И пала тьма
Шрифт:
— Так она богиня или нет? — спросила Катрин.
— Не такая, какие известны нам. Говорят, что боги до великого Размежевания не обладали Милостями. Что только после отделения эфира и наэфира их тела налились гуморальными составами. Мастера спорят о причине этого уже много столетий.
— А девочка? — спросил Роггер. Он подошел к ним и уселся рядом с Катрин.
— Ее сущность не разделена. Думаю, поэтому она и не проявляет ощутимых признаков обладания Милостью. Но я хотел бы узнать о том создании, что всегда сопровождает ее.
— Щен, — поправила
— Что ты можешь о нем рассказать? — повернулся к ней Геррод. Тилар заметил, что он обращается к девочке спокойно, без жалостливой снисходительности.
Она облизнула губы.
— Он всегда был со мной. — Девочка бросила взгляд на Яэллина. Тот охранял дверь, время от времени осматривая коридор, а Эйлан караулила лекаря. — С самого детства.
— Я видел его в ее сне, — кивнул Яэллин. — Жуткое существо. Огненные глаза, расплавленная шкура. Почти бесформенный.
Взгляд Дарт ожесточился.
— Он не жуткий, — пришла на защиту подруги вторая девочка. — Он… он… устрашающий.
— Разве его никто, кроме тебя, не видит? — спросила Катрин у Дарт.
Дарт смотрела на нее пристальным взглядом. В этом хрупком теле заключена неиссякаемая сила, отметила про себя Катрин.
— Да, обычно его могла видеть только я. Но даже я не могла до него дотронуться. Только камень служит ему препятствием.
— Из-за каменной ограды он и остался в саду Чризма? — уточнил Тилар, хотя уже слышал историю их побега.
Дарт кивнула, по лицу ее пробежало взволнованное выражение.
— И когда же это создание… Щен… впервые стал видимым кому-то, кроме тебя?
Спокойствие девочки поколебалось. Она опустила глаза и, казалось, собралась в комок.
— Ты среди друзей, Дарт, — успокаивающе продолжал Геррод. — Я спрашиваю только потому, что это важно.
Не поднимая глаз, Дарт ответила едва слышным шепотом:
— С мастером Виллетом… Там… в птичнике.
Дарт тяжело сглотнула. Она только что поневоле рассталась с последним своим секретом. Гнев дал ей силу рассказать о случившемся. Теперь придется открыть, как все это закончилось.
— Мастер Виллет…
Она заметила, как лекарь Палтри придвинулся ближе. Как долго он гадал, что же произошло с его сообщником! Глядя на его блестящее от пота лицо, она не понимала, почему когда-то считала его привлекательным.
Дарт отвернулась от лекаря и глубоко вздохнула.
— Щен набросился на него, чтобы защитить меня.
— Я думал…
Дарт не дала мастеру Герроду договорить. Она знала, что если замолчит сейчас, то уже никогда не найдет сил завершить рассказ.
— Из-за крови… потери моего девичества. — Она с трудом выдавила слова. Неужели боли не будет конца? — Щен вымазался в ней. Думаю, он знал, что моя кровь сделает его осязаемым. Он вспыхнул огнем и разорвал мастера Виллета.
В памяти Дарт снова вернулась на чердак — к крови, треску костей, горящей плоти и кипящей
— Щен поглотил его без остатка. Даже пятнышка крови на полу не осталось.
Все молчали. Тишина вернула Дарт в действительность. Она увидела ужас на лице Палтри, но не нашла в том удовлетворения.
— А Щен? — спросил Геррод.
Дарт покачала головой.
— Как только на нем высохла кровь, он снова стал невидим.
— Мой отец, сир Генри, знал о Щене, — подал голос от двери Яэллин. — В детстве Дарт часто говорила о своем невидимом друге — до того, как остальные поддразниванием и выговорами не заставили ее замолчать. Отец считал, что ее спутник является соединением ее эфриновой и наэфриновой сущностей. Поскольку она рождена целой, они всегда при ней, но не принадлежат этому миру полностью.
Дарт слушала, постигая услышанное и страшась его. Она всегда считала себя со Щеном единым целым, но до сих пор не подозревала, насколько единым. Если люди из Ташижана правы, Щен являлся такой же ее частью, как рука или нога.
Геррод задумчиво кивнул.
— А в ее крови содержится Милость, которая помогает притянуть эти части в наш мир.
— Не только в ее, — возразил Яэллин. Дарт успела рассказать ему о том, как на Щена попала капля крови Чризма, и о кровавых корнях в подземном проходе. — В любой крови, богатой Милостью. Щену недостает лишь топлива, чтобы полностью пересечь границу телесного мира.
— Сколько неведомого доселе я узнал сегодня, — протянул Геррод.
Смотрительница поднялась с койки.
— Но оно не поможет нам завершить дело с Чризмом. Мы не можем прятаться в больничном крыле вечно.
Дарт слушала уже вполуха, как гости заново принялись обсуждать план похода в кастильон. Глаза сами наливались слезами. Дарт уже не понимала, кто она, в конце концов: девочка, богиня или просто какое-то чудовище.
Сквозь слезы она уставилась на свои руки. Даже они, казалось, принадлежат кому-то постороннему.
И тут ее ладони накрыли чьи-то руки. Дарт подняла глаза и обнаружила, что Лаурелла придвинулась ближе и внимательно смотрит ей в лицо.
— Это все неважно, — уверенно сказала подруга. И ее лицо не искажали ужас и отвращение. — Совсем неважно. Я знаю тебя. — Она сжала пальцы Дарт. — И ты уже доказала, какая чистая у тебя душа. А остальное — лишь игра тени и света.
Дарт шмыгнула носом. Она так хотела, чтобы сказанное подругой оказалось правдой.
Катрин покачала головой.
— Это безумие. Надо дождаться подкрепления. Мы не сможем осадить кастильон с такой горсткой людей.
Тилар поднялся. Девушка заметила, как подгибаются его колени.
— А вот Чризм ждать не станет, — возразил он. — Он знает, что его секрет раскрыт. Если он не найдет нас до заката солнца, трудно сказать, что он может предпринять. Он может наслать на город любой кошмар. Или же просто сбежит с остальными заговорщиками, спрячется и унесет меч богов. Тогда найти его будет в тысячу раз сложнее.