Хунну и Гунны (разбор теорий о происхождении народа Хунну китайских летописей, о происхождении европейских Гуннов и о взаимных отношениях этих двух народов).
Шрифт:
III.
Теория турчизма Хунну и финнизма Гуннов. Абель Ремюза, как сторонник первой части этой теории и разбор его доводов. Клапрот — главный представитель этой теории. Его исследования и разбор их. Другие последователи этой теории. Её общее значение.
Следующая по времени за теорией монголизма была теория, отличавшая Хунну от Гуннов и считавшая первых Турками, а вторых Финнами. Особенно строго проводил её известный полиглотт Клапрот, неоднократно писавший по этому вопросу и доказывавший несомненный, как он думал, финнизм Гуннов и турчизм Хунну. Этот учёный справедливо считается главным представителем теории. Более того, он, собственно говоря, создал её, он же развил и распространил её в науке. Если теория монголизма образовалась постепенно, слагалась из мнений различных учёных и нуждалась в окончательном обобщении, то теория финнизма Гуннов и турчизма Хунну сложилась сразу; она обязана своим явлением одному учёному. Таким образом, если она должна была быть цельнее первой, то в ней однако более допустимы недосмотры. Трудность создания усложнялась ещё тем, что предлагавшему её нужно было не только доказывать верность своего взгляда, но и отрицать другие, предшествовавшие доводы. Из всего этого видно, что взявший на себя такой труд должен был являться настоящим реформатором в изучаемом нами вопросе, и таким действительно
Однако, признавая всё значение этого учёного, мы должны сказать, что ещё до него высказался по поводу происхождения Хунну, уже придерживаясь мнения о турчизме этого народа, известный французский монгололог Абель Ремюза в своём сочинении «Recherches sur les langues tartares» (Paris, 1820). В этом исследовании, как уже видно из самого заглавия, не историческом, он однако коснулся некоторых исторических вопросов. К ним принадлежит и вопрос о происхождении Хунну. О Гуннах он почти ничего не говорил. Поэтому мы и можем считать его первым, высказавшимся по поводу новой теории, отвергающей старую, но только относительно одной её части, именно происхождения Хунну. Вышеназванное сочинение касается татарских языков, т.е. имеет цели филологические. К этим языкам наш автор причисляет: манчжурский, монгольский, восточно–турецкий и тибетский. Кроме небольшого предисловия, введения и небольшого же заключения, сочинение это делится на семь глав. Первая говорит об этих народах вообще. Вторая касается несториянско–татарского алфавита. Третья — древнего письма Татар. Четвёртая — орфографии и грамматики Манчжуров. Пятая — монгольского языка и его диалектов. Шестая — восточно–турецкого или уйгурского языка. Наконец, седьмая — тибетского. Интересующего нас вопроса Ремюза коснулся в первой, пятой и шестой главах. Сообразно с этим начнём и мы обозрение его мнений и доказательств.
Говоря о различных именах татарских народов, этот учёный должен был сказать и о происхождении имени Хунну. Он вообще придерживался того взгляда, что почти все варианты имени этих кочевников, приводимые в китайских летописях, тенденциозные переделки с оскорбительным значением. Так «Хунь–ё (Hun–yo) может значить проданные рабы; Гуй–фан (Koue"i–fang) — дьявольские, Хянь–юнь (Hian–yun) канальи, Хунну (Hiong–nou) — дурные рабы, Ту–гю (Thou–kiouei) — наглые собаки и т.д. Это — воспоминания о ненависти и презрении, который китайцы всегда имели к Татарам вследствие их невежества, а также разбоев и набегов, которые они постоянно совершали на земли империи» (стр. 8–9). Однако он думает, что Китайцы не произвольно выдумывали эти выражения, а обращали внимание на имена, которые Татары сами себе давали. Он склонен видеть в них татарские имена, только транскрибированные по китайски, с изменениями, свойственными китайскому языку. Он думал, что китайцы старались, чтобы соединение знаков, передовавших [так в тексте] эти имена, имело бы сатирический или презрительный смысл. При этом Ремюза указал на слово Ту–гю, которое, будучи верной передачей слова турок на китайском языке, вместе с тем имеет ругательный смысл (стр. 9). Подтверждение этому он видит ещё в том, что у китайских авторов иногда имя одного и того же народа изменяется по эпохам, но эти изменения никогда не бывают очень значительны, и без всякого труда можно заметить их общее происхождение. Так один и тот же народ носит то имя Хунь–ё, то Хянь–юнь, то Хунну (стр. 10).
