И оживут слова
Шрифт:
Я потерла виски и поудобнее устроилась на пуховой подушке. Реальность такова, что только трезвый взгляд на вещи и на людей даст мне шанс… выжить. Потому что, как бы чудовищно это ни звучало, «кого-то из нас пытались убить».
Итак, у того, кто хотел нас убить, должна быть причина.
Альгидраса здесь не любят. Это очевидно. Раньше мне казалось, что больше всех его ненавидела Всемила, а сейчас я поняла, что глупости все это. Всемила просто ревновала мальчишку к брату. Она не представляла опасности. Почему-то я не могла представить ее в роли заказчика убийств. Кто ненавидел Альгидраса всерьез, так это… князь. Князь Любим по какой-то, одному ему ведомой причине, ненавидел всех хванов, а в жилах Альгидраса
Еще смерти Альгидраса могли хотеть сами свирцы. Почему нет? Он тут за год наворотил дел. Но здесь я все равно ничего никогда не узнаю. Поэтому и гадать бессмысленно.
Оставался еще один момент. Самый пугающий и неприятный. Убить хотели меня. То есть Всемилу. Это мог быть кто-то, кто точно знал, что Всемила мертва, а я самозванка. И вчера вечером я видела такого человека. Что подумал Ярослав, увидев живую Всемилу? Существуют ли какие-то объяснения подобному в этом мире? Я застонала сквозь зубы. Вот, о чем нужно было спросить Альгидраса.
Пора составлять список вопросов. Вопрос номер один: что должен подумать местный житель, увидев перед собой ожившего покойника? Вопрос номер два: Миролюб.
Я закрыла глаза и вспомнила Миролюба на поляне во время состязания. Похож ли он на убийцу? Я едва не застонала. Ну откуда я могу знать, как должен выглядеть убийца?! В фильмах две крайности: это или маньяк, которого боишься с первого кадра, или самый милый парень в течение всего экранного времени, и уже в конце ты сидишь в шоке с вопросом: как он мог? Он же брат (сват, муж, любовник) главной героини. Миролюб: ясный взгляд, открытая улыбка. Я вспомнила, как он обнимал сидевшую у него на коленях Злату, как смеялся с Радимом, как хмурился на злые слова князя в адрес хванов. Мог он попытаться убить меня или Альгидраса? Мне он казался славным парнем. Но при этом он умел обращаться с оружием, был сыном князя и имел личную дружину, а один из его людей закрутил роман со Всемилой и заманил ее в руки убийц…
Я откинулась на подушки и уставилась на тени от светильника на потолке. Верить ли Миролюбу? Верить ли Альгидрасу? Пожалуй, в отношении только одного человека ответ был однозначным. Я знала, что могу верить Радиму. До той поры, пока он не знает правду.
И все-таки… Миролюб сказал «не ходи потемну». Если бы он был злоумышленником, зачем бы он стал меня предупреждать, тем самым оберегая? Только если бы хотел запутать. Но для него я — Всемила. Или же он был в курсе того, что Всемила мертва? Но кто в здравом уме полезет с поцелуями к ожившему трупу? Миролюб все-таки не похож на умалишенного.
Вспомнились слова Альгидраса «не всяк, кто целует, вправду добра желает». Это могло быть вызвано ревностью или же тем, что существуют реальные факты, говорящие против Миролюба. Ревность можно было откинуть сразу. Ведь я бы заметила, если бы нравилась ему, правильно? Я для него - та, кто как две капли воды похож на Всемилу, которую он явно не любил. Идею с их романом я отбросила как нереальную. Не общался бы он со мной так равнодушно-отстраненно, будь у них в прошлом роман и какие-то запретные чувства. Итак, лично я его не интересую, значит он что-то знает о Миролюбе. Вот об этом и нужно спросить его при встрече. Будут у нас деловые отношения.
Я резко села на постели и зло взбила подушку. Деловые
За окном то и дело слышались негромкие порыкивания Серого. Я вновь плюхнулась на подушки и, укрывшись до подбородка, уставилась на сучок в потолочной доске.
