И жили они долго и счастливо

Дмитриевна Алёна

Глава 6. Ретроспектива.

середина декабря 2003 года

— Варвара, у тебя веретено есть? — с порога вопросила Василиса, врываясь в каталожный зал Архива, где в это время хозяйничала его хранительница, и забывая поздороваться.

Варвара хмыкнула, но невежливость ее комментировать не стала, взмахнула рукой. Один из ящичков карточного каталога открылся, из него вылетели несколько картонных прямоугольников и послушно легли ей в руку.

— Веретено-убийца, веретено-усни-навсегда, веретено для прядения золотой нити… — перечислила она. — А тебе что конкретно надо?

— Да нет, — замотала головой

Василиса. — Мне самое обыкновенное, не волшебное.

— Да? — удивилась Варвара. — Ну пойдем.

В отличие от остальных сотрудников Конторы, обитавших на ее территории, Варвара жила не в общежитии, а в Архиве. И до этого момента Василисе ни разу не приходилось бывать в ее комнате.

Она оказалась совсем небольшой, но очень светлой, опрятной и уютной. На односпальной кровати, покрытой вязаным пледом, примостились одна на другой три подушки с лежащей сверху кружевной салфеткой. Льняные шторы, расшитые узорами, прикрывали окно. Под окном стоял добротный расписной сундук. Еще один — побольше — был у стены. На столике у входа стояли зеркало в красивой резной раме, кувшин и тазик для умывания. А над кроватью висел карандашный портрет. Он явно был выполнен рукой самой Варвары, но выполнен хорошо и с чувством. С портрета Василисе улыбался молодой мужчина. Лицо обрамляли волнистые волосы, перехваченные кожаным шнурком на лбу, глаза смеялись, и от них россыпью шли морщинки. Он явно был смугл — Варваре хорошо дались полутона, — но скорее от постоянной работы на солнце, чем от природы. И улыбался он легко и приятно.

Василисе не нужно было спрашивать, кто это. Она и так знала. Все знали. Это был Андрей, муж Варвары. А вот портретов детей здесь не было, и Василиса даже и не знала, были ли они у них. И не рисковала спрашивать, мало ли, у кого что за плечами.

Варвара тем временем открыла сундук у окна, вытащила из его недр тряпичный сверток из грубого льна и разложила на столе.

— Выбирай, — предложила она.

О, это были отличные веретена! Василиса с предвкушением осмотрела их. Руки потянулись к самому тонкому, но она одернула себя: давно не практиковалась, так по самонадеянности можно загубить всю работу*. Она выбрала немного потолще и не смогла сдержать вздоха удовольствия, когда пальцы коснулись дерева. Все внутри нее возликовало, отозвавшись знакомому с детства предмету. Она и не подозревала, насколько соскучилась по любимому занятию. Чувствовать вес веретена в ладони было также прекрасно, как ощущать возвращение силы.

— Я тебе и прялку дам, — предложила Варвара. — Она замечательная, мне ее Андрей на свадьбу дарил.

— Спасибо, но не надо прялку, — отказалась Василиса, с улыбкой покручивая в пальцах веретено.

Пальцы радовались, и все в ее душе пело от предвкушения: она любила рукодельничать, а когда еще и цель благая, так лучше ничего и не придумаешь. В мыслях она уже была у себя в комнате, ей не терпелось начать.

— Неудобно же без прялки… — удивилась Варвара.

— О, не переживай, — улыбнулась Василиса. — Спасибо большое, через недельку верну!

И она убежала, едва ли не подпрыгивая, и забыв попрощаться.

Варвара в замешательстве посмотрела ей вслед. Такой она ее еще ни разу не видела.

Самым сложным оказалось дождаться ночи. Василиса вся извелась, ожидая, когда луна наберется красок. Она то и дело садилась у окна, крутила веретено, вспоминая движения, и переживала, как бы небо не заволокло тучами. Но судьба ей благоволила: луна была большой и яркой и щедро пролила в ее окно свой свет.