Очень трудно, по его мнению, найти настоящее имя народа, имея только китайскую транскрипцию. Причиной этого бывает часто незнание языка народа. Этот случай мы имеем и в отношении Хунну. Тут Ремюза высказал своё мнение о тожестве Хунну и Гуннов и указал на Дегиня, как на главного представителя этого отожествления. «Однако нужно сказать по правде», замечает он, «что Дегинь недостаточно доказал это тожество, которое, хотя и предлагает в свою пользу некоторую вероятность, но представляет и довольно большие затруднения» (стр. 11 и Введение, стр. XLVI). В совершенную противоположность Нейману, Ремюза придерживался того взгляда, что «историки и географы китайские, говоря о татарском народе, всегда стараются указать группу, к которой он принадлежит, относится ли это напр, к Хунну, т.е. Туркам или к Дун–ху, т.е. к Восточным варварам» (стр. 23). Итак, хотя в вопросе о происхождении имени этих кочевников Ремюза и придерживался мнений, не отличавшихся от мнений некоторых из предшествовавших ему писателей [32] , но он развил их и даже привёл в систему, распространив эти изменения не только на данный случай, но и на другие. Многие сторонники монгольской теории, напр. Нейман и Иоакинф, придерживались этого же мнения относительно измененпя имени, и вообще нужно сказать, что оно может считаться наиболее распространённым в исследованиях, касающихся нашего вопроса.
32
Вспомним мнение Дегиня по этому поводу.
Говоря о Монголах, Ремюза в следующих словах охарактеризовал отношение их к Хунну и позднейшим кочевым государствам: «Монголы наверно часто входили, по крайней мере в качестве вассалов или подданных, в состав тех страшных союзов, которые образовывались к северу от Китая и угрожали целой Азии, под именами Хой–хэ (Hoe"i–ke), Ту–гю (Thou–kioue"i), Жуань–жуань (Jouan–jouan), a в еще более древнее время Хунну (Hiong–nou), Хянь–юнь (Hian–yun) и др.» (стр. 242). Отыскивая древнейшие известия о Монголах, он даже высказал предположение, что Хунну, разделившись на северных и южных, следовали «естественному разделению двух народов, говоривших на разных языках, но до тех пор соединённых», т.е. что Хунну разделились на два, составлявших их элемента — на Турков и Монголов [33] (стр. 243). В этом предположении, кажется нам, можно слышать отголосок сообщений Абуль–Гази и мнения Дегиня. Однако, трудно определить, каких Хунну он считал отделившимися Турками и каких — Монголами. Если судить по порядку, в котором он упомянул о них, то можно думать, что северные Хунну были, по его мнению, Турки, а южные Хунну — Монголы. Впрочем, он высказался мимоходом, так что его воззрению, как и мнению Дегиня по этому поводу, нельзя придавать большого значения.
33
Хотя роль Монголов до разделения он, видимо, считал совершенно незначительной, так как Хунну (до разделения) он называл Турками.
Более всего он сказал о Хунну в главе, посвящённой турецким народам (стр. 249–330). Турецкое племя, считает он, как и большинство исследователей, одним из самых древних в Средней Азии, самым большим по числу принадлежащих к нему народов, наконец имевшим более всех других сношений с Западом. Он замечает, что, когда Китайцы говорят
Сравнительно очень мало сказал он об отношениях Хунну к Гуннам. Мельком он заметил только, что не могут касаться его сочинения события, «которые распространили имя Хунну на Гуннов, если только это имя есть то же самое, что имя Гунн» (стр. 328). Тут же он добавил, что хотя Дегинь и считал это тожество несомненным, однако он представляет довольно много затруднений (каких именно, он не сказал) и нуждается в новых доказательствах (стр. 328, прим. 3).
Из этого обзора мнений Ремюза мы можем заключив, что он главным образом говорил о происхождении Хунну, причём считал как этот народ, так и его потомков Ту–гю — Турками, допуская впрочем, что в их состав входили и другие элементы, но только в виде подданных или вассалов. Гуннов же он считал Финнами. Этого он впрочем не доказывал или считая аксиомой, или думая, что этот вопрос не относится к области его знаний, и потому опираясь на мнение других. Из этой разноплеменности Хунну и Гуннов естественно следовал вывод, что они не могли быть одним и тем же народом. Могла быть только передача имени, о которой, впрочем, как мы уже видели, Ремюза не распространялся.