Кого же все-таки хотели убить: меня или его? И каким именно образом пытались? Его ранили? Или это просто ушиб? Почему умные вопросы приходят ко мне ближе к ночи?
Я снова вздохнула и попыталась подумать о доме: о родителях, о работе, о своей первой любви… Но почему-то все воспоминания были словно подернуты дымкой, будто я спала наяву. Мысли о родителях не принесли привычной грусти. Лишь легкий ее отголосок. Работа казалась вообще чем-то эфемерным и ненастоящим, точно и не было ее в моей жизни. А любовь?.. Вот тут было самое интересное. Почему-то образ моей первой любви тускнел и расплывался, а на его месте вырисовывался точеный профиль хванского мальчишки. Я попыталась разозлиться, но мысли спутались окончательно, и я провалилась в сон.
Мне снилось, что я иду по Свири. Мне здесь все знакомо и я точно знаю, куда мне нужно. Под ногами хрустит снег и я очень спешу. Я сворачиваю за угол и прибавляю шаг, почти бегу до тех пор, пока передо мной не возникают ворота со знакомой резьбой. Дом Велены. Я уверенно толкаю калитку, и тут же звенит собачья цепь. Но меня это совсем не пугает. По дороге я рассеянно глажу лобастую голову. Псина виляет хвостом и толкает меня под колени. Я еще раз провожу ладонью по лохматым ушам и почти бегу к крыльцу. Навстречу мне с крыльца сбегает Альгидрас. На его плечи наброшена меховая куртка. Краем сознания я отмечаю, что на улице очень холодно, и он может простудиться, но ничего ему не говорю. И он ничего не говорит, лишь выжидательно смотрит. И в этот момент я четко понимаю, что сплю, потому что в реальности он никогда не смотрел на меня так. Даже в самом начале знакомства в его взгляде не было столько напряжения и ожидания подвоха.
— Случилось что?
— Велена дома? — спрашиваю я в ответ, и в этот момент до меня доходит, что это не сон. Не совсем сон. Это прошлое. И я — Всемила.
Я смотрела глазами Всемилы на напряженное лицо Альгидраса и при этом испытывала почти мистический ужас от того, что я впервые вижу реальное прошлое Всемилы и Альгидраса.
— А что нужно? — меж тем спрашивает Альгидрас.
— Я уже спросила, что нужно. Велена дома? — голос Всемилы звучит требовательно.
Но странное дело — это мой голос. Только с другими интонациями. Не мудрено, что никто здесь не заподозрил обман. Внешность, голос…
— Нет. К Славогору ушла.
Альгидрас стоит на крыльце, одной рукой придерживая на плече распахнутую куртку, а другой вцепившись в поручень. Мне приходится смотреть на него снизу вверх. Думаю, Всемилу это раздражает.
Я начинаю уверенно подниматься по ступеням. Альгидрас в напряжении замирает. Я подхожу вплотную и останавливаюсь на ступени ниже него.
— Куда ты? — устало спрашивает он.
— В дом! Застыла.
— Не нужно, Всемила. Радим злиться будет.
— Ну, это если ты меня обидишь. А ты обидишь?
— А это уж как ты ему расскажешь, — откликается Альгидрас и, резко развернувшись, уходит в дом. Дверь хлопает.
Я иду следом и распахиваю тяжелую дверь. В сенях темно, но я точно знаю, где здесь что стоит, поэтому спокойно иду через сени к прикрытой двери.
В комнате топится печь. Альгидрас стоит, прислонившись к ней плечом.
— Озяб? — в голосе Всемилы слышится насмешка.
— Зачем ты пришла?
— Замириться с тобой хочу.
Мне и самой не нравится, как это звучит. Насквозь фальшиво. Альгидрас это тоже понимает. Он усмехается и трет подбородок о плечо, словно о чем-то раздумывая. Я жду, что он ответит, но он молчит.