И время и место: Историко-филологический сборник к шестидесятилетию Александра Львовича Осповата

Сборник статей

⁵⁸ Ср. о М. Будберг: «Она несомненно была одной из исключительных женщин своего времени, оказавшегося беспощадным и безжалостным и к ней, и к ее поколению вообще. Это поколение людей, родившихся между 1890-м и 1900-ми годами, было почти полностью уничтожено войной, революцией, эмиграцией, лагерями и террором 30-х годов» (Берберова Н. Железная женщина. М., 1991. С. 19).

⁵⁹ Шиловский С. Судьба Маргариты bulgakova/index.html]. Там же анахронические утверждения, что к моменту поездки Е.С. за границу в 1969 году (будто бы «впервые»,

на самом деле она выезжала в 1963 году – к умирающему брату) «Булгакова уже издали и в Германии, и во Франции – причем без ее разрешения. Как это произошло, осталось неясным». Здесь остается только апеллировать к персонажам «Мастера и Маргариты»: «– Ну да, неизвестно, <…> подумаешь, бином Ньютона!»

⁶⁰ Шор Т.К. Материалы к истории семьи Нюренбергов в Историческом архиве Эстонии // Тыняновский сборник. М., 1998. Вып. ю: Шестые-Седьмые-Восьмые Тыняновские чтения. С. 599–606; Чудакова М.О. Материалы к биографии Е.С. Булгаковой // Там же. С. 607–643.

⁶¹ Берберова Н. Указ. соч. С. 38.

⁶² См. примеч. 55.

⁶³ Е.С., например, деятельно и самоотверженно помогала детям расстрелянных сотоварищей своего бывшего мужа; немало добрых поступков на счету и у двух других упомянутых нами женщин.

⁶⁴ Е.С. записывает 3 мая 1935 года в дневник, как заходивший накануне Жуховицкий «очень плохо отзывался о Штейгере, сказал, что ни за что не хотел бы встретиться с ним у нас. Его даже скорчило при этом». Здесь – «разгаданная Булгаковым и его женой боязнь профессионального осведомителя самому оказаться объектом осведомления <…> а также, возможно, и нежелание увидеть собственное отражение. Наблюдение за этим соперничеством за роль соглядатая в его собственном доме было для Булгакова, несомненно, частью игры…» (Там же. С. 408).

⁶⁵ Бочаров С.Г. Филологические сюжеты. М., 2007. С. 18.

⁶⁶ Более всего напоминая, может быть, некоторые штрихи описания Анны Карениной: «Анна шла, опустив голову и играя кистями башлыка. Лицо ее блестело ярким блеском; но блеск этот был не веселый, – он напоминал страшный блеск пожара среди темной ночи» («Анна Каренина», ч. 2, начало главы IX).

⁶⁷ Кураев А., диакон. «Мастер и Маргарита»: за Христа или против? М., 2004. Подробней об этом – в нашей работе «О поэтике Михаила Булгакова»: Чудакова М. Новые работы. М., 2007. С. 452–453.

⁶⁸ «Панкрат, и так боявшийся Персикова, как огня, теперь испытывал по отношению к нему одно чувство: мертвенный ужас» («Роковые яйца»); «Он стоял у письменного стола и смотрел на них, как полководец на врагов. Ноздри его ястребиного носа раздувались <…>. Пес встал на задние лапы и сотворил перед Филиппом Филипповичем какой-то намаз <…>. Я знаю, кто это! Он – добрый волшебник, маг и кудесник из собачьей сказки… Ведь не может же быть, чтобы все это я видел во сне?» («Собачье сердце») (Булгаков М. Собр. соч: В 5 т. Т. 2. С. 135, 140,147).

⁶⁹ О фигуре Врача, сложившейся в раннем творчестве, и ее последующих трансформациях и вариантах см. в нашей работе «О поэтике

Михаила Булгакова» (Чудакова М. Новые работы… С. 397–398).

⁷⁰ Об этом см.: Чудакова М.О. Архив М.А. Булгакова: Материалы для творческой биографии писателя // Записки отдела рукописей ГБЛ. М., 1976. Вып. 37. С. 84–85.

