И грянул град
Шрифт:
– - Отца так и не вылечили, -- мрачно сказал Асеро.
– - Но, может быть, сейчас где-то учится такой же мальчик, который станет лекарем и изобретёт такое средство, которое избавит нас от этой напасти. Может, этим мальчиком будешь даже ты.
– - Я не склонен к лекарском искусству.
– - Пусть так, но вполне может быть, что ты тоже сделаешь что-то, что спасёт многие жизни. И ты не можешь пренебрегать отпущенным тебе от природы даром. А если всё сложится неудачно для тебя... Что же, тогда ты вполне сможешь вернуться к отцовскому ремеслу. Родное селение всегда примет тебя обратно, тут ты не теряешь ничего.
Асеро молчал.
– - Пойми, Асеро, я вижу, что у тебя будет непростое будущее. Ты станешь инкой, Асеро.
Мальчик вздрогнул. Конечно, его учитель не имел в виду Сапа Инку, об этом не
Ну а потом в родное селение приехал Горный Поток, и тут оказалось, что его мать ему единокровная сестра. Так что для мальчика больше не стояло вопроса о долге перед матерью, которая тоже ехала в столицу, да и вопрос, надо ли получать дальнейшее образование, решался сам собой.
Конечно, когда ему случалось сожалеть о своём выборе, он поневоле вспоминал отца. Вспоминал в Испании, когда, сгорая от стыда, сбегал из пиршественного зала в мокрых штанах, вспоминал и потом, когда ввязался в соперничество с Горным Львом. А вот на войне с каньяри он не колебался. Понимал, что всё равно бы воевал, пусть и в другом статусе. Но смерть в бою есть смерть в бою, и не важно, есть ли у тебя золотые серьги в ушах.
А вот на вершине власти решения принимать порой мучительно трудно. И бояться за свою жизнь и жизнь своих близких тоже не сладко. На фоне этого отец порой казался правым своей сермяжной правдой обувного мастера. Но только когда было изобретена прививка от оспы и начался проект по внедрению, Асеро был счастлив снять с себя вину перед отцом. Да и вообще был счастлив избавить свой народ от этого кошмара. Даже врагу он не пожелал бы тех "нитей из боли", память о которых не стёрлась за годы.
Впрочем, нося на голове алое льяуту с золотыми кистями, легко было думать, что отец ошибался, и ты оказался способными правителем, чьё имя войдёт в историю. А теперь, когда ты жестоко избит и опозорен, когда лишь чудом избежал смерти, поневоле начнёшь жалеть, что не послушался отца.
А может, он допустил какие-то ошибки с каньяри? Что-то недоучёл?
Война с каньяри куда сильнее выкосила его родной край, чем пресловутая оспа, и была куда жесточе. Юношей Асеро счёл своим долгом отправиться на войну, угрожавшую целостности и безопасности Тавантисуйю. Точнее, Асеро вызвался пойти добровольно, узнав про то, какая ужасная участь постигает тех инков, да и простых кечуа, попавших в руки мятежников. Впрочем, это ужасало любого честного тавантисуйца. Асеро уже тогда понимал, что у каньяри много обид на инков, и мог понять тех, кто убивает врага в бою, но никакими обидами нельзя было оправдать тех, кто глумился над уже беспомощными и безоружными пленниками, уродовал их и обращал в рабство, кто насиловал беззащитных и ни в чём не повинных девушек и женщин. Или в глазах каньяри принадлежность к народу, лояльному инкам, уже была виной, за которую можно без зазрения совести отнять не только всё имущество, но и честь, здоровье, саму жизнь? А если бы каньяри пробились к морю и христиане стали бы присылать им на помощь свои корабли с солдатами? Нет, конечно, Асеро считал замирить каньяри необходимым, но шёл воевать не только поэтому, но и потому, что хотел доказать себе, что он не трус и перед врагом не дрогнет. Да, прежний промах при испанском дворе ему простили, но он всё равно хотел доказать себе, что сам достоин этого прощения, что он может оправдать доверие в трудной ситуации, а значит, он может сам себя уважать.
