необходимо упомянуть. При изложении истории части северных Хунну после их откочевания на Запад он сообщил, что этот народ остановился на севере от Куча, где и жил под именем Юе–бо или Юе–бань [44] . Здесь мы сталкиваемся с каким то недоразумением, которое более склонны приписать просто ошибке Клапрота. Мы выше говорили, что Нейман предполагал видеть в стране Юе–бань или Юе–бо Эйлюзия древних или Угорский край. Дегинь (т. I, ч. II, стр. 278) тоже сообщил, основываясь на китайском сочинении Вэнь–сянь–дун–гао (Ven–hian–tung–kao), что шань–юй (или как он говорит «таньжу», tanjou) северных Хунну, перейдя страну Кан–гюй, прибыл в страну, называемую Юе–бань (по мнению этого учёного — область, соответствующая нынешней Уфимской губернии). Иакинф высказал мнение, что страна Юе–бань была, вероятно, расположена по бассейну Зайсана и занята Хунну на их пути в Кан–гюй. Часть их там и осталась. Слово Юе–бань, по его мнению, название династии, правившей над этими отсталыми [45] . Таким образом все эти учёные утверждают вопреки мнению Клапрота, что Юе–бань имя страны, при чём один высказывает мнение, что страна получила имя от династии, оставшейся там после ухода Хунну далее на запад. Что касается до известия, сообщённого Клапротом, об отправлении посольства от народа Юе–бань в Китай, то об этом подробнее сообщил Дегинь на стр. 342 II части I тома. Основываясь на известиях, сообщённых в Ган–му (Kam–mo), Ли–дай–цзи–су (Lie–tai–ki–su) и Вэнь–сянь–дун гао (Ven–hian–tung–kao), он рассказал следующее: «Более всего беспокоило жужанского Чу–ло–хана посольство, которое Гунны, жившие в Юе–бане или стране Башкиров, отправили к императору Вэй, чтобы предложить ему заключить договор, по которому они обязывались напасть на Жу–жань со стороны запада, тогда как Вэй сделали бы то же самое с другой стороны Азии; кажется, это посольство было отправлено Аттилой, который только что подчинил все народы северной Европы и государство, примыкавшее к Жужанам». Дегинь, как и Клапрот, относил это событие к 448 году по Р.X. Таким образом, этот факт нисколько не противоречит существованию Гуннов в Юе–бане. Так как Гунны в 448 году, т.е. за три года до Каталаунской битвы, подвинулись на Запад очень далеко от пределов Восточной Европы, то, быть может, посольство не было снаряжено самим Аттилой, а какой нибудь оставшейся позади ордой, которая и вступила в сношения с далёким Востоком. Может быть также, что, когда Гунны ушли из Юе–баня, имя их осталось там памятным и перешло на другой народ, ничего общего с ними не имевший. Наконец, если принять мнение Иакинфа, то и в таком случае ничто не будет противоречить тожеству
44
По мнению Вивьен де Сен Мартена, высказанному в статье «Sur les Huns Blancs ou Ephtalites» (в Nouvelles Annales des voyages, t. III, 1849, стр. 39, np. 4) при Ханях Кан–гюем называлась не Согдиана, а киргиз–казацкая степь, вопреки мнениям Клапрота и Ремюза (Nouveaux m'elanges asiatiques, стр. 225).
45
Вот текст перевода с китайского: «Владение Юе–бань лежит от Усуня на северо–запад… это есть аймак, прежде принадлежавший северному хуннускому шаньюю, прогнанному китайским полководцем Дэу–хянь. Северный шаньюй, перешед через хребет Гинь–вэй–шань (Тарбагатай), ушёл на запад, в Кангюй; а малосильные, которые не в состоянии были следовать за ним, остались по северную сторону Кучи» (Собр. свед. о нар. Ср. Азии, т. III, стр. 163–5); а вот собственное мнение Иакинфа: «Юе–бань есть название владения, занимавшего земли от Усуня на северо–запад. Это был один из аймаков, принадлежавших северному хуннускому шаньюю… Слабосильные заняли нынешний Тарбагатайский округ под названием дома Юе–бань» (ibid., указатель имён географических, стр. 109).
