И СТАЛИ ОНИ ЖИТЬ–ПОЖИВАТЬ
Шрифт:
На несколько секунд преследователям показалось, что глаза их слиплись от чего–то зловонного и липкого, но когда проморгались и протерли, было уже поздно.
Преследуемая вражеская метла исчезла без следа [202], но зато снизу, вертикально, в основание их ковра на огромной скорости врезалось нечто вроде отправившегося к звездам бревна.
Последний ковер беды обвис на торце метловища тетки Покрышкиной как крылья нераскрытого зонтика, накрыв собой и ведьму, и ее пострадавшего односельчанина, а все оставшиеся три умруна
…Неподвижное, залитое кровью тело с распоротой, оскалившейся вывороченными ребрами грудной клеткой…
…довольно мерцающее гладкое стеклянное сердце…
…засыхающее, агонизирующее живое сердце…
…мятая грязная бумажка в красных брызгах…
…страшный черный бездонный, как пропасть, глаз…
…АЙ!!!..
…попей, попей, милок, сразу получшает…
…сапоги, заляпанные грязью…
…коленки…
…ремень с тяжелой медной бляхой…
…ну, вот молодец… а теперь еще глоточек — и совсем орел будешь…
…грудь, развороченная, как медвежьей лапой…
…ну же, очнись, очнись, очнись, милок!..
…а в ней…
…не давай ему спать, тормоши, похлопай по щекам, а я заварю еще…
…белые и красные…
…проснись, проснись, Пашка!..
…и сердце…
…сейчас, сейчас, несу!..
…два сердца…
…Павел Дно, вставай!.. Ты не имеешь права тут валяться!..
…гладкое, блестящее…
…СЕГОДНЯ НОЧЬЮ ОТ ТЕБЯ ЗАВИСИТ ВЕСЬ ГОРОД!..
Что?
Город?
СЕГОДНЯ НОЧЬЮ ОТ МЕНЯ ЗАВИСИТ ВЕСЬ ГОРОД.
- Что это?.. Где я?.. Что слу… А–а–а–а–а!!!..
- Да чего ты, оглашенный, дергаешься! Деду, вон, все лекарство пролил!
- Это он, он, он!.. Это он там был!!!..
- Да успокойся ты, стрелок! Вопишь как баба! — терпение Марфы Покрышкиной кончилось: она поняла, что больному нужен не отвар, а шоковая терапия.
Клин клином, так сказать.
- Что?.. — Пашка окончательно пришел в себя, подскочил, дико вращая глазами, и почувствовал под тощим задом доски лазаретского лежака. — Где?..
- Всё в порядке, малыш, всё кончилось, мы дома, — ласково погладила его по горячей голове ведьма и смахнула украдкой слезинку.
- А где?.. Я видел, только что!!! Он тут!!!..
- Кто тут, кто?
- Он… человек из шатра… Костей…
- Да какой тебе тут Костей — сплюнь три раза! Ты чего! Кроме нас с дедом Зимарем да раненых тут никого нет: все целители отдыхать ушли, да и раненые спали… пока я тебя не принесла…
- А сейчас? — сконфужено, предвидя ответ, поинтересовался всё же мальчик.
- А сейчас они хорошо, если к утру заснут, — ворчливо пробормотал голос деда откуда–то справа. — Такое представление ты тут закатил, милок, что от соседних ворот из лазарета все раненые сбежали, не то, что у меня…
- Правда? — Пашка почувствовал, что щеки его заливает багровый румянец.
- Да шутю я, шутю, — усмехнулся дед. — Но от наших ворот часовые прибегали — это правда.
- Что, кричал громко? —
- Нет, справиться о самочувствии, — успокоил его быстро, хоть и не совсем правдиво, старый знахарь. — Ну, мы им сказали, что самочувствие пока прощупывается, они велели тебе долго не хворать, и на посты разошлись. Так что, наказ надо выполнять. Кончай бредить и докладай, чего видал, чего слыхал. Ведь не просто так же ты…
Перед мысленным взором стрелка снова вспыхнула ночная картина, увиденная им в шатре, и его стошнило.
Как ни странно, после этого Пашке полегчало, словно дурные чары вывернуло из него, и он, отхлебнув водички из кувшина, откашлялся и тихим, но твердым голосом сказал:
- Я готов.
- А вот и мы!..
Дверь распахнулась, и в лазарет вошли двое незнакомцев.
- А ты, стало быть, и есть тот знаменитый стрелок Павел Дно, которого все костеевцы боятся? — сурово сдвинув брови, полюбопытствовал тот, что постарше, вместо приветствия.
- Так уж и боятся… — польщенно–смущенно ухмыльнулся Пашка.
- А то как же, — выразительно пожал тощими плечами незнакомец. — Конечно, боятся. Они, наверное, каждую ночь, как кого в караул провожают, или на задание, вместо «Ни пуха, ни пера» говорят «Ни Дна тебе, ни Покрышкиной».
И он подмигнул заалевшей в тон Пашкиному румянцу тетке Марфе.
Охотник заулыбался, и с сердца отвалился еще один кусочек льда.
- А я про вас тоже слышал, — лукаво прищурившись, заявил гостям Пашка. — Вы — светлый князь Митрофан Гаврилыч Грановитый, а вы — его заместитель по вопросам волшебства Агафоник Великий.
- Ишь ты, какой сметливый, — наисерьезнейшим образом восхитился светлый князь. — Ну, как ты узнал — спрашивать не стану, это твой охотничий секрет, наверно?
- Ага, — солидно кивнул Пашка и еще раз обвел глазами собравшихся вокруг одра болезни. — Можно рассказывать, или его величество еще подойдут?
- Хотели оне подойти, конечно, — сосредоточено кивнул Митроха, — да только государственные дела отвлекли его маленько. К его агромаднейшему сожалению. Так что, рассказывай нам, а мы уж ему самолично из слова в слово изложим, ни буквы не переврем, будь спокоен.
- А–а… ну, ладно… — и впрямь успокоился стрелок. — А то я при царе–то батюшке говорить бы и не посмел — сам царь ведь, всё–таки… Смутительно как–то… Не каждый день приходится вот так–то по–простому с царями разговаривать…
- Ну, вот и славно, — украдкой, прикрыв лицо рукавом, ухмыльнулся Граненыч. — Давай, излагай, орел, где летал, чего видал…
После рассказа Пашки настала очередь короткой, но обеспокоившей высоких гостей и деда Зимаря истории Марфы.
- Это у него машина осадная новая, к гадалке не ходи, — нахмурился дед и ударил кулаком об ладонь. — Вот соберет ее, попрет она на стены наши песочные, и пойдут от них клочки по заулочкам, да кусочки по лесочкам… Железная ведь, говоришь, милая? — повернулся он к ведьме.