И жили они долго и счастливо
Шрифт:
Вечером, сидя у себя в комнате в общежитии, она несколько раз порывалась удалить переписку, вырвать с корнем то единственное, что заставляло ее сомневаться в том, какой реальности она хочет. Потом открыла, долго мотала назад и остановилась на случайном месте.
«Скажи Баюну, что если он еще раз повысит на тебя голос,
я повыдергиваю ему все когти по очереди».
«Ты сказала? У тебя все в порядке?»
«Василиса, не молчи, а то я и правда сейчас приеду».
«Приедь
Дата была — четвертое октября восемнадцатого года. Василиса напрягла память. Она помнила этот случай, тогда Баюн действительно перегнул палку, она долго плакала и хотела увольняться, а потом что-то случилось, он принес извинения и еще долго был с ней предельно вежлив. Что тогда произошло?
Василиса отложила сотовый телефон, выключила свет, не раздеваясь легла на кровать. В отсутствии Кощея тоска по нему сшибала с ног. В их переписке были такие сообщения. Ей даже не нужно было заглядывать в нее, они отпечатались у нее в памяти. Те, что от нее:«я соскучилась», «давай вечером просто пройдемся вместе», и еще одно, недошедшее, но и не удалённое:«Кош, сколько еще?». И от него, очень редкие, но все же:«думаю о тебе», «постараюсь вернуться поскорее», «забери собак в дом, все не одна». Довольно часто их переписка прерывалась на несколько дней, иногда он слал одинокие сообщения, на которые Василиса почему-то не отвечала. Впрочем, по их содержанию она догадалась, что скорее всего он слал их из Нави. В отличие от Кощея, у нее не было сил, чтобы передавать сообщения между мирами.
«На западной границе проблемы. Не жди пока. Думаю о тебе.»
Думаю о тебе…
Нигде ни разу ни он, ни она не написали слова «люблю», и это было одной из причин, по которым Василиса верила, что все эта переписка настоящая, но вот это «думаю о тебе» повторялось с завидной регулярностью с обеих сторон.
Сейчас Василиса тоже могла бы так написать. Потому что ни о чем другом она думать попросту не могла.
***
— Всего лишь поцелуй, — сказала Василиса своему отражению в зеркале в то утро.
Зеркало отражало что-то не слишком красивое. Недосып и постоянное ощущение, что еще немного и она окажется пациентом Горбунка, если не сразу психбольницы, сделали свое дело. Василиса выглядела изнуренной. Мелькнула мысль: а захочет ли он вообще целовать ее такую? Скажет свое «фи» и гордо удалится. Василиса закрыла лицо руками: и о чем она только думает?
В парке было тихо. Василиса пришла первая. Она специально купила по дороге булку, чтобы было чем занять руки. Не вязание же с собой брать на такой разговор, в самом деле. По дороге все пыталась представить, как сделает это. И какова будет реакция Кощея. И что будет после? А что, если она правда вспомнит? А если нет? А если это его коварный план? Но выносить все это дальше она не могла.
Наверное, она перенервничала, но вид Кощея не вызвал у нее совершенно никаких чувств, она съязвила пару раз по привычке, стараясь не смотреть ему в глаза. Было в них что-то такое… «Вот сейчас, — думала Василиса. — Нет, лучше сейчас». «Надо просто предложить ему это. Деловое
«Как на велосипеде кататься, стоит один раз научиться и уже не забудешь», — сказала бы Настасья. Она любила подобные сравнения.
А потом Кощей сказал про дочь, и это выбило почву из-под ног. Она никогда никому не рассказывала. Кому она вообще могла бы доверить подобное. И почему?
Василиса попросила Кощея рассказать об их браке и о свадьбе просто, чтобы дать себе время, и сама себя неожиданно поймала на том, что ей интересно. Кощей не вызывал отвращения. С ним было спокойно. Как в ее снах.
На самом деле они ведь впервые просто разговаривали.
«Мы ждем тебя дома. Я и ужин», — вспомнила Василиса одно из его сообщений в их переписке. И решилась.
«Черт», — подумала она сразу после.
У Кощея было такое лицо, словно его только что поцеловала не она, а совершенно незнакомый человек с улицы. И он как-то слишком пристально ее разглядывал.
— Да знаю я, как выгляжу, — вздохнула она. — Кош, ну что ты так смотришь?
И в этот момент Кощей рванулся и прижал ее к себе. Обнял так, что перехватило дыхание. Василиса, вжатая носом ему в грудь, поерзала, устраиваясь удобнее, вдохнула поглубже родной запах, улыбнулась. И вдруг поняла, что изменилось. Память не хлынула потоком, скорее кто-то протер запотевшее стекло, и она увидела все, что было за ним, и только потом осознала, что именно увидела.
Вот тогда-то, от внезапного понимания того, что в действительности произошло, ее и накрыло.
— Все, все, — шептал Кощей, укачивая ее как ребенка, пока она судорожно цеплялась за его пиджак, пытаясь продышаться.
— Все, все закончилось…
Но ничего не закончилось. Она обнимала его все крепче и крепче, пытаясь спрятаться, а мир вокруг, который еще всего лишь несколько мгновений назад был таким понятным и приветливым, вдруг оказался неуютным, опасным местом, в котором она не способна была сама себя защитить.
Она едва не потеряла мужа. Хуже, она едва не потеряла все, что было между ними.
Кто мог быть настолько жесток, чтобы лишить ее памяти о самых счастливых годах в ее жизни?..
— Отвези меня домой, — попросила она, и Кощей с готовностью исполнил эту просьбу.
***
Василиса появилась в его кабинете ближе к обеду. Наконец-то выбралась из своей комнаты, где просидела, заперевшись, несколько часов. Она была бледна, и поверх теплого домашнего халата накинула шаль и куталась в нее, хотя конец августа напоследок баловал погодой, и в доме тоже было тепло. Дурной знак.
Кощей корпел над исковым заявлением. Дело было тоже дурное, требовало знания множества местных локальных нормативных актов, единой базы которых отродясь не водилось, зато было множество иных актов, которые дополняли, отменяли и уточняли ранее принятые и о существовании которых для начала нужно было хотя бы догадаться. Кощей взялся за все это, желая хоть немного отвлечься от ситуации с Василисой, уйти с головой в работу и забыться, но теперь, после того, как к жене вернулась память, он заново осмотрел фронт работ и пришел к выводу, что нужно было просить вдвое больше заявленной цены.