И нитка втрое скрученная

Ла Гума Алекс

– Наверно, засорился, - сказал он. - Загляну в следующий раз, посмотрю.

Он поставил его - примус накренился.

Фрида сказала:

– Подожди немножко, пока дождь перестанет. Присядь, ты теперь чистый.

Он ухмыльнулся.

– Ты действительно хочешь, чтобы твой Чарли присел?

Она сложила на груди свои полные, гладкие руки и сказала певучим голосом, кокетливо отводя глаза:

– Поступай как знаешь.

Он снова ухмыльнулся и сел на диванчик, а она, вдруг что-то вспомнив, повернулась к нему спиной, открыла кухонный

шкаф и достала с полки плоскую флягу. Она посмотрела ее на свет, и Чарли увидел, что бутылка почти наполовину полная.

Фрида сказала:

– Вот. Смотри, что я даже приберегла для тебя. Все думала, зайдешь как-нибудь. Вот и стоит здесь все время, тебя ждет... - Она взяла с полки толстый стакан.

Чарли расплылся в улыбке.

– О-го-го, Фрида, деточка, козочка. Вот это ты здорово придумала.

– Я принесла это от миссис еще несколько недель назад, нашла на столе у хозяина. У них хватит, не обедняют.

Она поставила бутылку и стакан на стол.

– Садись рядышком, bоккie, - сказал Чарли.

Но она только улыбнулась и, отойдя к двери, встала рядом с детьми, наблюдая, как хлещет дождь.

– Похоже, надолго зарядил, - сказала она. - Теперь пойдет хлестать.

– Да нет, он переменный, пойдет-пойдет и перестанет, - авторитетно заявил Чарли, отвинчивая пробку. - Тем дождям еще рано.

Она повернулась, прислонилась к дверному косяку и, скрестив руки на груди, смотрела на Чарли.

– Бывает, что он хлещет и две недели подряд.

Чарли налил себе немного в стакан.

– Ничто так не согревает кровь, как капелька крепкого, а? - Игриво подмигнул ей. - Налить тебе на донышко?

– Ты же знаешь, что я не пью.

– Да ладно, крошка. Ну давай по одной, а?

– Не валяй дурака. Пей себе.

Он улыбнулся и оглядел ее. Она вскинула голову и отвернулась, а он засмеялся, когда она отвернулась и стала смотреть на серую стену дождя.

– Gesondheid, будьте здоровы, - и он залпом выпил. Коньяк обжег его, согрел желудок, и он почувствовал, как по всему телу разливается приятное тепло. Он достал сигарету и закурил. Налил себе еще и сказал с искренней благодарностью: - Очень мило с твоей стороны, Фрида, поднести человеку стаканчик. Хороший коньяк держит белый босс.

– Я так и думала, что ты как-нибудь зайдешь.

Он улыбнулся.

– Знаешь, как условимся? Я вот оставлю немного в бутылке, а как приду в следующий раз, допью.

Она насмешливо хмыкнула.

– Вот увидишь, - уверил ее Чарли, - приду. И вообще мы станем теперь чаще видеться, Фрида. - Он поднял стакан и сказал: - Удачи, Фрида.

За дверью шумел и плескался дождь. Со вторым стаканом проснулось желание, и Чарли смотрел на женщину, счастливо улыбаясь, и не подавлял в себе этого желания, распускавшегося внутри пышным цветом. Он стал вспоминать ночи, которые провел с ней за этой занавеской. Дети жались на пороге и смотрели на дождь, и он подумал: "Вот черт, надо же..." Но тут он почувствовал к ней что-то большее, чем желание, и это мешало ему.

Фрида отвернулась

от двери.

– Не смейте выходить под дождь, слышите? - сказала она детям, и, когда она подошла ближе, Чарли порывисто подался к ней и схватил ее за руку.

– Фрида, Фрида, - засмеялся он, чувствуя легкое опьянение от двух выпитых стаканов. Другая рука сама потянулась к полной, округлой ягодице, но Фрида увернулась от него.

– Чарльз! - Она кивнула в сторону двери. - Дети. - Она потерла запястье, где остались следы от железных пальцев. - Какой ты грубый.

Он стоял, а внутри его точил червь желания, точил и отпускал.

Он сказал прерывистым голосом:

– Ну пойдем, слышишь. - И выругался. - Ну, пожалуйста.

– За кого ты меня принимаешь? За одну из своих потаскух?

– Моих потаскух? Каких это моих, bokkie, козочка? Что ты говоришь?! Он рассмеялся. Дети оглянулись и захихикали, подталкивая друг друга.

– Можно послать их за водой, или к бакалейщику, или... еще куда-нибудь, - шепнул он.

– Нет. - Голос у нее был твердый, и он подчинился, зная, что она не из таких и что она и раньше не просто так отдавалась ему. Он улыбнулся ей и почувствовал, как грубое желание отпустило его и погасло, подобно сгоревшей спичке, оставив только легкий, приятный туман в голове.

Она стояла, касаясь бедром овального столика, и задумчиво чертила на тусклой поверхности какие-то знаки, и Чарли стал надевать свой желтый дождевик. Он пристально посмотрел на нее, перевел взгляд на безобразную, в трещинах гипсовую вазу для цветов и сказал:

– Значит, прибережешь для меня этот глоточек, да? - Он вдруг заметил, что давно не слышит дождя. - Ну ладно, - сказал он. - Поспешу-ка я лучше к старине Мостерту.

Он тихонько похлопал ее по плечу, просто так, по-дружески, и она поняла, не отвела его руку, а только чуть слышно сказала:

– Теперь не пропадешь на целую вечность?

Он сказал:

– Я мигом вернусь. Клянусь богом. Вот увидишь.

Они вместе дошли до двери, и он еще помялся, прежде чем нырнуть наружу, затем решился и уже из-за порога крикнул: - Пока, Фрида, - и заспешил по затопленной дождем тропинке.

Серое застывшее небо нависло, разбухшее от сырости, и все пространство между мокрыми лачугами отсвечивало целым архипелагом луж. Чарли торопился, он ощущал приятное тепло под желтым дождевиком и не обращал внимания на то, что, пока он пробирался по этой трясине, набрал полные башмаки воды.

Фрида смотрела ему вслед, пока он не исчез. Тогда она вернулась в комнату, взяла бутылку с коньяком, там его оставалось еще на два пальца, и убрала в шкаф. Взяла миску с грязной водой, выплеснула воду за дверь и, прихватив стакан, отнесла все это на кухонный столик и поставила к грязной посуде.

Дети потянулись к двери, и она сказала им:

– Смотрите только, не промокните.

Они стремглав бросились на улицу, а она принялась мыть посуду и тут неожиданно для самой себя вдруг пожалела, что, пока здесь сидел Чарли, шел дождь.