Клапрот привёл не много доказательств в пользу турчизма Хунну. Это, вероятно, объясняется тем, что он уже не первый писал об этом, а только повторял и распространял то, что до него сказал Ремюза. Дальше мы приведём свои дополнительные соображения по поводу турчизма Хунну.
Такое же недоразумение, как и с Юе–бань, мы встречаем у Клапрота и в другой раз, именно в изложении истории Гуннов. Сообщив, что первыми известиями о Гуннах обязаны мы Дионисию Периегету, он старался сопоставить эти сообщения с тем, что передал нам Эратосфен (по Страбону). Нужно сказать, что это сопоставление первый сделал не Клапрот, а гораздо раньше его Тунман (Untersuchungen "uber die Geschichte der "ostlichen, europ"aischen V"olker, 1774, Erster Theil). Приведём его слова: «Дионисий Периегет располагает Гуннов у Каспийского моря, там, где впадает в него Волга,.. Уже по словам Страбона сидел здесь, у Каспийского моря народ Уитиев, к северу от Каспиев, тогда как эти последние жили к северу от Албанов. В таком же порядке поместил Дионисий Гуннов, всего далее на север, потом к югу Каспиев и Албанов» (стр. 24–25). Поэтому, в данном случае Клапрот только повторил то, что сказали уже до него. Посмотрим теперь, насколько возможно подобное отожествление. Против него восстал уже Нейман (см. стр. 39 его сочинения). Действительно, неужели достаточно одного этого порядка для того, чтобы утверждать, что два народа, не имеющие никакого сходства в имени, как Гунны и Уитии ( или , Utii) одно и то же? Разве не мог Дионисий, который, как и все писатели греко–римского мира, плохо знал географию Средней и Северной Азии, прямо списать из Страбона перечень народов, живших на запад от Каспийского моря, заменив только менее всех других в этом перечне известный ему народ Уитиев — Гуннами, которые в его время настолько усилились на границах Европы и Азии, что неясные слухи о них стали доходить и на Запад? Итак, принимая отожествление Гуннов с Уитиями произвольным, мы считаем Дионисия Периегета и Птолемея, сохранившими нам древнейшие известия о Гуннах. Остальные известия древних о Гуннах, по нашему мнению, переданы у Клапрота правильно.
Вполне верно сообщение, что византийские писатели производили Мадьяров от Гуннов. В данном случае впрочем нельзя относиться строго к этому мнению византийцев. Дело в том, что страшные набеги кочевников не скоро забывались, и долго ещё народы, приходившие из тех же мест, откуда пришли некогда грабители и враги культуры и осёдлости, назывались теми же именами. Вспомним только, как долго держалось имя Скиф. Далеко не все учёные согласны производить Мадьяров непосредственно от Гуннов. Некоторые видят причину существующих, у Венгров преданий о происхождении их от Гуннов, просто в том, что они поселились там же, где некогда жили Гунны, т.е. в Паннонии и в силу этого унаследовали местные предания. Таковы, напр., мнения Уйфальви (Migrations des peuples touraniens, стр. 85) и Ам. Тьерри («Histoire d’Attila», tome II, р. 360). С. Кассель, исследователь древнейшей истории Мадьяров, тоже не соглашался с этим отожествлением (см. S. Cassel, «Madyarische Alterth"umer». Berlin, 1848, стр. 1–70) [46] . Хотя Клапрот не утверждал, что Мадьяры чистые потомки Гуннов, а думал, что ядро этого народа, т.е. правители и окружавшая их дружина были Гунны, однако мы именно это и считаем сомнительным.