Перейдем теперь к разбору его мнений. То, что он высказал по поводу происхождения имени Хунну, весьма вероятно. Некоторые учёные [34] , приняв это воззрение, не соглашались при этом с его переводами некоторых имён этого народа [35] . Но даже расходясь в понимании смысла отдельных слов, нельзя не видеть сходства в звуках между Хунь–ё, Хянь–юнь и Хунну. При этом созвучии гипотеза Ремюза делается правдоподобной. Говоря неоднократно о бездоказательности Дегиня относительно тожества Хунну и Гуннов, этот исследователь не приводит нигде доводов в пользу принятия его взгляда. Если всё различие между Хунну и Гуннами Ремюза видит в их разноплеменности, то этого ещё недостаточно для отрицания исторической связи и даже, до некоторой степени, тожества этих народов, особенно если он сам допускает передачу имени [36] и правильно смотрит на племенный состав кочевых народов [37] . Как мы уже говорили, его мнение о стремлении китайских писателей всегда указать племя упоминаемого ими кочевого народа, противоречит утверждению Неймана, что Китайцы не различают кочевые народы по племенам. Выше мы сказали, что этот учёный однако вместе с тем признавал, что сами Китайцы делали различие между Монголами, Тунгузами и Турками. Таким образом он впал в противоречие с самим собою. Об этих взглядах китайских писателей мы скажем дальше (см. главу V), тут же только заметим, что, по нашему мнению, действительности отвечает больше мнение Ремюза.
34
Напр., как мы уже видели, Нейман.
35
Напр. Ремюза переводит Хунь–е — проданные рабы, а Нейман — лукоеды.
36
Впрочем Ремюза не объяснил, каким путём могла произойти эта передача. По нашему мнению передача имени может быть в подобном случае только при перенесении династионного имени одного народа на другой.
37
В этом же отношении он может служить примером. Вспомним его мнение о составе Хунну.
Мнение его о возможности видеть в разделении южных и северных Хунну — естественное разделение этого народа на Монголов и Турков, не было проведено с последовательностью, да при том оно и не имеет большого отношения к нашему вопросу, так как Ремюза, как мы уже сказали, считает Монголов скорее за южных Хунну, а для нас именно важен вопрос о племени древних Хунну и их северных потомков, как возможных соплеменников Гуннов Запада. Этих древних Хунну Ремюза, не сомневаясь, считал Турками, хотя и высказался по этому поводу, не приведя многих доказательств. Так, напр., не мешало бы привести те хуннуские слова, которые Ремюза считал несомненно турецкими. Вообще нужно сказать, что всё, что этот учёный высказал по нашему вопросу, высказано им как то мельком, что объясняется, по нашему мнению, тем, что он в этом сочинении не мог говорить подробно по вопросу о происхождении народов и их племенной принадлежности, так как в таковом случае уклонился бы от основной, Филологической задачи своих исследований. Об этом конечно надо сожалеть, так как такой талантливый и при том обладающий методом учёный бесспорно принёс бы много пользы. Его нужно считать первым, предложившим считать Хунну Турками.
Хотя Ремюза и первый высказался за турчизм Хунну, однако главным представителем этой теории, как мы уже сказали, должен считаться Клапрот. Он неоднократно писал об этом и не мимоходом, а посвящая специальныя исследования. Его мнения далеко не всегда были основательны и безошибочны, однако с многим из того, что он писал, надо считаться. Впервые высказался он по этому поводу в «Asia polyglotta» (Paris, 1823). Тут ещё, выступая с новыми взглядами, он, видимо, руководился сообщениями Ремюза. Так, начиная изложение о Турках, он сказал следующее: «китайские летописи называют их Chiun–j"u [38] , при династии Шан (1766–1134 до Р.X.); при Чжоу (1134–256 до Р.X.) они назывались Chian–j"un, а при Цинь и Хань (256 до Р.X. — 263 по Р.X.) — Chiung–nu. Видно, что это одно и то же имя с незначительным изменением в выговоре» (стр. 210). Далее он сообщил о древнем китайском известии, что князья этого народа происходили от Ш"un–wy или Chiun–y"u (обе транскрипции Клапрота), сына последнего императора династии Хя (Hiа), который, после смерти отца, бежал с 500 человек в землю этого кочевого народа и сделался чень–ю (шаньюй), или царём.
38
Транскрипция Клапрота, как и все следующие транскрипции этого имени в данном отрывке.