И это все, за что я борюсь

Кейс Сия

Мы подходили все ближе к каретам, я начинал чувствовать запах лошадей и лакированного дерева, из которого сделаны наши экипажи. Я слышал скрип двери, открывающейся, чтобы впустить нас внутрь.

— Жаль, что вы не верите мне, леди Милит. Надеюсь, вы все же образумитесь за время нашего пути. — Вежливо, но все же с недовольством сказал герцог под аккомпанемент собственных удаляющихся шагов.

— Отвратительнейший тип! — Прошипела девушка, залезая в карету. Ее подошвы заскрипели по узким ступенькам.

Схватив

меня за руку, она затянула меня вслед за собой. Оказавшись на мягком сиденье кареты, я сложил руки на коленях, пока дверца со стуком закрывалась. Кучер подал команду лошадям, и мы в молчании тронулись с места.

— Ты можешь снять шляпу. — Где-то через минуту нарушила тишину Милит, — Ты и так таскаешь ее везде.

— Это не простая шляпа. Я не могу ее не таскать. — Выпалил я.

Если честно, я хотел, чтобы она спросила. Я ждал этого.

— Не простая? — Рассмеялась Милит, — А какая — волшебная!?

— Нет. Просто она подарок. Единственный подарок моей матери.

Мне так отчаянно захотелось рассказать ей об этом, что я уже готов был начать, даже не услышав от Милит проявлений интереса. Но она все же спросила, за что я был ей неимоверно благодарен:

— Единственный? Твоя мать герцогиня, она что, не может позволить более частые подарки для сына? Ты прости конечно, я говорю то, что думаю…

— Ты сама вчера сказала — я не похож на унаберца. Все потому, что я унаберец лишь наполовину. Герцогиня — мне никто. Хотя… не совсем. Она — убийца моей матери — отцовской служанки с юга.

Милит с шумом втянула воздух:

— Вот почему ты его ненавидишь.

— Что? — Подозрительно переспросил я. Милит была права, но откуда она узнала…?

— Когда речь зашла о вашем с Энвалом отце — тогда, на королевском завтраке — твое лицо стало таким, будто ты съел кусок лимона. Вот я и решила, что это больная тема.

— Да, больная. — Я признавал это, но не понимал, почему решил открыться ей. Об этом я не говорил даже с Энвалом, — Потому что он не остановил это. Не остановил, хотя говорил, что любит ее!

— Получается, ты — бастард? — Вздохнула Милит.

Я рассмеялся. Так громко и так безумно, что мне и самому показались правдивыми некоторые из сплетен обо мне. Вцепившись руками в сиденье, я придвинулся ближе к девушке, сидящей напротив.

— Она повторяла мне это каждый день. И не только это. Вся ее ненависть была направлена на меня. Она называла меня уродом и подзаборным выродком, а я ночами сидел и думал лишь о том, как однажды увижу ее лицо и выколю ей глаза, чтобы она знала, как это — видеть только пустоту.

Я остановился. Буквально замер на ходу и понял, что позволил эмоциям взять верх. Нужно было остановиться, замолчать, я и так выложил Милит слишком многое. Расслабившись, я выдохнул и прижался к стенке кареты.

Девушка молчала. Мне хотелось, чтобы она ответила хоть что-то, пусть даже

одно-единственное слово, но она не произносила ничего. И эта тишина начала медленно разъедать меня.

Сколько же я рассказал ей! Словно выпустил всех своих демонов наружу, и они вцепились в нее, показав свое настоящее лицо. Должно быть, Милит никак не может отойти от шокирующего осознания того, что я могу быть таким — безумным, громким, резким.

Она может возненавидеть меня.

— Мне было пять лет. — Неожиданно даже для самого себя заговорил я. Мой голос стал гораздо тише, я почти не узнавал его, — В тот день было так тепло… Мама сказала, что это солнце. Оно всегда теплое и… желтое. Она поставила меня под его лучи и дала ее, — Я коснулся привычной грубовато-твердой поверхности шляпы, — надела прямо на голову. Она была такая громоздкая и тяжелая, и я сразу же пожаловался на это. И тогда мама сказала, что однажды я стану таким большим и высоким, что она станет мне впору. А еще она попросила спрятать ее. Подальше от глаз герцогини, что я и сделал. Через месяц маму убили.

— И ты так ясно все это помнишь? — Раздался голос Милит.

— Если честно, да. Но больше из такого раннего детства я не помню ничего. Словно все остальное стерлось с годами.

— И ты будешь мстить? За маму?

— Я никогда не смогу совершить то, что задумал. Потому что это невозможно. — Признался я, лишь через мгновение вспомнив, что за мысль не давала мне нормально уснуть сегодня ночью.

Нам предстояло трястись в дороге еще много часов. Милит молчала, колеса скрипели, кони фыркали. Более идеального момента подобрать было просто невозможно, поэтому я уперся локтями в колени, подался чуть вперед и заговорил снова:

— У меня есть план. Мы сможем победить общество Шипа.

Звучало все это пафосно и амбициозно, и Милит, естественно, заглотила наживку.

— Что за план? Судя по твоей улыбке, та еще ерунда.

— Только с помощью ерунды мы и сможем выиграть. — Подхватил я, — Мы сделаем то, чего от нас не ждут!

— И что же? Не явимся в поместье к Савельти? — Скептически фыркнула Милит.

Я выдохнул, приготовившись в деталях описывать ей свою задумку. Да, она была настоящим безумством. Да, она была неоправданным риском. И да, я готов продать свою чертову душу, лишь для того, чтобы попытаться!

— Помнишь, я попросил тебя стать моими глазами?

— Ну?

— Так вот, — Я нервно взглотнул, — пойми эту фразу буквально.

Милит молчала. Наверное, прошло всего несколько секунд, но моменты ее раздумья показались мне вечностью.

— Не понимаю. Бейв, что ты…?

— Я хочу попробовать. — Перебил ее я, — Поставить этот опыт на нас обоих. Вот это настоящая магия, а не фокусы для короля.

— Подожди. — Отрезала Милит, — Что ты хочешь попробовать? Неужели ты задумал…