И это пройдет…
Шрифт:
Аня скорчила недовольную гримасу. Они стояли на центральной площади возле памятника жертвам интервенции. Вокруг громко скандировали: «За честные выборы! Пошли вон фальсификаторы!». Аня осмотрелась: рядом достаточно молодые ребята с плакатами, дальше, за ними пожилая пара с флагами, в мегафон вещает какой-то парень. Аня прослушала имя, он рассказывал, как его отчислили из МГТУ за одиночный пикет: «Интересно, за что на самом деле его выгнали, сколько предметов он завалил?»— думала девушка, ей совершенно не хотелось стоять в толпе людей. Она очень сомневалась в их адекватности. Мимо них с Надей только что прошли 4 парня, они несли на плечах черный гроб, на крышке которого белыми
— Как нам стояние здесь поможет писать? — снова заныла Аня.
— Не нравится, иди домой, — в сердцах воскликнула Надя, — мне надоело, ты просто невыносима, знаешь, если ты привыкла все получать по взмаху ресниц, если тебе устраивает, что тебя не слушают, а только смотрят на голую грудь и ноги, то меня нет, я хочу чего-то добиться в этой жизни умом! — сверкая глазами закончила она.
— Воу, как много всего я о себе узнала, — сквозь зубы процедила Аня, — хорошего тебе вечера, — с этими словами она развернулась и начала проталкиваться сквозь толпу. «Помешались они что ли, на всех этих митингах, Леху в Москве задержали, Оля тоже вышла на протест. Как она там говорила? Нельзя оставаться равнодушными к нарушениям, у тебя отнимают твое право, твою свободу. О чем они все, как будто не в России живут и не понимают, что стой не стой, кричи не кричи, а все равно никто тебя слушать не будет. Как можно устраивать мирные протесты в стране, где до сих пор не прекращается Красный террор. О каких таких честных выборах они мечтают, их никогда не было и не будет. Единственное, чего они реально добьются — шествий под окнами поликлиник за талончиками к врачу и на флюорографию!» — размышляла она, огибая сугробы, преграждающие дорогу к вокзалу.
— Старший лейтенант Хорин, девушка, предъявите документы, — перед Аней возникло широкое лицо, мужчина напряженно смотрел, ноздри его широко раздувались.
— Я что-то нарушила? — вытаскивая из сумки паспорт, спросила Аня.
— С митинга идете, — уточнил он, открывая первую страницу и записывая ее паспортные данные на какой-то лист.
— Вам какая разница? — недоумевая, огрызнулась она.
— Лента ваша белая приметная очень, вот фиксирую, — ответил он.
— Потрясающая наглость, с каких пор у нас за ношение ленточек документы проверяют? — возмутилась Аня.
— Такой приказ, — холодно ответил он, протягивая паспорт, — можете идти.
Недовольно стуча каблуками, Аня двинулась в сторону автобусной остановки, то, что он записал ее данные, ничего хорошего не сулило.
***
Толпа скандировала и улюлюкала, у микрофона выступал Леонид Парфенов: «В кои-то веки Вологда оказалась либеральнее Москвы, пожалуй на следующие выборы я возьму открепительный и поеду к маме, там есть надежда, что меня хотя бы посчитают…». Громкий смех прокатился по рядам присутствующих. Оля вздрогнула, она стояла на морозе уже несколько часов, в руках у нее была белая роза, на груди приколота лента. «Зачем нам говорят о честности те, кого мы и не обвиняем во лжи? — думала Оля, — почему они перед нами, а не вместе с нами, почему не требуют правды, зачем столько пафоса? Пиарщики, писатели, блогеры, но никого, кто бы мог хоть как-то повлиять на ситуацию», — Оля тяжело вздохнула, нет, здесь делать нечего, надо уходить. Она развернулась и пошла. Но стоило ей добраться до края толпы, как она увидела вооруженных людей в масках и касках, они схватили какого-то парня с такой же как у Оли лентой и силком заталкивали в автозак. Парень упирался, он отталкивал хватавших его мужчин. Девушка
— Прекратите, — закричала она, но никто ее не слышал. Оля хотела кинуться на одного из задерживающих, но не успела, кто-то схватил ее за талию и стал оттаскивать.
— Сумасшедшая, — прозвучало прямо в самое ухо, тряся головой и отбрыкиваясь Оля увидела очень старенького усатого седого мужчину, на глаза ему съезжала кепка, — прекрати, глупая, тебя тоже в участок заберут, а там уж по головке не погладят, — продолжал он, стараясь как можно крепче ее держать.
— Да как вы можете, за что его задерживают? — визжала Оля.
— Раз задерживают, значит виноват, зачем же вы все сюда пришли, эх молодежь- молодежь, ничему вас жизнь не учит, нас танками давили, а вы с цветочками ходите — сетовал он, утягивая Олю подальше от страшной картины.
***
— Пап, я развестись хочу, — сказала Полина, вытягивая ноги на диване, за окном мела пурга, голые ветки стучали по стеклу, но дома ей было уютно как никогда.
— Все, нажилась? — спросил папа, выключая звук у телевизора.
— В общем то да, надо заметить- не самое приятное занятие в моей жизни, — сладко потягиваясь, ответила Полина.
— Я знал, что так будет, матери-то сказала? — деловито осведомился отец.
— Утром еще, она не особо довольна, но в основном тем, что я буду снова жить с вами, с ее слов, вы только жить начали, — улыбнулась Поля.
— Ты поменьше мать слушай, она просто не хочет становиться бабушкой, — поглаживая себя по животу, рассмеялся отец.
Поля улыбнулась. Ей ужасно надоел Вадик, его постоянные придирки. Вчера он сообщил, что она плохо готовит, утром был недоволен рубашкой. Сейчас она задавалась одним единственным вопросом: зачем вообще она с ним сошлась и вышла за него? «А я еще Аню обвиняла в глупости, — молча рассуждала Полина, — а сама замужем за редкостным кретином». Она вспомнила их разговор и поморщилась:
— Поль, чем за хрень, почему все мои рубашки мятые и на стуле валяются? — потрясая одеждой, недовольно рычал Вадик.
— Где оставил, там и лежат, — ответила Полина, отхлебывая из чашки горячий чай.
— Какого, х…я? — взвился он.
— Что именно? — прикидываясь идиоткой, спросила она. Ей ужасно надоело ходить за Вадиком и убирать, он был совершенно нечистоплотен.
— Ты почему их не постирала и не погладила? — продолжал орать он.
— Не успела, — пожимая плечами ответила Полина.
— Что значит не успела? Ты баба, это твоя обязанность- успевать, вот моя мать …
— Что же ты с матерью не живешь, раз она такая замечательная? — удивилась девушка, Вадик уже не первый раз заводил разговор о талантах своей матушки. Свекровь была для Полины адским кошмаром, она регулярно наведывалась к ним домой, рылась в шкафах, тыкала в пыльные плинтуса и постоянно попрекала Полю тем, что ей от ее сына нужны только деньги. Но уйдя в декрет девушка осознала, что никаких особых денег у Вадика и нет, есть понты, гонор и мать, которой он отдает половину зарплаты.
Полина закрыла глаза, ей почему-то представился ее преподаватель, его проницательный взгляд и добрая улыбка.
***
Мира повернулась в постели, кости ломило, горло драло так, словно по нему били теркой, веки припухли. Грипп, самый настоящий, тяжелый. Уже третий день у нее держалась температура 39,4. Она протянула руку и взяла с тумбочки чашку. С огромным усилием она села, сделала глоток и поморщилась. Компот из калины жуткая гадость. Почему мама считает, что от него быстрее поправляются.