46
Французский угролог Сейус (Sayous) в своей небольшой, но очень полезной, как обобщение всех предшествующих исследований в этой области, книге «Les origines et l’'epoque pa"ienne de l’histoire de Hongrois» (Paris, 1874), считал, однако, возможным установить через Секлеров связь Мадьяров с Гуннами, «в том смысле по крайней мере, что переселения Гуннов, Аваров и Венгров три результата аналогичных движений народов одной и той же расы» (см. стр. 29). Впрочем отожествление подобного рода устанавливает лишь очень отдалённую связь между двумя народами.
Мы не видим также особенного «характерного различия» в том, что один народ жил в войлочных палатках, а другой ездил в повозках, запряженных быками. В одном случае византийцы могли говорить о способах передвижения Гуннов, а в другом китайцы могли рассказывать о жизни Хунну во время стоянки.
За Ремюза и Клапротом последовали многие учёные. Под явным влиянием последнего находился А. Жардо в сочинении «R'evolutions des peuples de l’Asie moyenne» (Paris, 1839). Хунну у него Турки (t. I, pp. 175–6), Гунны же Финны (t. I, p. 139), и при том Финны восточные (t. I, pp. 166–168; см. также приложенные ко II тому таблицы). Отожествлять Хунну и Гуннов он не считает возможным. Возражения его против Дегиня и теории монголизма есть повторение возражений Клапрота (особенно ясно влияние Клапрота в том, что он считал Юе–бань именем Хунну, ушедших на Запад). Знаменитый географ Карл Риттер в первом томе своего «Землеведения Азии» (русский перевод, СПб., 1850), говоря об Инь–шане, коснулся и Хунну. Тут он высказал тот взгляд, что «они принадлежали к родам многочисленного туркского племени» и что имя их есть «обращение в дурной смысл неимевшего такого смысла, созвучного туземного имени» (625). Мы не будем долго останавливаться на том, что сообщил Риттер, так как в его сочинении повторены мнения Ремюза и Клапрота [47] . К этому же взгляду на происхождение Хунну присоединился и другой известный географ Рихтхофен (China, т. I, стр. 49). В пользу турчизма Хунну высказались ещё известные этнографы Ф. Мюллер (Allgemeine Ethnographie, Wien, 1873, стр. 347–348) и Жирар–де–Риалль (M'emoire sur l’Asie Centrale, Paris, 1875, стр. 37, придерживавшийся, повидимому, того взгляда, что Хунну и Гунны один и тот же народ, см. стр. 29), В.В. Радлов (К вопросу об Уйгурах, LXXII т. Зап. Ак. Наук, ирилож. №2), Н.А. Аристов (Заметки об этническом составе тюркских племён в Живой Старине за 1896 г.) и др. В пользу финнизма Гуннов высказались финские учёные Кастрен и Коскинен. Первый в своих «Reiseberichte und Briefe» (herausgegeb. von A. Schiefner, 1856) на стр. 9 высказал мнение, что «Гунны были по всей вероятности предками Финнов», а в «Ethnologische Vorlesungen» (СПб., 1857) повторил то, что сообщил Клапрот (стр. 55–58), хотя тут, признавая Гуннов алтайцами, сомневался, к какой группе их отнести (стр. 71) [48] . Коскинен в своей «Finnische Geschichte» (Leipzig, 1874) на стр. 4 причислил Гуннов к угорской ветви финского племени [49] . F.H. M"uller в своём сочинении «Der Ugrische Volksstamm» (Berlin, 1837), в I томе, сказал по поводу происхождения этого народа следующее: «Мы понимаем под именем гунских народов тех, которые обыкновенно называются финскими и которые русскими называются чудскими, также угорскими народами, но лучше всего могли бы вообще назваться уральскими, хотя это наименование имеет более географический, чем историко–этнографический характер» (стр. 2). Шафарик в «Славянских древностях» (перев. Бодянского, 1847 г., т. I, кн. II, стр. 87–88) повторил выводы Клапрота и отрицал словопроизводства, предложенные сторонниками монголизма. К его мнению относительно несостоятельности этих словопроизводств присоединился венгерский учёный P. Hunfalvy в «Ethnographie von Ungarn» (Budapest, 1877). Однако этот исследователь не считал возможным с точностью определить племенную принадлежность Гуннов; Гунны, как и их потомки Болгары, были, по его мнению, Угры; но к какому отделу этого племени они принадлежали — сказать трудно (см. у него стр. 77 и 252–255). Историк Пальман высказался за финнизм Гуннов (Geschichte der V"olkerwanderung, 1863, стр. 91). Из русских учёных явился сторонником теории финнизма Гуннов этнограф Риттих (Материалы для этнографии России, Казань, 1870, т. I, стр. 25), который даже склонен был прямо считать их за Остяков, смешанных с Вогулами, Вотяками и Башкирами. (Впрочем позже, в изданных этим исследователем «Четырёх лекциях по русской этнографии», говоря мимоходом о Гуннах, он назвал их турецким народом, в войсках которого были Угры, Финны и Славяне. См. стр. 36 этого исследования).