⁷¹ Творчество героя «Записок на манжетах» – в будущем (см. наш комментарий к ним: Булгаков М. Собр. соч.: В 5 т. Т. 1. С. 605).

⁷² В рукописных вариантах встречи Мольера с Людовиком сквозит авторское предожидание подобной аудиенции и доверительного, благожелательного разговора. Конечная безнадежность и временная надежда в этой пьесе равно полноправны, и одна не отменяет другую; см.: Чудакова М.О. Архив М.А. Булгакова… С. 90–91.

⁷³ Письмо к В.В. Вересаеву от 27 июля 1931 года: Булгаков М. Собр. соч.: В 5 т. Т. 5. С. 461.

Юрий Цивьян

Слова-жесты

Из новых наблюдений в области карпалистики

ДОЛЖЕН СКАЗАТЬ, ЧТО У ВАС ВСЕХ, МОСКВИЧЕЙ, ЧТО-ТО СЛУЧИЛОСЬ С ЯЗЫКОМ: ПРИЛАГАТЕЛЬНОЕ ПОЗАДИ СУЩЕСТВИТЕЛЬНОГО, ГЛАГОЛ В КОНЦЕ ПРЕДЛОЖЕНИЯ <…> ИСКУССТВЕННАЯ ФРАЗА, НАСЛЕДИЕ XVIII ВЕКА, УМЕРЛА, ПИСАТЬ ЯЗЫКОМ ТУРГЕНЕВА НЕВОЗМОЖНО, ЯЗЫК ДОЛЖЕН БЫТЬ ПРИБЛИЖЕН К РЕЧИ, НО ТУТ-ТО И ПОЯВЛЯЮТСЯ ЕГО ОРГАНИЧЕСКИЕ ЗАКОНЫ: СЕРДИТЫЙ МЕДВЕДЬ, А НЕ МЕДВЕДЬ СЕРДИТЫЙ, НО ЕСЛИ УЖ СЕРДИТЫЙ, ТО ЭТО ОБУСЛОВЛЕНО ОСОБЫМ, НАРОЧИТЫМ ЖЕСТОМ РАССКАЗЧИКА: МЕДВЕДЬ, А ПОТОМ ПАЛЬЦЕМ В СТОРОНУ КОГО-НИБУДЬ И ОТДЕЛЬНО: СЕРДИТЫЙ И Т.Д.

А.И. Толстой. О языке (1924)

Два слова о термине-тандеме, вынесенном в название. Впервые словосочетание слово-жест использовано в 1923 году Сергеем Третьяковым в заметке «Земля дыбом. Текст и речемонтаж», где сказано, какими принципами Третьяков руководствовался, переделывая литературно слабую драму в стихах «Ночь» французского писателя-коммуниста Марселя Мартинэ¹ в текст, пригодный для мейерхольдовского агитспектакля «Земля дыбом» (1922). Как явствует из заметки, Третьяков существенно перемонтировал пьесу и переиначил речь действующих лиц, например, перенес «центр внимания с акустической стороны (гласные) на атрикуляционно-ономатопическую (согласные)»² – с тем, чтобы не вводить занятых в постановке актеров в искушение «напевной декламации, опирающейся на гласную (Камерщина)»³. Кроме того, с целью преодолеть несценичность исходного материала Третьяков произвел «проработку артикуляционного эффекта выразительных по своему звукосоставу слов в качестве слов-жестов»⁴.

В чем именно заключалась такая проработка? Чтобы ответить на этот вопрос, потребуется сравнить исходный текст Мартинэ с вариантом Третьякова. Скорее всего, речь идет об отборе слов, которые сами просятся на сцену. Так или иначе, не думаю, чтобы слово-жест Третьякова далеко отстояло от тех слов, в которых Эйхенбаум в работе о «Шинели» (1919) усмотрел мимико-артикуляционные жесты⁵, или от тех, которые несколько позднее Тынянов окрестил жестами звуковыми⁶.