И верь в сей ладан
Шрифт:
В общем и целом, атмосфера в «Риме» была далека от идеальной. Сотрудники, как правило, кучковались по три-четыре-пять человек, причем принадлежность к отделу или половой признак при объединении значения не имели. Обычно это происходило на фоне личной неприязни к кому-нибудь, реже в противовес группе инакомыслящих, но иногда против тех, кто добросовестно относится к своим обязанностям. Даниле странно было узнать, как некоторые «надулись» на него за выполнение им приказа генерального директора заблокировать на всех компьютерах «Рима» социальные сети. Другие надолго нахмурились на одного штатного водителя, когда тот решительно
Таким положением дел в «Риме» Данила удивлен не был, сталкивался с подобным ранее, имел разный опыт участия в конфликтах малых групп и испытывал от них только внутреннюю тяжесть, особенно, когда начинался так называемый моббинг – выживание человека с работы коллективом или начальством. Все это напоминало некий детский сад для взрослых, потому как такие патологические отношения между людьми, еще и с высшим образованием, выглядели, мягко говоря, неразумными. Данила «присоединился» к тем, кто ни в какие союзы не вступал, то есть придерживался одинокой позиции: пришел, отработал, ушел, и гори оно все в аду, главное, чтобы бы вовремя платили. Таким был, например, Виталий Анатольевич, что, несомненно, вызывало к нему уважение, в отличии от Алексея, который старался быть своим парнем везде, но именно поэтому подозревался некоторыми в шпионаже. Данила давно понял, что попасть в идеальный коллектив можно только в фирме с малой численностью сотрудников, и то, если повезет.
«И так почти везде, – думал Данила субботним вечером. – Во всей стране, да что там – повсюду. Люди, люди…с каждым годом все наглее и тупее. В двадцать первом веке все окончательно превратятся в нахальных идиотов. Что за планета?».
Он стоял на лоджии и курил в приоткрытое окно, за которым моросила осень. Теперь уже не развалишься в кресле с голым торсом, как летом. Темнеть стало раньше, навигация закончилась, температура воздуха с каждым днем стремилась к нулю, и даже один раз ночью выпал первый снег, правда, к полудню весь растаял. Но коньяк согревал и успокаивал, а выходные расслабляли.
«Не может общество жить дружно. Не способно. – Данила глубоко затянулся и выдохнул в сторону кусочка звездного неба, показавшегося среди туч. – Все начинания заканчивались крахом. Утопия невозможна, увы. Обязательно появится зараза, распространится и все загубит. Лишь одному можно прыгнуть выше головы. Другие будут только мешать, цепляться, возможно, даже не замечая этого. Недоразвитые».
Данила вздохнул, потушил недокуренную сигарету и вернулся в комнату. Он выпил коньяка, закусил долькой лимона и снова задумался.
Единственным по-настоящему приятным человеком на работе была пожилая уборщица Светлана Андреевна. Она сразу понравилась тем, что, ловко орудуя швабрами и тряпками, очень аккуратно обращалась с проводами: после ее уборки техника работала всегда. Светлана Андреевна и лицом была приятна, носила длинные темные волосы,
Однажды Данила задержался на работе допоздна, настраивая непослушную локальную сеть. Дверь в отдел внезапно открылась, и на пороге, явно не ожидая увидеть кого-то в офисе, застыла Светлана Андреевна в рабочем халате, с совком и веником в руках.
– Что, Данила-мастер, не выходит каменный цветок? – спросила она.
Данила сдержался от смеха, вспомнив пошлую детскую шутку.
– Не выходит, – согласился он. – Застрял.
Светлана Андреевна улыбнулась:
– Плохо, что не выходит. Но еще хуже, что он каменный.
Данила на секунду замер, потом заинтересованно спросил:
– В смысле?
«Не дай бог, она сейчас скажет, что мне надо жениться», – подумал он.
– В смысле, ты всегда какой-то напряженный.
– А, по-моему, я как и все.
– Вот именно, поэтому напряженный.
Светлана Андреевна подошла к столу Алексея и села в кресло, не выпуская из рук свои инструменты.
– А надо быть самим собой.
– Да? А это как?
– Прислушивайся к себе почаще. Начни хотя бы.
Данила улыбнулся, понимающе кивнул.
– Поверьте, Светлана Андреевна, прислушивался. Так можно спятить и в окошко выйти.
– Если себя накручивать, то конечно. Ты не путай думанье и прислушивание к себе. Думать надо аккуратно.
– Аккуратно?
– Избегать крайностей, но и не забывать прислушиваться к себе уже без всяких мыслей. Хотя бы минут пять в день. Не знаю, как все это работает, но потом часто само собой все получается. А я сама специально ничего не делаю для этого, даже не думаю о трудностях. И на душе так хорошо, никакой тяжести внутри.
– Что у вас получается само собой?
– Ну, например, подхожу к остановке, и сразу автобус подъезжает. Не всегда, но часто, хотя раньше все время по полчаса его ждала. Сам знаешь, они, автобусы эти, расписание не соблюдают. И так много с чем. Прихожу на почту, а там очереди нет. Не раз подругу навещала, когда у нее в квартире трубка домофона была сломана, так дверь подъезда сразу кто-нибудь да открывал, кто выходил на улицу. А еще я уже давно не встаю по будильнику, сама как-то просыпаюсь, когда мне нужно.
– Хм, здорово. Как это у вас получается?
– Так вот как будто не у меня, а у меня другой, кто внутри меня. Ощущение такое присутствует. Ты когда-нибудь, внутренне, ощущал себя другим?
Данила вспомнил опыт приема ЛСД.
– Да.
– Если, действительно, «да», то это и был тот цветок, который надо вытащить наружу, понимаешь? Ты еще молодой, только время не трать понапрасну, пока силы есть. Сколько тебе?
– Тридцать шесть.
– Нуу. Не затягивай в общем.
– Как же это сделать?
– Так прислушивайся к себе! – Уборщица засмеялась.
– Понятно. Давно у вас так все ладно складывается?
– Не все ладно, я ж не волшебница. – Светлана Андреевна вздохнула и встала. – Иногда, еще в молодости получалось, но я, дурочка, так и не ухватилась за это, все отвлекалась на разную ерунду. А более-менее постоянно стало получаться несколько лет назад, после смерти мужа. Трагедия меняет людей, но тут главное, как ты говоришь, не «спятить». Ну, пойду чистоту наводить.
Светлана Андреевна ушла.