47
Заметим, что Риттер, следуя за Лассеном (Die altpersischen Keilinschriften von Persepolis), признал в десятом народе персепольской гвоздеобразной надписи (Hun^a, Hunas) — Гуннов (см. русский перевод Землеведения Азии, Иран, 1874, стр. 106). Однако это имя надо читать Яўна и разуметь под ним Ионян или вообще Греков (см. там же статью Шпигеля, стр. 166). Витерсхейм, руководившийся исследованием Фейера (о нём см. ниже), повторил однако то, что сообщил Лассен. Барон П.К. Услар (Древнейшие известия о Кавказе в Известиях Кавказского Отдела Географ. Общ., XII, стр. 535) тоже принял это мнение (следуя уже не Лассену, а Риттеру). Д.И. Иловайский повторил сообщенное Усларом (Поборники норманизма и туранизма в Русской Старине, 1882. т. XXXVI, стр. 612).
48
Вот почему мы и не можем считать Кастрена определённо высказавшимся за мнение Клапрота, как то думал Семёнов на стр. 632 I тома «Землеведения Азии» Риттера.
49
В «Geschichte von Ungarn», Fessler’a (второе издание, обработанное Клейном, Leipzig, 1867, Erster Band, 11) хотя ничего не сказано определённого относительно того, к какой этнографической группе надо отнести Гуннов, однако принято то мнение Клопрота, что они и Хунну не тожественны.
Найдутся, конечно, и ещё многие другие сторонники этой теории; мы старались указать, главным образом, наиболее авторитетных. Одни из них просто высказывались за принадлежность Гуннов к обширной Финской группе урало–алтайских народов, другие даже считали их специально Уграми и предками Мадьяров.
Рассмотрев взгляды учёных сторонников этой теории и представив разбор их, мы должны сказать, что она совершенно противоположна теории монголизма. Она отрицает все три положения этой последней: и монголизм Хунну, и монголизм Гуннов, и тожество этих двух народов. Что касается до её общего значения, то нужно сказать, что, хотя некоторые положения её мы и считаем смелыми и недоказанными, однако большой заслугой её является то, что её представители, излагая ход переселений народов из Средней Азии в Европу, внесли в свою работу больше порядка, больше системы, чем сторонники первой теории, придерживались более правильного мнения о ходе переселений различных народов из Средней Азии в Европу. Поэтому она стала ближе к истине, чем первая. Только при знании общего хода истории, можно решать отдельные вопросы.
IV.
Теория финнизма Хунну и Гуннов. Сен–Мартен, его общие взгляды и мнения относительно отдельных частей этого вопроса. Сторонники Финнизма Хунну. Вивьен–де–Сен–Мартен и разбор его доводов. Семёнов, его доказательства в пользу финнизма Хунну и их критика. Мнение Уйфальви. Общее значение этой теории.
