И это пройдет…
Шрифт:
— С чего ты взяла? Нет, она дождалась, только кроме меня еще одного бандюка, он поднялся тогда хорошо, ее в модельки пристроил. Только он женат был. Я как последний дурак по ночам вагоны разгружал, колечко ей купить хотел, думал, что заживем, а она с ним по ресторанам ездила. А потом его убил кто-то.
Аня задумчиво смотрела на Игоря, размышляя, может ли она спросить. Он увидел ее странный, подозрительный взгляд.
— Ты давай там, не придумывай, не я его шмальнул, — резко садясь, сказал он, неправильно истолковав ее взгляд.
— Я другое спросить хотела, — куда-то в подушку пробормотала она. На самом деле Ане хотелось знать, какие чувства он испытывает
— Ну, давай, жги, — недовольно просопел он.
— Сколько ты с ней встречался?
— Два года, — нехотя ответил Игорь.
— И где она теперь? — спросила Аня.
— Без понятия, когда этого мужика грохнули, она ко мне прискакала, а я на нее смотреть не мог, так мне было противно. Она ревет, прощения просит- гадость, одним словом. Я, кстати, после этого в Москву уехал, учился там, работал, по России покатался знатно.
— Значит, кроме нее никого? — уныло спросила Аня.
Игорь молчал, он не понимал, что она хочет услышать. Он не был мастаком по части романтических признаний, ему казалось, что того, что у них есть- вполне достаточно. Зачем она усложняет? Он уже предложил ей вместе жить, разве этого мало?
— Я домой пойду, — сказала Аня, старательно завешивая лицо волосами. Не поворачиваясь к Игорю, она встала, начала одеваться.
— Когда мы снова увидимся? — стараясь сохранять самообладание, спросил он.
— Не знаю, у меня до 17 января сессия, потом я на каникулы домой поеду, — ледяным голосом ответила она.
— Значит, ты ко мне не переедешь? — в тон ей ответил Игорь.
— А зачем? — неожиданно громко спросила Аня, — ведь и так все нормально, тебя устраивает, меня тоже, — она вышла в коридор, через минуту хлопнула дверь.
Игорь остался один, он встал и пошел в ванну, умылся холодной водой. Мысли роились словно сумасшедшие пчелы. Разговоры о бывшей девушке вывели его из равновесия. Он вспомнил свой родной Екатеринбург, сестру, маму, любимый Верхне-Истринский район, двор, заросший рябинами и боярышником, длинную веревку, на которой сушились тельняшки и рубашки, гаражи, за которыми он курил с пацанами, пятиэтажку из красного кирпича, малюсенькую квартиру, где на стене висел ковер с оленем, в углу стоял полированный сервант, на полке красовался сервиз «Мадонна», белый фаянсовый конь с золотой гривой и фотография отца. Он погиб в Афгане в 1988 году.
«Какая же сложная баба, — думал он об Ане, — не хочет жить с мужчиной, но выходит замуж, высмеивает привязанности. Не говорит ни да ни нет. Сама ничего не может решить. Есть только сиюминутное хочу. Словно маленький капризный ребенок.».
Игорь зашел на кухню. На столе стояла большая тарелка с мясом по-французски, в вазе намытый виноград и почищенный ананас, две тарелки, два бокала. Ему вдруг стало не по себе: Аня явно хотела его порадовать, Он сел за стол, подвинул блюдо и ткнул в мясо вилкой, попробовал: «Один в один как у матери», — мелькнуло в его голове. Та готовила такую картошку каждый Новый год. Игорь вспомнил, как маленьким ждал праздника. Собирались гости, соседи приносили свои табуретки, салаты или студень, приходил мамин брат, который заменил ему отца, с банкой икры и какой-нибудь интересной игрушкой. Мать ставила на стол праздничную посуду: темно-синий стеклянный салатник и такие же бокалы. Сестра пекла торт «Наполеон» или медовик. Игорь непременно первым накладывал себе из огромного блюда, от которого за версту полз крепкий аромат сыра и лука, закусывал мандарином, смотрел на экран телевизора, где
***
Мира смотрела на Мишу, он ходил из угла в угол и молчал. Известие о ребенке его шокировало. Не так она себе все представляла.
— Это точно? — наконец спросил он.
— Да, я вижу, что ты не очень рад, — осторожно проговорила Мира, хотя внутри у нее разгоралась обида.
— Причем тут рад или не рад, я не ожидал, к таким вещам надо заранее готовиться, а ты поставила меня перед фактом, — садясь перед ней на табуретку, сказал он, — я ошарашен, мне надо подумать, ты хочешь его оставить?
— В смысле? — брови Миры поползли вверх, — ты предполагаешь другие варианты?
— Ну в общем да, — быстро ответил Миша.
— Потрясающе, — голос Миры дрогнул, она была в ужасе от того, что парень хочет ей предложить.
— Подожди, ты неправильно меня поняла, я не отказываюсь, я спрашиваю, ты действительно этого хочешь? — попытался оправдаться Миша.
— Любая девушка хочет, — нервно перебирая руками, ответила Мира, она была ужасно разочарована.
— Ну если ты уже все решила, что тогда обсуждать? Я же не подлец какой-нибудь там, только на свадьбу у меня денег нет, — безнадежно опуская руки, сказал он.
— Нет и нет, жениться вовсе не обязательно, — Мире было гадко, Миша не только не обрадовался, но и попытался сделать ей одолжение, ее это определённо не устраивало, — я в мастерскую поеду, поработаю, — сухо ответила она.
— Мир, подожди, ты обиделась, — Миша пошел за ней в коридор, — ну ты же должна меня понять.
— Не продолжай пожалуйста, — холодно глядя на него, попросила Мира, — я тебя поняла.
Они стояли в коридоре друг напротив друга и молчали.
***
Оля вошла в вагон, вечерний поезд на Москву был почти пустой, она устроилась в кресле у окна. Ей ужасно хотелось скорей оказаться у себя дома, недавно она переехала в крошечную однокомнатную квартиру, там ее ждала елка, гирлянда на окнах, завтра она должна была встретиться со своими институтскими подругами- они собирались на каток.
— Чай, кофе желаете? — спросила улыбающаяся румяная проводница.
— Чай и круассан, пожалуйста, — попросила Оля.
Женщина принесла стакан в до блеска начищенном подстаканнике. Оля осторожно помешала ложечкой сахар и отхлебнула горячую жидкость. Почему в поезде чай всегда особенный? Девушка с удовольствием откинулась в кресле и достала книгу, которую ей подарил папа. На обложке неровными буквами красовалось: Марк Твен. Рассказы. Оля открыла первую страницу «Письмо ангела»:
«Небесная канцелярия. Отдел прошений.
20 января.
Эндрью Лэнгдону, углепромышленнику,
Буффало, штат Нью-Йорк.
Согласно полученному распоряжению, честь имею уведомить вас, что ваш новый подвиг щедрости и самоотречения занесен на отдельную страницу книги, именуемой "Прекрасные деяния человеческие". Позволю себе заметить, что это — отличие не только исключительно высокое, но единственное в своем роде.