Василисе не нужна была прялка, потому что ею ей служило небесное светило. Она сжала в левой ладони пучок лунного света, отделяя его от общего потока, скрутила пальцами нить потоньше и привязала за краешек к веретену, накинула петлю, чтобы нить держалась. Лунный свет был мягким

и прохладным, и работать с ним было легко. Василиса вытягивала свет, крутила нить, наматывала ее вокруг веретена, чувствуя, как гладко скользит она между пальцев. Ей хотелось петь, и она запела. Ее больше ничего не беспокоило, и ничего не осталось, кроме ощущения света в руках и легкости во всем теле, она пела что-то о тепле и о доме, о свече, что поставили на окно, дабы все вернулись к очагу, о том, что не должно быть боли, о спокойных добрых снах, уюте и покое. Руки наполнились силой, и ее живая, горячая благодарность устремилась в нить, но Василиса не заметила этого. Слишком глубоко вошла в транс. Песня лилась, мешалась с дыханием, вплеталась в нить. К утру свет стал таять, и Василиса очнулась, потому что закончила. Поскорее отрезала нить, чтобы она не исчезла вместе с меркнущей луной. Голова немного кружилась. Василиса списала это на бессонную ночь. Но легкий объемный моток пряжи в руках вселял в ее сердце небывалую уверенность.

Дальше было сложнее. На следующий вечер, едва дождавшись сумерек, Василиса села плести узор и поняла, что не знает, каким он должен быть. Она понимала, что хочет получить в итоге, но ничего не складывалось. «Потому что плетешь как для себя», — подсказал голос внутри. А ей нужно было не для себя. И она стала думать о том, для кого делала работу. Тогда пошло легче. Странно, правда, получалось. Плетение выходило жестким, неровным, топорщилось местами, напоминая сцепленные ветви терновника, но таков был тот, в благодарность кому она все это затеяла. И Василиса снова отдалась на волю интуиции.

— Бледная ты какая-то, — сказал ей Баюн в пятницу вечером, — не заболела часом? Не спишь, что ли?

Василиса постаралась улыбнуться пободрее. Она плела и переплетала, неудовлетворенная своей работой, и поскольку могла работать только по ночам, когда возвращалась сила, спать получалось совсем мало.

— Иди-ка к себе, — вздохнул Баюн, — да отдохни за выходные хорошо. Чтобы в понедельник была как огурчик. Полутруп мне тут не нужен, на Буяне такую кадровую политику не одобряют.

Василиса попрощалась, вышла из кабинета, задумалась о своем и в безлюдном коридоре шириною в три метра столкнулась с Кощеем.

— Василиса, — поприветствовал он, придержав ее за локоть и не дав упасть.

Она зарделась и сделала шаг назад.

— Как рука? — тихо спросил Кощей.

— Уже зажила, — улыбнулась девушка, — мазь отлично помогла. Там еще много осталось, я совсем по чуть-чуть брала, я верну.

— Оставь себе, мало ли, — вздохнул Кощей и нахмурился. — Бледная ты какая-то. Не заболела?

Василиса захихикала.

— Что смешного? — не понял он.

— Вы с Баюном мыслите одинаково, — пояснила Василиса. — Он меня вообще полутрупом назвал.

— Трупы и полутрупы не так выглядят, — буднично заметил Кощей, и она как-то сразу поняла, что он это серьезно и со знанием дела.

Стало не по себе.

— Что ж, раз все хорошо, то я пойду. Береги себя.

И он сделал шаг по направлению к кабинету.

— Постой! — воскликнула Василиса и тут же смутилась. — Я хотела спросить… Ты придешь на зимний солнцеворот?

Кощей застыл и с удивлением посмотрел на нее. Василиса опустила взгляд.

— Нет, — ответил он. — В это время я должен быть в Нави.

— Понятно, — прошептала она, не сумев скрыть разочарования.

— Но Баюн любезно пригласил меня на ваш новогодний корпоратив, — продолжил Кощей.

Василиса подняла глаза. Он улыбался.

— Прекрасно! — воскликнула она. — То есть я имела ввиду, это хорошо, когда на праздник все собираются вместе. Как семья! То есть…

Кощей усмехнулся.

— Отдохни, — напомнил он. — До свидания, Василиса.

— Пока, — выдохнула она, посмотрела, как он скрывается за дверью в кабинет Баюна, и упорхала по коридору.