И ничего подобного здесь не растет
Шрифт:
— И ФБР не сможет?
— Только если они случайно наткнутся на это. А так… это слишком мало для них, и слишком много для тебя. Ди, да брось ты эти потуги. Не желаешь пойти со мной ближе к вечеру, повидаться с Пери?
Ди застыла на месте.
— Так в первый же месяц к ней нельзя на прием.
— Ко мне это не относится. Я ее адвокат. А тебя я оформлю в свою юридическую команду.
— Да-да, разумеется желаю.
Элиот открыл было рот, как будто хотел что-то еще сказать, но закрыл. Затем допил кофе.
* * *
В
— Привет Ди! Привет Элиот! — произнесла Пери. Ей удалось улыбнуться распухшими губами. Один глаз полностью заплыл. И даже в свободном тюремном комбинезоне — было заметно, как она похудела.
— Пери… Пери, — Ди взяла себя в руки. — Я же говорила тебе ни с кем не драться.
— Это охранники или заключенные? — вкрадчиво поинтересовался Элиот.
— И те и те, Элиот, только пожалуйста не подавай никаких жалоб. Мне только хуже будет.
Адвокат не ответил. Он знал — она права. Ди тоже промолчала, но ярость подступила к ее горлу, отдавая кислотой.
— Я подал апелляцию, — промолвил Элиот.
Пери просияла. Но Ди знала — апелляцию отклонят; для нее нет никаких оснований. Однако эта подача, даст ее сестре хотя бы лучик надежды в этом аду.
А Пери хорошо держалась. Она поболтала с Ди и Элиот. Поинтересовалась как у них дела. И старалась максимально, не показывать свою боль и отчаяние.
Когда короткий визит закончился, и они прошли все контрольно-пропускные пункты, Ди повернулась к Элиоту и произнесла:
— Никогда больше мне не говори сдаваться и бросать мои попытки. Никогда!
* * *
Ди порыскала в двух местах: обиталища активистов и преступников. Поискала, где они пересекаются. Активистов по экологии, осталось не так уж много, да и злость их не такая сейчас, как до кризиса. Причина проста — они победили.
И это понятно, как понятно и то, каким должен быть их следующий шаг: полулегальная активность.
Это выглядит так: вы проводите свою жизнь, в рвении объявить генетическую инженерию вне закона. И вот пожалуйста, она [инженерия] запрещена, и все… духовно, вы ничем не заняты. Но все еще по своей прошлой активной инерции, вы нащупываете другие аспекты правонарушений, но увы — это уже не совсем то же самое. То есть вы организуете группы для борьбы с предполагаемыми нарушениями контроля за генной инженерией на том основании, что власти: ленивы, коррумпированы, глупы, обременены бюрократией. Из перечисленного выбираете что-то одно. Далее, у вас появляется возможность занимать свое время на поиск нелегальных генетических лабораторий и ферм, и соответственно их последующее уничтожение. Вы снова в игре. Разумеется, вы же теперь народные мстители, и, следовательно, обязаны бороться как с полицейскими, так и с нарушителями. Так ведь для определенного типа людей — это только делает ту самую игру более увлекательной.
Начала
— С чего это вас так интересует диверсионная деятельность? — спросила Пола. Выглядела она: невзрачной, крепко сбитой и очень энергичной.
— Моя сестра сидит в тюрьме за преступление, связанное с генетикой растений, которого она не совершала. Ее подставили.
— Вот как? Как ее имя?
— Пери Ставрос. А меня зовут Диметрия Ставрос. Раньше я работала в полиции Нью-Йорка. Осуждение Пери многое изменило для меня. ФБР не справляется со своими обязанностями должным образом, даже несмотря на то, что у них есть сейчас Закон. Иначе Пери не находилась бы сейчас в тюрьме, а загрязнители атмосферы, не разгуливали бы сейчас на воле.
— Ну у нас сейчас пока нет никакой активности, — произнесла Пола, и скорее всего — это была ложь.
Ди привыкла к тому, что ей лгали. Копам врали все: подозреваемые, свидетели, жертвы. Это и являлось настоящей и повседневной уличной жизнью. Пола больше ничего не сказала, что было весьма хорошим знаком. Вероятно, она проверит Ди и Пери, и выяснит — правда это или нет. И это только начало. Да, привлечение информаторов — процесс медленный.
На Манхэттене уже присутствовала сеть таких людей, по крайней мере те персоны, которых еще не убили, не посадили в тюрьму, или они не умерли от «условий окружающей среды».
Ди вышла на пенсию всего год назад. Однако неделя такого «общения» и подкупа не принесла ничего, кроме обычных пустых разговоров.
Но затем появился Гум. Никто толком и не знал, сколько ему лет, даже сам Гум не знал. На его лысой голове и не прикрытых одеждой руках — злокачественные опухоли. То ли болезнь, то ли солнечный свет, то ли невезение. Он не прибегал к медицинской помощи, лицевым маскам и вставным зубам. Гум обитал везде и нигде. Он прекрасно помнил жизнь до кризиса, до исчезновения деловой активности на Манхэттене, а может и помнил все, что было до начала века. Старый, вонючий и умирающий, но еще живущий — это дало ему статус, своего рода мистической величины: почти как у бога.
Все, обитающие в парке: разное отребье, увечные и пожирающие все и вся — верили, что за убийством Гума последует ужасное возмездие. Правда Ди с трудом представляла себе что-либо более ужасное, чем такой образ жизни, который они все здесь уже вели. Сам парк (как и несколько других районов Манхэттена), полностью вышел из-под контроля полиции. Ни один коп ни за какие коврижки, здесь бы не появился.