И жили они долго и счастливо
Шрифт:
— Я тебе в круге что обещала?
Сокол повернулся к ней, посмотрел внимательно, запустил ладонь ей под волосы, пропустив пряди сквозь пальцы.
— Иногда я думаю, что не имел права тащить тебя в круг… — неожиданно признался он.
Настя засмеялась.
— Любимый, тебе спать пора, — вздохнула она. — Ты от усталости несешь какую-то чушь. Все, пойдем, утро вечера мудренее.
— Я серьезно, Насть. Я лишил тебя свободы.
— Какой свободы?
— Выбирать. Уйти от меня… Не знаю… — он устало потер рукой глаза.
— Говорю же, чушь. Никогда не жалела, что встала
И она встала с пола, взяла его за руку и потянула вверх.
— Пойдем, пойдем, — поторопила она. — Тебе просто надо выспаться, сколько ночей ты уже нормально не спал? И сегодня ты выспишься, а завтра к тебе обязательно придут ответы на все твои вопросы.
Сокол все-таки встал на ноги, и лежащий до этого у него на коленях игрушечный волчок со стуком упал на пол, но на него никто не обратил внимания.
— Ты правда так думаешь? — спросил Сокол, глядя на нее сверху вниз: по-другому не получилось.
— Правда-правда, — улыбнулась Настя. — Марш в кровать.
— Слушаюсь, мой генерал, — улыбнулся ей в ответ Финист.
Они засмеялись и вернулись в спальню, легли в постель. Настя устроилась поудобнее у него на плече, и, уже засыпая, почувствовала, как он нашел ее ладонь и переплел их пальцы. А потом ощутила то, что так любила, хотя и не признавалась ему в этом: капля за каплей к ней под кожу закралось тепло, разлилось по венам. Финист делился с ней своей силой, поддерживая ее тело, сохраняя его молодость. Всегда по чуть-чуть, сколько мог, но этого хватало, чтобы она до сих пор не выглядела как древняя старушка, какой вообще-то уже и должна была быть.
Убаюканная этим теплом, Настя уснула. И так хорошо было спать рядом с мужем.
А зайдя утром на кухню, Настя первым делом распахнула задернутые вчера вечером шторы. Приоткрыла раму, чтобы проветрить. Восходящее солнце переливалось бликами в окнах соседнего дома.
Сокол вошел следом, поцеловал ее.
— Приготовь что-нибудь посытнее, — попросил он.
Настя кивнула, открыла холодильник, достала оттуда контейнер с яйцами, молоко, масло и ветчину.
— Ну что, выспался? — спросила она, снимая с полки миску, чтобы взбить яйца.
— На удивление — да, — ответил Финист, садясь за стол. — Даже как-то думается легче. И я понял: единственное, где я мог видеть почерк с открытки — это объяснительная от кого-то из задержанных или чьи-то письменные показания. Сегодня возьму с собой кого-нибудь из воробьев, пороемся в делах. Если это было не так давно, то их еще не должны были списать или передать на рассмотрение. А я уверен, что видел его незадолго перед тем, как Кощей принес открытку. И еще я вспомнил того, кто может заглянуть для меня в личное дело Егора.
— Ну вот видишь, — откликнулась Настя, шинкуя ветчину. — Я же говорила, тебе просто надо поспать. А на счет того, что ты вчера сказал…
— Ты правда не жалеешь?
— Нет, — ответила Настя, поворачиваясь к нему. — Ни разу не пожалела. Не думай так, пожалуйста, больше, не обижай
Сокол кивнул.
— Будешь моей женой? — серьезно спросил он.
— Да.
И спустя шестьдесят лет брака это «да» прозвучало куда весомее, нежели в самом начале их пути, когда им еще невдомек было, что их ждет.
— Я люблю тебя.
— И я тебя.
Настя послала Финисту воздушный поцелуй и, возвращаясь к миске с болтушкой для омлета, на короткий миг глянула в окно. И успела заметить его. Металлический блеск, что примелькался ей за много лет. И так же, как привыкла чувствовать, а не видеть траекторию полета своих ножей, поняла, куда это блеск нацелен.
Выбор был небольшой: остаться на месте или сделать шаг назад, заслонив собой того, кому только что говорила о любви.
Был ли у нее выбор?
Стрела прошла сквозь оконное стекло, не разбив его, и вошла между ребер плавно и легко, будто вернулась в колчан. Настя пошатнулась и упала на колени. Начала заваливаться, но Сокол уже среагировал. Упал на пол, подхватил ее под подмышки, оттаскивая в коридор, чтобы убрать их с линии огня, выставил вокруг них магический щит.
— Настя!
Боль уже пришла. Острая, она потекла по венам, заполняя собою. Рот наполнился кровью. Настя судорожно попыталась вдохнуть, но пробитое легкое отказывалось работать, зато болезненно быстро забилось сердце. Это был конец. И вдруг стало горько и обидно. Она не увидит, как вырастет дочь, не расплетет ей косу, не выдаст замуж. Никогда больше не обнимет сыновей. Не возьмет на руки внуков, пытаясь вспомнить, кого как зовут.
Этим утром она в последний раз проснулась рядом с Финистом.
Настя сосредоточилась на том, чтобы прожить еще хотя бы несколько секунд, урвать пару лишних мгновений рядом с мужем. Попросить бы прощение за все, что было не так… Вокруг стремительно темнело, и она из последних сил цеплялась взглядом за серые глаза, которые всегда видели ее насквозь и ни разу не осудили.
— Нет, — сказал Финист.
Надо было утешить. Ей так хотелось его утешить, но воздуха не было.
А еще ей хотелось, чтобы он сказал, что все будет хорошо. Чтобы пообещал, что позаботится о Яре и расскажет мальчишкам, как сильно она их любила несмотря на то, что мать из нее получилась так себе. И мать, и жена… Но вот, наконец, хоть что-то сумела сделать правильно.
— Нет, — повторил Финист вместо всего этого.
Что-то в его тоне было не так.
— Потерпи, — попросил он.
Как будто бы это имело значение.
Она почувствовала, как он обломал стрелу и выдернул наконечник из спины, а потом и древко из груди. Боль разодрала сознание, Настя ощутила, как толчками хлынула из раны кровь, захрипела, и перед глазами осталась одна темнота.
Она почти умерла, зачем он ее мучит?..
А потом руки Финиста аккуратно положили ее на пол: почти так же нежно, как на брачное ложе много-много лет назад, и Сокол накрыл ладонями ее плечи. И Настя поняла, что он собирается сделать. Она попыталась выдавить из себя что-то, запретить ему, но не смогла. Все, что ей оставалось, это вслепую смотреть на него в надежде, что он прочтет по взгляду.