Будучи уже далеко не мальчиком, а взрослым восемнадцатилетним мужчиной, уже к тому моменту успевшим прославиться как воин и гроза врагов, Асеро вновь волею судеб оказался в родном селении. Но только вспоминал он этот день как один из самых ужасных дней своей жизни... Конечно, Асеро знал, что каньяри не церемонятся с иноплеменниками, видел он и деревни, пострадавшие от каньяри, где жители жаловались на унижения, которые пришлось им претерпеть, на грабежи, на похищения и насилия над женщинами, но такого, как в этот раз, ему до того видеть не удалось. Всё население родного городка, за исключением тех женщин, которых враги унесли с собой в качестве пленниц, от малых детей до глубоких стариков было перебито. Сами же дома были сожжены, и теперь улица, по которой шёл восемнадцатилетний Асеро, представляла
Он не помнил, сколько времени он рыдал в беспамятстве, время казалось ему чем-то уже не стоящим и не важным. В таком состоянии его застал Зоркий Глаз, его непосредственный командир. Тряся за плечо, он говорил:
– - Ну что ты плачешь как новобранец! В первый раз, что ли, трупы и смерть увидел?
– - Ты не понимаешь, это же мой родной айлью. Горный Поток забрал нас с матерью, когда мне было одиннадцать, но здесь остались жить братья и сёстры моего отца, и их дети и внуки... А теперь они все мертвы, все! За что их убили? Чем они перед каньяри провинились? Вот чем мой учитель, -- Асеро показал на труп, -- перед ними был виноват?
– - Как будто не знаешь! Учителей они всегда убивают при случае. Потому что те говорят не то, что вождям каньяри нравится. Вожди каньяри считают, что только они -- настоящие люди, а все остальные существуют лишь для того, чтоб на них можно было совершать набеги, захватывая рабов и наложниц. А чему учат в наших школах, кроме вычислений и правописания? Что все народы равны, что между ними должны быть отношения дружбы и братства, и что нужно заниматься мирным трудом, а не набегами. Послушай, я понимаю, что тебе сейчас несладко, но возьми себя в руки. Ведь ты сейчас один из немногих, кто знал людей в селении, а значит, должен приняться за составление метрики, которая потом станет материалом для обвинения Острого Ножа, если только удастся захватить его в плен.
– - Зачем его захватывать, лучше в бою...
– - Конечно, если Острый Нож погибнет в бою, тем лучше. Но Горный Поток пишет из столицы, что суд над кем-либо из вождей каньяри просто необходим, это единственный способ подать каньяри такой урок, чтобы они его накрепко запомнили.
– - Скажи мне, Зоркий Глаз, отчего эти каньяри так поступают с нами? Отчего они не хотят мирно разводить лам?
– - От въевшейся вредной привычки видеть в людях из другого народа не своих братьев, а свою возможную добычу.
– - Но отчего другие народы под инками постепенно облагораживались, а каньяри - нет? Природа у них, что ли, изначально дурная?
– - Младший мой брат, нет народа с изначально дурной природой. И среди каньяри есть люди. Преступления Острого Ножа потому и должны быть обнародованы, чтобы никто из сколько-нибудь честных людей не считал его героем.
– - Но почему мы уж больше столетия стараемся перевоспитать их, и нет никаких успехов?
– - Не сказал бы, что никаких. Не так уж мало из их народа воюет на нашей стороне, да только предпочитают не подчёркивать своё происхождение. А вот наши враги свою каньяристость подчёркивают. Да если бы не белые люди, местных бандитов давно бы удалось подавить!
– - Белые люди?
– - Разумеется. Конечно, они своего присутствия не подчёркивают, но ведь даже школьнику известно -- те, у кого есть ружья, имеют большое преимущество перед теми, у кого ружей нет, так?
– - Так.
– - Конечно, грома выстрелов уже давно никто не боится, и обращаться с ружьями умеют все мужчины, однако мы оружие производить можем, а каньяри -- нет. А значит, у нас должно быть преимущество, достаточное, чтобы их задавить. Мало того, зная это, вожди каньяри никогда бы не осмелились восстать против нас, ибо это означало бы пойти на верную смерть. И какой из этого следует вывод?