И сколько раз бывали холода
Шрифт:
Несколько дней спустя Саша забежала в храм — поставить за Андрея свечку. Печально и нежно пел хор. И хотелось верить, что Андрей сейчас там, в этих прекрасных недостижимых садах, где не отцветают вишни.
**
Неожиданно снова ударил мороз. Саша и Захар возвращались после дополнительных занятий. Все учителя в одиннадцатом вели такие уроки — хотели, во что бы то ни стало, протащить ребят через горнило экзаменов.
На городской площади был залит каток. Но холод нереальный, как на другой планете. У Саши шарф подвязан по самые глаза, но ресницы все равно заиндевевшие и лоб
— Пошли, зайдем, погреешься… — сказал Захар.
Тир. Маленькая будочка в конце парка.
— Стреляла когда-нибудь?
Это была единственная отрада прежней школы — стрелковый кружок. Их вел по вторникам учитель ОБЖ — в прошлом офицер. Это он добился, чтобы появились в школе мелкокалиберные винтовки. Из девочек почти никто в стрелковый кружок не ходил. Но Саша — неизменно. Зрение у нее было превосходное, и как-то сразу она поняла, как наводить прицел, и руки её не дрожали.
Вот и сейчас — она не стала возражать, когда Захар, выстрелив сам(«Кажется, попал… Попал, да?» Но дяденька покачала головой.) зарядил винтовку Саше: «Целиться надо вот так»
Она кивнула. И — в десятку.
— Надо же… Тебе везет — удивленно сказал Захар, — Ну, давай еще…
Снова десятка.
…Они вышли, унося синий воздушный шар — приз для снайпера. Но когда на улице Саша стала надевать варежки, нитка выскользнула из руки и шар плывущим движением ушел в небо. Они закинули головы и смотрели, как он улетает. Смотрели, будто ему предстояло стать их собственной звездой.
**
В раздевалке Люба разматывала длинный шарф:
— Слышали, какая-то сволочь травит бездомных собак.
Над Любой обычно посмеивались, настолько заядлая она была «собачница». И в школу, и из школы ее сопровождал эскорт — несколько псов из ее двора. Приюта в городе не было, и в такие вот холодные зимы, многие собаки выживали за счет людей: выносивших им еду, пускавших в подъезды погреться, или мастеривших подобие будок. Этим занимались многие сердобольные горожане, но Люба возилась с животными много больше других. Пристраивала щенков, лечила — если хвори были не слишком серьезными.
— Она даже бутерброд не может съесть сама, — говорил Захар, — Всегда на двадцать кусочков разделит — и в пасти.
А теперь нашелся кто-то, хладнокровно разбрасывавший отраву. Тот, кто пользовался голодом животных и их всеядностью — и заставлял умирать в муках.
— Ну, мамаши, — говорила Люба, чуть не плача, — Их еще как-то понять можно. Иду я с Грантом, знаете да? Белый такой песик, лапы в черный горошек. Добрейшая душа, наступи на него, он только взвизгнет, но не укусит. Впереди мама с ребенком, ну, года три ему. Мамаша орет: «Не тронь собаку! Не тронь!!! Она сейчас тебя цапнет! Не маши руками…» Дитё шарахнулось от Грантика, тот тоже перетрусил, за меня прячется. Ну и кто вырастет из такого малыша, если его с детства запугивать? А тут, понимаешь, ходит кто-то и отраву рассыпает. Как мне хотя бы моих уберечь? Домой же я всех не возьму?
Питомцев «на содержании» у Любы всегда было много.
В тот же вечер они распечатали
— Может, хоть кого-то спасем, — вздыхала Люба.
Больше всех она переживала за Грантика. Его она, можно сказать, вынянчила. Когда-то во дворе ее дома жила дворняжка Кума. Ласковая, встречала из школы ребят, они делились с ней бутербродами. Куму убили при отлове — усыпляющих препаратов не хватило, и собаку просто забили лопатой. Остались щенки. Люба с друзьями их и пристраивала. Единственный остался — Грантик. А Любина мама была категорически против щенка.
Вечером Ольга Сергеевна созвонилась с хозяйкой приюта, что размещался в соседнем городе.
.. Приют назывался «Добрый дом». Руководила им девушка по имени Стелла. Ребятам она показалась такой же красивой, как и ее имя. Ведь она пообещала взять Грантика. А уж когда они походили по приюту… Просторный двор, теплые будки, возле каждой — лежанка, Неглубокие корытца, чтобы собаки в жару могли поплескаться в воде. Несколько девочек-волонтеров возились с собаками, ребят встречали приветливыми улыбками. Для Гранта была уже готова будка.
— Можно его навещать? — с замиранием сердца спросила Люба.
— Конечно. И навещать и гулять — мы будем только рады.
Они уезжали с чувством, что опять устроили чью-то судьбу.
**
Сходить в горы предложил Захар
— Чё то мы опять закисли, — сказал он, собирая портфель, — Завтра пятница. А рванули после шестого туда, — и кивнул за окно, где поднималась зеленая стена сосен, — Вон, залысина такая на самом верху, видите?
Анеля вгляделась, прищурилась:
— Она какая-то слишком ровная…
— Там площадка. Когда у нас будут делать курорт, там оборудуют базу для горнолыжников.
Разговоры об этом шли давно. Их края называли «волжской Швейцарией», и уверяли, что если все устроить, как следует, сюда начнут приезжать иностранные туристы. Народ посмеивался. Какие туристы, вон в ближайшие деревни газ только-только провели, а дорого порядочных как не было так и нет.
…Поднимались они по северному склону. Анеля с Васей, Коля Игнатенко, Таня со своим Шмелем, Захар и Саша. Здесь казалось, что еще совсем зима. Деревья стояли в глубоком снегу. Но это был уже снег, пропитанный водой, испещренный черными точками. И другие приметы весны говорили о приближающемся тепле. Будто звучала песня — еле слышная, но внятная. По-иному шумели сосны, ветви берез плескались в ветре, таком мягком и свежем, будто не здешнем, а заморском госте.
Саше казалось, что ветер прилетел откуда-то с океана, где всегда тепло. И зовет их в дальние края, на корабль, под паруса. Она даже глаза закрыла, чтобы все это себе лучше представить. Мама каждый год собиралась повезти ее к морю, откладывала деньги на поездку. Но что-то неизбежно случалось, и накопленную сумму приходилось спешно тратить. То Саша выросла из зимнего пальто, то с жильцов собирали деньги на капитальный ремонт дома.
Мама попросила знакомую — Нину Ивановну, каждый год отдыхавшую у родных в Севастополе, привезти расписных морских камушков.