И жили они долго и счастливо

Дмитриевна Алёна

— Все, что угодно, — сказал Финист.

— Все? — протянул кот, изогнувшись на своем столбе вопросительным знаком: острые когти впились в металл, узкие черные губы изогнулись в усмешке, — а не боишься давать такие обещания, светлый сын волхва*?

— Нет.

— Что ж… Служба. Любые мои приказы и до тех пор, пока не скажу «довольно». Клянись. На крови.

Финист согласился на условия, и в тот же вечер Баюн спел Настасье свою песню, и ей стало лучше.

Они думали, кот потребует свою награду сразу же, но он ушел, ничего не сказав, и не возвращался долгих пять лет. А потом однажды, без предупреждения и стука, вошел в их дом и коротко изложил свои требования. Соколу надлежало явиться к Лебедь и сказать, что желает

служить ей, борясь с темными магами и их колдовством в соседнем мире. А позже Баюн потребует его к себе, и он должен согласиться.

Кот не стал ждать ответа. Финист дал клятву, которую нельзя было нарушить.

Они долго сидели в тишине, когда закрылась крепкая дубовая дверь, что больше не могла защитить их от мира. Все внутри Насти кричало и рвалось, требуя упасть на колени, просить прощения за то, что это из-за нее Финисту пришлось потерять свободу, умолять, чтобы простил. Но она словно оцепенела и не способна была двинуться с места. А потом Сокол порывисто встал и ушел в другую комнату, вернулся с любимым кинжалом, резанул по ладони, подождал, пока лезвие станет красным, прошептал слова заговора. Металл впитал кровь, оставляя клинок чистым, Финист протянул кинжал Насте.

— Вот, — сказал он, — чтобы ты всегда знала, что я жив.

Она послушно взяла кинжал в руки. Сокол вышел на крыльцо, обернулся птицей и долго летал где-то, вернувшись только к утру.

— Ты собрала мои вещи? — спросил он.

Настя не винила его за холодность. Слишком хорошо знала, чтобы понимать: он раздавлен и просто не в состоянии сейчас проявить чуткость.

— Наши вещи, — поправила она.

Финист нахмурился.

— Разумеется я иду с тобой, — пожала плечами она, констатируя само собой разумеющееся.

— Настя… Тот мир… он не для тебя. И потом, здесь наши дети, здесь внуки. Ты должна остаться, я буду вас навещать.

— Глупости какие! — Настасья топнула ногой и продолжила, переигрывая с жизнерадостностью и улыбкой. — Как будто бы впервой идти за тобой неведомо куда. Или ты правда думал, что так легко избавишься от меня?!

Он не стал возражать. Из вещей взяли совсем немногое, Сокол сказал, все остальное в новом мире им не понадобится. Дом оставили Светозару и его жене Несмеяне. Попрощались с детьми и отправились в путь.

Она так и не извинилась. Он никогда не поднимал эту тему, служил молча и ни разу не высказал при ней недовольства. Она налаживала быт и боялась заикаться об этом, боялась, что муж обвинит ее открыто, скажет, что это из-за нее. Он был единственным, чье мнение для нее действительно имело значение. Она бы не перенесла.

Так уж случилось, что Настя умела драться и оружием владела, Финист сам учил ее когда-то, а она была хорошей ученицей. Правда, искусство мечного боя так и не одолела, но вот вот пригвоздить ножом муху к стене вполне могла. Так что порой она ходила с ним на задания. Однако, когда они попали к Баюну, то поняли, что на Буяне их не подпускали ни к чему серьезному.

— Больше ты со мной не пойдешь, — решил Финист после очередного рейда, когда Настасья сидела со стеклянными глазами, пытаясь не думать об увиденном.

И она послушалась. Но сидеть дома, ждать его, смотреть на кинжал — было невыносимо. Она пошла к Баюну, и он предложил ей познакомиться с этим миром поближе.

