И пусть их будет много

Наду Ева

Мориньер отправил девушку за дверь.

– О чем вы хотели спросить, Дени?

– Монсеньор... Значит, я никогда больше не смогу быть с вами, жить с вами здесь, в этом доме? И мы никогда...

Мориньер прервал его:

– Никогда - плохое слово, Дени. Не употребляйте его. Впереди у вас, - а значит и у нас с вами, - долгая жизнь. И, конечно, мы проведем вместе много приятных минут. Не грустите. Помните, что вы - граф де Брассер. И ваше поместье, и ваши люди ждут, когда вы повзрослеете и возьметесь за управление вашими землями. К тому же, - он улыбнулся

лукаво, - если я правильно понял то, что говорил сегодня отец Берие, вы мечтаете о славе?

Дени покраснел.

– Да, сударь. Я желал бы совершить много подвигов. И еще... Я хотел бы стать маршалом, - прошептал он, смущаясь.

Мориньер погладил его по голове:

– Все так и будет, Дени. Если, повзрослев и узнав все, что вам предстоит узнать, вы не передумаете - все так и будет. Спокойной ночи.

Глава 28. Девочка, мессир!

Весеннее небо угасало медленно. Над головой оно уже темнело густым лиловым, вдали же по-прежнему золотилось тонкими полосками. Это севшее солнце прорывалось последними своими лучами сквозь слои уплотнявшихся к горизонту облаков.

Обрэ прибыл в Париж вечером. К своему удивлению, он едва успел до закрытия городских ворот. Уже заскрипели петли, оповещая путников, что ворота затворяются, когда Обрэ приблизился настолько, чтобы его услышали. Ступил на подъемный мост.

– Эй, парни! Не рано ли вы запираетесь?
– окликнул он швейцарцев, готовящихся натянуть цепи.

– Такофф приказ коспотина паришского прево, сутарь, - ответил один из швейцарцев сухо.

– Мне нужно попасть в город.

– Если у фас есть соотфетстфующая пумага...

– Какая бумага, - вспылил Обрэ, - если ворота еще должны быть открыты?

– Распоряшение коспотина паришского прево, сутарь, - угрюмо повторил швейцарец.

Обрэ положил было руку на эфес шпаги. Но тут вспомнил, что Мориньер перед отъездом из Марселя дал ему лист, на котором начеркал несколько слов и шлепнул для внушительности печать.

– На всякий случай, Жак. Если возникнут непредвиденные препятствия, воспользуйтесь этим, - сказал.

Обрэ вынул из-за пазухи сложенный листок, подал его швейцарцу.

Тот, недоверчиво взглянув в глаза Обрэ, поднес факел поближе. Рассмотрев печать, выпрямился:

– Што ш фы сразу, сутарь, не скасали.

Обрэ забрал у него бумагу. Спросил:

– А что такое творится в городе, что вы вынуждены держать такую оборону? Неужели англичане готовятся осадить Париж? Или испанцы пошли на нас войной?

– Я на слушбе, сутарь. И не толшен обсуштать с фами прикасы сфоефо начальстфа. Но...
– швейцарец оглянулся по сторонам, будто хотел удостовериться, что их никто не слышит.
– ...тело ф том, что сафтра утром ошитается казнь какого-то опаснофо преступника. Боятся, што трузья ефо устроят ф короте песпорятки... Так што ворота, сутарь, и зафтра до опета путут саперты.

Жака это не интересовало вовсе. Поэтому он кивнул только, обозначая, что услышал все, что ему сообщил молодой швейцарец. И, пришпорив

коня, двинулся по темной улице, ведущей в центр города.

Обрэ рассчитывал найти Мориньера в его доме. Но особняк встретил его тишиной. И искать бы ему полночи место на постоялых дворах, если бы не грум Мориньера, задержавшийся с выгулом любимого коня господина.

Когда Обрэ, поднявшийся поначалу бегом по главной лестнице и постучавший в высокие резные двери не раз и не два, понял, что дом, скорее всего, пуст, а слуги в отсутствии хозяина, видимо, спят мертвым сном, он решил попытаться войти через ворота, ведущие во внутренний двор особняка. Надеялся, что привратник отворит ему или хотя бы подскажет, где теперь искать его господина.

Спустился. Взял под уздцы коня, пошел вкруг дома - до ворот. И там, - о, счастье!
– увидел через решетку ворот мальчика, ведущего в сторону конюшен любимого жеребца графа де Мориньер.

Грум, услышав зов Обрэ и узнав его, растолкал дремлющего в своей каморке привратника. Тот отворил ворота.

– Господина в Париже нет, - сообщил лениво, потягиваясь.

– Где же он?

– В Сен-Жермен-ан-Ле, я слышал, вроде бы. Впрочем, в доме вам все скажут. Им лучше знать. А я - что. Я человек маленький.

Дворецкий, встретивший его в холле, сообщил, что господин, в самом деле, уже которую неделю находится в Сен-Жермене, куда еще в феврале переехал весь двор. И когда вернется - не говорил.

Жак собрался было сразу отправляться туда. Но вышедшая вслед за дворецким в холл девушка-служанка переменила в момент все его планы. Она улыбнулась ему:

– Господин Жак, я так рада видеть вас. Проходите в гостиную, я принесу вам поесть.

И он подумал: новость, что он везет Мориньеру, не так уж срочна. А у него так давно не было женщины. Да и в дороге он так давно, что теплая, мягкая постель ему сегодня совсем не помешала бы...

Еще раз взглянул на девушку. Она зябко повела плечами. Снова улыбнулась ему лучезарно. Это все решило.

*

Утром, на рассвете, Обрэ выехал из Парижа в Сен-Жермен. Расстояние в пять лье преодолел довольно быстро. И уже ко времени окончания утренней мессы он был на месте.

Прошел вслед за юным пажом, торившим ему путь, по заполненным придворными коридорам дворца. Задержался на мгновение-другое у дверей комнаты, на которых было написано "для графа де Мориньер". Отпустил пажа, поблагодарив. Когда тот удалился, осторожно постучал.

– Ты провел сегодня приятную ночь, я вижу, - заметил Мориньер, едва Жак Обрэ предстал перед ним.

Мориньер держал в руках документы, которые готовился передать Обрэ. В последний раз перечитывал. Проверял.

– Да, монсеньор, - смутился Жак.

– В Марэ?

– Да, монсеньор.

– Надеюсь, ты не забыл поберечь эту дурочку Лу от возможных сложностей?
– скользнул взглядом по залившемуся краской Обрэ.