И жили они долго и счастливо

Дмитриевна Алёна

— Не придерживаюсь традиций, — ответил он.

— А Баюн распорядился, чтобы Данила установил и нарядил, — продолжила Василиса, ей все казалось, истерика где-то рядом, и нельзя было ее допустить. — Она не настоящая, я до прошлого года даже не знала, что такие бывают. Но украшения красивые. Шары расписные, игрушки… Я думаю раздобыть еловых веток, поставить у себя в комнате. Запах будет...

— Сахар?

— Что? Ах, да. Две ложки.

Кощей поставил перед Василисой чашку, но сам за стол садиться не стал, остался стоять у плиты, опершись о столешницу кухонного гарнитура. Василиса аккуратно

взяла чашку, от нее шел пар и чудесный запах. Держать ее левой рукой было неудобно, она отпила немного неуклюже, но не пролила, чему и обрадовалась. Кофе оказался терпким, слегка горьковатым, и он был куда лучше всего того, что она успела попробовать к этому моменту. Она подняла взгляд. Кощей смотрел на нее как-то странно. Словно никак не мог определиться, что это за неведома зверушка тут у него сидит.

— Что? — спросила Василиса, смущаясь.

Он покачал головой и едва ли не в один глоток осушил свою чашку.

В этот момент со стороны коридора послышались шаркающие шаги, и на кухню, пошатываясь, вошел огромный старый пес. Он огляделся, заметил Василису и пошел к ней, принюхиваясь. Тело мгновенно напряглось, и она попыталась отодвинуться. Память о встрече с химерой все еще была слишком свежа.

— Свои! — рявкнул Кощей так, что Василиса подпрыгнула на стуле.

Пес кинул на него неодобрительный взгляд: сам вижу, что свои, — подошел ближе, понюхал еще немного и улегся у ее ног.

— Не бойся, — попросил Кощей, и в лице его что-то дрогнуло. — Он запомнит тебя и не тронет больше. Он просто… старый. И глуховатый. Вот и приходится кричать.

«Волнуется, — вдруг поняла Василиса. — Он волнуется за пса». Это открытие удивило ее. Ей всегда казалось, что Кощей чужд проявлению заботы о ком-либо. С другой стороны, сегодня он спас ей жизнь, причем во второй раз, и снова уберег от гнева начальства.

Пес мотнул головой, поднял на нее огромные карие глаза.

— И ничего страшного, правда, — ласково прошептала Василиса, аккуратно сползая со стула на пол и усаживаясь рядом с собакой, стараясь не потревожить раненую руку и жалея, что она правая, левой не так удобно гладить. Но пес уже с удовольствием устроил голову у нее на коленях и прикрыл веки.

— Как его зовут? — спросила Василиса, наглаживая длинную шерсть.

— Марло, — ответил Кощей. Он внимательно наблюдал за ними, словно боялся, что то ли собака причинит ей вред, то ли она собаке. — У него бессонница, вот и бродит по дому. Ему недолго осталось, — вдруг добавил он. — Наверное, придется усыплять, ему все тяжелее и тяжелее с каждым днем, а сердце сильное.

Пес, словно поняв, о чем говорит его хозяин, завозился у Василисы на коленях, бросил на нее печальный взгляд. Василиса ощутила, как выступили слезы. Она уже забыла про свою руку, грудь сдавило от осознания полной беспомощности и невозможности сделать хоть что-то для этого существа. Животные и птицы всегда были ей ближе людей.

— Ну что за глупости, — прошептала Василиса, из-за всех сил стараясь не заплакать. Она уже не думала о Кощее, она не хотела показывать свои слезы собаке, не хотела, чтобы он понял. Наклонилась к псу, обнимая, зарываясь пальцами в шерсть, зашлась в напеве, словно заговор читала. — Ты обязательно поживешь еще немного, правда?

И будешь чувствовать себя хорошо. А когда придет время, ты просто уснешь и во сне отправишься в лучший мир. И тебе не будет ни больно, ни страшно. Я обещаю.

Василиса все пела-приговаривала, пока Марло снова не завозился, задев больную руку. Она попыталась отодвинуться, тогда пес, уверенно поднялся, лизнул ее в лицо, твердой походкой дошел до Кощея, боднулся головой ему в ладонь, а потом ушел в угол, лег там и почти тут же уснул.

Василиса все также сидела на полу и смотрела на собаку.

— Вставай, — сказал Кощей, который все это время молчал. — Пол холодный.

— Да, — кивнула она, вдруг ощутив себя ужасно усталой и разбитой, но счастливой. — И правда что-то стало холодно.

Она вернулась за стол и сделала большой глоток, радуясь, что кофе не успел остыть. Знобить начало с удвоенной силой, но Василиса списала это на вернувшуюся ноющую боль во внезапно оттаявшей руке.

— Что мне писать в отчете? — спросила она.

Кощей деревянно пожал плечами, и ей в очередной раз показалось, что смотрит он на нее больно странно.

— Правду, — ответил он. — Пришли на место. Обнаружили химеру. Я ее ликвидировал, обратив в камень. Хозяйка создания была пьяна. Вызвали Сокола. Требуется разбирательство.

— А это правда?

— А разве я хоть где-то соврал?

Василиса покачала головой. Препираться все равно не хотелось, ее клонило в сон. И, возможно, было что-то удобное в том, что Кощей дал ей готовое решение, которым она могла воспользоваться. С ним всегда было легко работать.

Кстати, об этом.

— Баюн сказал, ты не хочешь, чтобы я и дальше ходила с тобой на выезды, — немного обиженно пробормотала Василиса.

— Я решил, что после нашей ссоры это было бы неуместно. А ты считаешь иначе?

— Не знаю, — честно ответила она. — Мне нравилось с тобой работать, пока…

И резко замолчала, не закончив.

— Пока что? — вкрадчиво переспросил Кощей. — Пока ты почему-то не решила, что я собираюсь изнасиловать тебя? С чего тебе вообще в голову пришла эта мысль? Я дал тебе повод так думать?

Василиса покачала головой, спряталась за кружку. Почувствовала, как предательски заалели щеки.

— Тогда почему? — надавил Кощей.

Выдавать Настасью было нельзя.

— Я просто подумала, — едва слышно выдавила из себя она, — что тебя тогда мог очень обидеть мой отказ. Так сильно, что ты мог захотеть отомстить.

Кощей не отвечал, Василиса решилась и посмотрела на него. Встретилась с усталым взглядом зеленых глаз.

— Ты допила? — спросил он.

Она кивнула.

— Давай кружку, помою. И поехали, отвезу тебя в Контору.

Они ехали в абсолютном молчании. Кощей одолжил ей свой пуховик взамен того, что пал жертвой химеры, и в нем было тепло и мягко. Убаюканная ровным ходом машины и темнотой за окном, Василиса даже задремала. Проснулась, когда машина уже остановилась. Кощей сидел рядом, не собираясь ее будить, и было непонятно, сколько они так уже стоят.

Василиса завозилась, зевнула, садясь ровно. Надо было что-то сказать.

— Спасибо еще раз, — улыбнулась она. — Что прилетел за мной. И спас. И что моя рука все еще при мне.