Третья теория не произвела такого переворота во взглядах на происхождение Хунну и Гуннов, как вторая. В то время, как эта последняя отвергала всё, предложенное сторонниками монголизма, третья теория отчасти примкнула к воззрениям второй, По скольку представители этой теории являются сторонниками финнизма Гуннов, постольку же они могут быть причислены и ко второй теории. Различие между ними состоит в том, что думая видеть в Гуннах и Хунну один и тот же народ, они считают и китайских Хунну — Финнами. Таким образом, с одной стороны, защищая финнизм Гуннов, выставленный второй теорией, с другой же стороны соглашаясь с тожеством Хунну и Гуннов, которое предложил Дегинь, а за ним сторонники монголизма, эта. третья теория является как бы «примирительницей» различных воззрений. По времени своего появления она позже как той, так и другой из вышеприведённых теорий.
Первым, предложившим её, был известный французский арменист Сен–Мартен (Saint–Martin). He издав по этому вопросу отдельного труда, он говорил о нём в своих замечательных примечаниях к «Histoire du Bas–Empire, Lebeau, главным образом в IV томе (Paris, 1824). К сообщениям Лёбо о происхождении
50
Всё равно «Обязаны ли они возникновением турецкому или финскому племени», прибавляет Сен–Мартен.
Что касается до сообщения исторических фактов, то Сен–Мартен первый указал на известия о Гуннах, встречающиеся у армянских писателей (см. Lebeau, т. III, стр. 277, прим. 3). В них сообщалось, как царь Тиридат Великий вёл войны с Гуннами (Хунк). Царь этот правил с 259 по 312 г. [51] Основываясь на этих армянских известиях, равно как и на сообщениях Дионисия Периегета и Птолемея, Сен–Мартен вывел заключение (Lebeau, т. IV, стр. 63, прим.), что до начала второго века по Р.X. Гунны жили на берегах Каспийского моря, Волги, Танаиса (Дона) и даже Борисфена (Днепра). Считая же Гуннов тожественными с Финнами, он нашёл упоминание о них и у Тацита. На основании слов этого автора и предполагаемого им (Сен–Мартеном) тожества он считал, что народ этот жил между Чёрным и Балтийским морями вплоть до Ледовитого океана.
51
Заметим, что Сен–Мартен первый указал на вероятность того, что Хиониты и Гунны один и тот же народ. Лёбо (II т., стр. 177) сообщил, что Сапор, царь персидский, вступил в 357 году в войну с Хионитами, Эйзенами (Eus`enes) ц Геланами (G'elanes). В примечании Сен–Мартен выразил мнение, что Хиониты и Гунны — один и тот же народ. Поэтому Витерсхейм (Geschichte der V"olkerwanderung, Zeipzig, 1881, Zweiter Band, Ueber den Ursprung der Hunnen, стр. 16–17) неправ в том, что приписал себе и проф. Шотту открытие тожества Гуннов и Хионитов.
Весьма замечательно по нашему мнению то, что сказал Сен–Мартен о переходе имени с одного народа на другой (прим. 1 стр. 65. т. IV). «Нужно обратить внимание на то, что сходство между двумя древними народами, указываемое греческими и римскими писателями, не всегда служит доказательством того, что эти два народа принадлежат к одному и тому же племени; это только значит, что они наследовали друг другу в одной и той же области. Потому то Гунны носят часто имя Скифов»… Сен–Мартен коснулся также и вопроса о монгольском типе Гуннов. Он думал, что все то, что передают об их наружности, очень хорошо объясняется обычаями этого народа. Из этого можно, нам думается, заключить, что этот учёный признавал возможным то, что сообщил Апполинарий Сидоний об искусственном изменении Гуннами своей наружности. Говорил Сен–Мартен и о китайских известиях о Хунну, но только мимоходом и при том основываясь на сообщениях Ремюза (см. Lebeau, т. IV, стр. 74, прим. 2). Он критиковал также и предположения Дегиня о титуле хуннуского государя. Вот его слова по этому поводу (т. IV, стр. 75 прим. 1): «Национальный титул повелителей Хунну был не Таньжу (Tau–jou), как писал Дегинь, а Шень–юй (Tchhen–ju); историк Гуннов плохо прочёл два китайских знака, образующих это имя. Слово Шень–юй не значит сын неба, как думал Дегинь, но этот титул, которого значение неизвестно, прибавляли к Тенгри–кугу т.е. сыну неба». Что касается до отношения Гуннов и северных Хунну после 93 г. по Р.X., то Сен–Мартен думал, что «из рассказов китайских историков видно, что остатки этого народа (т.е. северных Хунну) и царского племени (race royale) удалились к уральским горам, но нельзя точно установить их тожества с Гуннами, которые позже управлялись Аттилой. Можно думать, что Финны, имя которых тожественно имени Гуннов, уже жили в странах, где мы застаём их теперь». Итак, по мнению Сен–Мартена, Гунну и Хунну были Финны и вследствие этого общего происхождения они тожественны.
