И пусть их будет много
Шрифт:
Заметил, как посерело лицо старика.
– Этого не может быть. Никто из них не мог...
– Не мог - что? Положить письмо вам на стол? Почему же?
Старик молчал. Ловил ртом воздух.
– Это Ипполито. Негодяй! Я чувствовал, что ему нельзя доверять!
– Вы счастливец!
– усмехнулся Мориньер.
– По крайней мере, интуиция вас не подвела. Кто такой Ипполито?
Арматор почувствовал замешанную на скрытом укоре иронию. Покраснел. Ответил, запинаясь:
– Муж младшей дочери. Сын крупного
– Опять Венеция? Вот вам и связь, дорогой Легюэ. Поговорите с вашим зятем. Он может рассказать вам много интересного.
Поднялся.
– Вы... Вы уходите, господин Мориньер?
– пролепетал старик.
– Да. Благодарю вас за угощение - оно было восхитительно.
Сделал шаг к двери. Обернулся.
– Меня мучают сомнения... Через какие каналы вы, дорогой мой Легюэ, провели эти ваши ошеломительные богатства?
Увидев реакцию, кивнул:
– Я так и подумал. Прощайте, Легюэ. И прислушайтесь к своей интуиции еще раз. Уезжайте.
Они вышли из дома в молчании.
Наконец, Жак Обрэ спросил:
– Что это за люди - что убили друга вашего арматора и его людей? как вы думаете, монсеньор?
– Шайка каких-то венецианских разбойников - не слишком успешных и не слишком умных, судя по всему. А эти три ящика - предел их мечтаний и удачливости. Нам придется задержаться здесь, Жак.
– Продолжил спустя некоторое время.
– Жадность этого глупца создала нам некоторые проблемы, решать которые придется сейчас.
Известие об убийстве старого арматора застало их в таверне, когда они доедали аппетитного, жирного каплуна. Собирались на очередную встречу.
Услышав вопли:
– Зарезали! Легюэ зарезали!!
– Жак посмотрел на Мориньера.
Тот глотнул вина, поставил кружку на стол.
– Вы ведь знали, что так будет?
– спросил Жак.
– Знал, - ответил спокойно Мориньер.
– Доедайте, друг мой. Нам пора.
*
Наконец, - заканчивалась третья неделя их пребывания в Марселе, - они завершили все дела в городе. Обсудили все детали и обговорили самые незначительные мелочи.
Судно, предназначенное для Жака Обрэ, было готово и спущено на воду. Команда набрана. Оставалось дождаться прихода в Марсель двух, принадлежащих Обрэ, фелук****.
– Еще раз подумайте, насколько вы можете доверять каждому из членов вашей небольшой флотилии, - сказал Мориньер, стоя на капитанском мостике только что спущенного на воду судна.
– Пока будет время, присмотритесь к вашей новой команде. При малейшем подозрении - избавляйтесь от неподходящих людей. Лучше сделать это здесь, на берегу. Пока вы не оказались поставлены перед выбором - сначала повесить человека или выбросить его
Посмотрел на Жака. Тот понял. Вспомнил. Кивнул.
– Я знаю, - ответил.
Он, в самом деле, знал.
Но был благодарен за это напоминание. И за участие в его судьбе.
Обрэ казалось иногда, что он понимает Мориньера, как никто другой. Но, понимая, никогда не решался задавать ему вопросы. Не имел права.
Вот и в этот раз, когда они остановились на развилке попрощаться, он хотел было спросить... Но не смог. Сказал только:
– Все будет в порядке, монсеньор. Не беспокойтесь. Я прослежу.
– Я не сомневаюсь, - спокойно ответил Мориньер.
– Я буду ждать вас в Париже. Когда вы явитесь туда, все необходимые бумаги будут готовы.
Глава 26. Обрэ
Когда прошли десять обещанных Мориньером дней, Клементина начала ждать. Считала дни. Одиннадцатый. Двенадцатый. Добавила еще три дня - на всякие непредвиденные задержки.
Начала считать снова с шестнадцатого. К двадцатому дню стала перебирать дни вслух. Просыпалась с утра, встречала Пюльшери вопросом:
– Ну, как? Не приехали?
Нянюшка качала головой:
– Нет, детка. Как только приедут, я тебе сразу скажу. Не беспокойся. Дорога теперь непростая - зима. А они, ты же видела, мужчины сильные. Ничего с ними не случится.
– Я не беспокоюсь, - отвечала.
– Я не беспокоюсь... Просто после отъезда Лароша с Бриссаком...
Встретилась взглядом с Пюльшери.
– Это все беременность, - потупилась.
– Конечно, милая. Конечно.
Отъезд Лароша и Бриссака, вне всякого сомнения, пошел Клементине на пользу. Это было понятно всем.
Она стала спокойнее, увереннее в себе. По утрам кораблем выплывала из своей комнаты, спускалась вниз, сидела у камина. Снова вернулась к хозяйственным делам. Вспоминала сердитое мориньеровское: "Мне странно видеть, что хозяева в вашем замке - слуги". Краснела.
Она, правда, выказала тогда непростительную слабость. Теперь компенсировала упущенное: ходила по комнатам, раздавала служанкам указания, проверяла их выполнение. Следовало признать, что девушки работали усердно и добросовестно. Можно было и не контролировать.
Впрочем, Клементина делала это для своего успокоения и из не осознанного, кажется, до конца желания доказать этому гордецу Мориньеру, что она по-прежнему сильна и готова к испытаниям.
Представляла себе, как они будут сидеть вечером за ужином, вести долгую светскую беседу. Как она хорошо, уверенно будет говорить. Она утрет нос этому несносному задавале.