Много позже, когда обида и злость на Баюна поутихли, Настасья поняла, что он пытался позаботиться о них, как мог. Ему нужен был светлый безопасник, потому что он не доверял темным, опасаясь, что они начнут, пользуясь данной властью, проворачивать дела за его спиной, налаживать собственную сеть. А кто бы из светлых пошел под начало к темному? А вот Соколу, спасшему жену ценой собственной свободы, он мог довериться. Баюн пожалел Настю, дал ей возможность найти место в этом мире и работу, опять же не постеснявшись воспользоваться ее ситуацией и приставив ее к делу, где ему также нужен

был свой человек. Порой по его заданию Настасья перевозила вовсе не безобидные вещи. Ей нравилось знать, что не только Сокол рискует. Так она как будто искупала свою вину перед ним. И понемногу Настя полюбила этот мир. Она сдала на права, получила образование, много читала, привела свое тело в ту форму, которая ей самой доставляла удовольствие. Ее приводил в восторг тот факт, что здесь женщина была не просто приложением к мужчине и дому, и она полюбила этот мир, в котором могла действовать самостоятельно, в котором было столько возможностей. И за это она чувствовала себя еще более виноватой: Финист не то чтобы этот мир не любил, но вынужденное подчинение Баюну отравляло его, задевая гордость. Но иногда Насте казалось, что если бы Баюн просто попросил, ее муж согласился бы занять эту должность без всяких клятв. В какой-то момент она поняла, что он получает от происходящего удовольствие. В этом мире им было лучше, чем в тридевятом, он дал им больше. Он позволил им обоим реализоваться.

В целом же они жили хорошо. Баюн выторговал на Буяне достойную зарплату для Сокола, соответствующую тем рискам, которым он без конца подвергал свою жизнь. И понемногу они обустроились, хотя и пришлось все начинать с нуля. Но они были вместе, и этого было достаточно.

Правда, Финист все еще хотел еще хотя бы одного ребенка, хотел дочку, а Настя — нет.

И где бы они не жили, Настя вешала кинжал на стену напротив кровати. Он был первым, на что она смотрела, когда просыпалась, и последним, когда засыпала, если Финист не ночевал дома. Лезвие чернело по краям, если Сокол был в опасности. Покрывалось пятнами, если его ранили. Но никогда еще чернота не пыталась поглотить кинжал целиком. Это могло означать лишь одно…

Яра снова расплакалась, извиваясь на руках, Настасья перехватила ее, на негнущихся ногах заходила по комнате, из-за всех стараясь не споткнуться и не упасть, попробовала молиться, но слова путались на языке, терялись в памяти, никак не получалось сосредоточиться. Нужно было пообещать что-то взамен, попробовать выменять его жизнь, но в голову не приходило ничего достаточно ценного. В какой-то момент ей показалось, что металл стал очищаться. Она подошла ближе, боясь поверить. Но нет, черные пятна таяли, Настасья заплакала от облегчения. Финист был жив. Однако чуть позже металл вновь подернулся темным, и Яра снова то успокаивалась, то начинала плакать, и уснула только за час до рассвета, когда кинжал вдруг вновь очистился.

Настасья опустила ее в кроватку, подоткнула одеяло, подложила под спину игрушечного сокола, сшитого на заказ. Пошла на кухню, трясущимися руками налила воды из графина, залпом выпила и опустилась на стул, застыв. Сил не было. Особых мыслей тоже. Небо успело посветлеть и комната наполнилась светом, а она очнулась лишь, когда повернулся ключ во входной двери, бросилась в коридор.

— Привет, — сказал Финист.

И тут Настасья заплакала.

— Ну-ну, — Сокол неловко обнял ее, всякое движение явно давалось ему тяжело. — Не плачь, ты уже знаешь, да? Неприятная вышла ночка. Ну же, Настя… Слушай, меня подлатали, конечно, но мне бы лечь.

Настасья шмыгнула носом, вытерла слезы, запрещая себе продолжать. Она отлично умела не плакать.

— Давай помогу, — сказала она, потянув за рукав куртки, но снова замерла.

На расшитом ею кушаке и на серой футболке Финиста багровели засохшие пятна крови.

— Не уверен, что отстирается, — виновато поморщился Финист. — Сможешь сделать новый? Этот в прямом смысле спас мне жизнь. Тот, кто меня откачал, без него меня бы просто не заметил в темноте. Эй, Настя… Настя!

Она всегда считала себя сильной. Редко позволяла себе слабость, тем более при муже. Но сейчас ноги подвели, в глазах потемнело, Настасья почувствовала, как ее качнуло, но Финист подхватил.