Как видно из изложенного нами, мнения Сен–Мартена можно разделить на две части: первая касается общих соображений относительно происхождения Хунну п Гуннов, вторая — частных исторических фактов и их объяснений. Сообразуясь с порядком его изложения, мы сначала представим критику его общих воззрений, а затем мнений по отдельным вопросам.
Принимая тожество Гуннов и Финнов, Сен–Мартен считал основным доказательством для этого то, что все народы, живущие теперь на тех же местах, где некогда жили Гунны, и по преданиям происходящие от них, говорят на финских языках. Мы должны возразить по этому поводу то, что недостаточно ещё жить в тех же местах, где жил когда то народ, чтобы быть его потомками. Все, входившие в состав гуннского государства, назывались Гуннами, но не были ими по происхождению. Народные предания Мадьяров хотя и связываются с именем и историей Гуннов, однако эти предания, как мы уже говорили, лицами, весьма компетентными в этом вопросе, считаются не отвечающими исторической действительности. Ещё Вивьен де–Сен — Мартен высказался против отожествления имён Гунн и Финн. Он назвал его «более, чем случайным». О нём же писали и некоторые другие учёные. Так, Нейман (цит. соч., стр. 15) указал на то, что сами Финны называют себя Суоми или Саме, слово же Финн есть немецкий перевод этого слова, которое значит «болотный житель». Тацит, думал Нейман, только потому и назвал этот народ Финнами, что известие о них пришло к нему через Германцев. Уйфальви (цит. соч., стр. 98) и Тьерри (цит. соч., т. 2, стр. 5) тоже утверждали, что сам народ называет себя Суоми. Этого же взгляда придерживался и Цёйсс (Zeuss) (Die Deutschen und die Nachbarst"amme, 1837, стр. 272, прим. 2). Особенно же вески в данном случае замечания специалистов финнологов, напр. Келлгрена (Dr. Kellgren, Les Finnois et la race ouralo–alta"ique, помещено в Nouvelles annales des voyages, ann'ee 1848, t. III). Он, утверждая, что слово Финн есть только немецкий перевод, приводил в доказательство то, что звука «ф» даже нет в языке этого народа. Насколько шатки подобного рода словопроизводства, можно видеть из того, что Венелин, совершенно отрицавший тожество Гуннов не только с Финнами, но и с каким бы то ни было из урало–алтайских племён и старавшийся первый доказать славянство Гуннов, находил сходство между словами: Гунн — Венд (Древние и нынешние Болгаре, 1829, т. I, стр. 173). Не касаясь вопроса о происхождении финского народного имени, я скажу только, что подобное основанное только на созвучии отожествление совершенно нас не удовлетворяет. Раз мы примем мнение Сен–Мартена, что Гунн — Финн, то не меньше доверия будет заслуживать и предположение Венелина, что Гунн — Венд [52] . Мы не можем согласиться с тем, что северные известия говорят о Финнах, а южные о Гуннах. Тацит писал тогда, когда южным путём не шло ровно никаких известий о Гуннах. Кроме того, северные известия говорят о Гуннах; скандинавские саги знают страну Chunigard или Hunaland [53] . С большим знанием историко–этнографических вопросов указал Сен–Мартен и на то, что хотя Хунну и Гунны принадлежали к разным племенам, но имя их могло быть одно и то же, перешедшее путём завоевания и покорения с одного народа на другой. Тут он действительно явился примирителем [54] . Необходимую в подобных случаях осторожность выразил Сен–Мартен в допущении, что мог быть перенос имени Гуни или Финн с турецкого, господствовавшего племени на подданных. В указании исторических фактов мы должны быть признательны Сен–Мартену за то, что он указал на армянские источники о Гуннах. Не имея предвзятых планов, Сен–Мартен справедливо начал изложение известий о Гуннах с Дионисия Периегета и Птолемея, ни слова не говоря о мнимых известиях Страбона и Эратосфена. Вполне прав был Сен–Мартен в своём приговоре относительно родства различных народов, приводимого у древних писателей греческих и римских. В противоположность этому, трудно согласиться с искусственным изменением Гуннами своей наружности, равно как и с его мнением, что Финны и Турки физическим типом резко отличаются от Монголов. Что касается до его разбора мнения Дегиня о титуле хуннуских государей, то мы должны сказать, что Дегинь действительно везде называл его tanjou. Очень может быть, что, сообразно мнению Сен–Мартена, это — ошибка, никто из других, писавших по этому вопросу, не упомянул об этом титуле в такой форме. Однако, на стр. 25 II части I тома, Дегинь дал другое чтение. Он сказал, что хуннуские государи носили титул «тань–жу или шень–юй (Chen–ju), который есть сокращение Цень–ли–ко–то–тань–жу (Tcem–li–ko–to–tan–jou), т.е. сын неба на языке Хунну». Но тут же в примечании он заявил, что в этом выражении Цень–ли значит небо, а ко–то–тань–жу — сын, по объяснению Ма–дуань–линя, а по историку Ханьского дома «цень–ли» значит «небо», «ко–то» — «сын», «тань–жу» — «высокий и плотный человек» (grande et large figure). Поэтому, Дегинь не утверждал, что шань–юй значит «сын неба», а полагал, что всё выражение имеет такое значение, оговариваясь в примечании, что существуют другие объяснения. Признавая слова Гунн и Финн за слова тожественные, Сен–Мартен конечно должен был счесть уход северных Хунну на Запад не важным. В заключение нашего разбора мы должны сказать, что Сен–Мартен, не будучи специалистом по истории Средней Азии, очень мало касался вопроса о происхождении Хунну и вообще их история. Он в этом случае основывался на доводах предшествовавших ему исследователей. Более занялся он вопросом о происхождении Гуннов. Тут он сообщил несколько новых и важных данных (напр., армянские источники). Особенно же интересны в его замечаниях общие взгляды на отношения кочевых народов.
52
Считаем необходимым привести мнение академика А.А. Куника относительно происхождения имени Финн (стр. 80–81 «Известий Аль–Бекри»): «Прежде предполагали, что Финны получили свое название от финского слова kainu (низменность), но теперь это словопроизводство считается столь же ненаучным, как и производство название народа Суоми (Финны, по эст. S^om — Финляндия) от слова suo (болото), тогда как оно происходит от общераспространенной Формы названия племени Sam, в котором m не окончание, а входит в состав корня. Также оказывается и общераспространённое производство слова Fenni от древне–норманского fen (болото), готского fani (грязь, помёт) чисто абстрактным словопроизводством. Но из какой же грамматики в таком случае вычитали, что форма этого народного названия именно германского происхождения?» Мы, в свою очередь, задаёмся вопросом: как же это слово может быть финским, раз в этом языке нет звука ф?
53
Другое дело, в каком значении. Однако слово было им известно, и они не употребляли вместо Chun или Hun слова Finn.
54
Впрочем о возможном перенесении имени говорил ещё до него Ремюза.