Идеальная девушка
Шрифт:
Брат, единственный дорогой человек, на Медее, закрытой планете, стоявшей особняком от империи. Если сбежав из дома, я направлялась к нему, то все остальное ни к чему, да и на Медею попасть нисколько не поможет. Зачем тогда все это? Под ногами начинала разверзаться пропасть от осознания истинной причины, но именно этот момент Марк выбрал, чтобы позвать в дом.
— Солнце вот-вот зайдет, разве ты не собираешься смотреть на луны?
И привел меня к одной из двух террас, специально расположенной так, чтобы видеть закат.
Наклонившись к горизонту, солнце, наконец, показалось —
Одновременно с этим на небе стали проступать сияющие овалы, словно прорези в атмосфере. Какие бы химические элементы не витали в воздухе, какие бы шутки не играли, пряча солнце, а ночь расставила все по местам, явив истинный облик здешнего неба, окутанного туманом. Спустя всего минуту, как солнце окончательно нырнуло за горизонт, зеленые овалы уже напоминали фосфоресцирующее дно глубокого омута. Мне даже стало как-то легче на душе от этого зловещего зрелища.
Марк обнял за плечи, прижав меня спиной к своей груди, и мы долго так стояли, молча глядя на небо.
Как бы он не крутил в своем разуме стену из фракталов, а я уловила, что вскоре ему нужно мчаться на другой край галактики. Его ожидало что-то связанное с грандиозной аферой. Но меня он собирался оставить здесь.
Вот глупый! Мог бы попросить о помощи.
А еще я чувствовала его грусть, порожденную сомнениями, стоил ли долгожданный приз затраченных усилий, но источник этого оставался «за стеной». Зато грусть разбудила мои собственные чувства.
Если бы не гнусные людишки вроде моего папаши, я отправилась бы домой ближайшим рейсом. Органза, шифон, тюль — и еще много наших собственных названий для похожих друг на друга тканей. Мне нужно видеть других людей, одетых в это. Нужно ощущать неутихающий ветер хотя бы за окном. Визуальная и тактильная красота поможет почувствовать себя лучше.
Теперь я вспомнила, окончательно, это оказалось легко.
Бабушка, сердце нашего дома, во всяком случае, большей его части, умерла, старший брат поссорился с отцом. Мир изменился. То, что было можно и воспринималось как само собой разумеющееся, стало вдруг запретным и преступным. Девицам не положено летать дальше внутреннего дворика, окруженного силовыми полями на скалах-стенах дома. И не положено водиться за пределами дома с особями мужского пола, даже если это друзья семьи.
Брат перебрался на Медею, обещав забрать к себе, когда обустроится там, но планета стала закрытой.
Я выбралась из дома, ставшего тюрьмой, своими силами, обрела свободу. Ирония заключалась в том, что вне общества Юфофадета я не могла существовать. Больше нет нигде таких любителей безумных полетов, таких ветров и таких машин как дома. Машин, на которых нужно стоять во время полета во весь рост, а не сидеть. Ветров, которые не стихают веками, наполняя каньоны своими воздушными реками.
Здесь, за пределами отцовской власти, я обречена на вечную тоску по дому, обречена тратить молодость и силы на поиск тех, кого не найти. И все это — смена облика, брошенные вещи — всего лишь попытка бежать дальше. Соломинка, не способная вытащить из болота, в котором мне суждено сгнить.
Глава 9.
Ночью я так и не сомкнула глаз.
Проплывали по небу овальные луны, высвечивая рваные, нереальные плоские облака, темно-зеленые, серо-зеленые и черные, как цепкие муторные сны, съедающие своей навязчивостью ночной отдых.
Временами я принималась рыться в информационном терминале, пытаясь найти какую-то цель. Что-то постоянное, на что можно потратить всю жизнь, например, исследование бактерий с метеоритов или изучение комет. Но каждый раз сдавалась, не обнаружив в себе достаточной тяги, и вновь командовала дому сделать потолок прозрачным, устремляясь взглядом в фантасмагорическое небо, а мыслями — в безрадостное будущее.
Я могла бы, еще немного изменив внешность, вернуться на Юфофадет под чужим именем и как-нибудь устроиться там. Удается ведь это некоторым иммигрантам. Но тогда пришлось бы жить среди незнакомых людей, быть чужой на родной планете и, как огня, избегать родных мест и знакомых.
Другой вариант — все же прорваться к брату, на Медею. На этом пути стояло множество преград, но преград хороших, материальных, которые приятно будет побороть. Начать с того, что, кажется, у меня не осталось денег. Память по этому поводу откликалась лишь туманным пробелом, но вспоминать все расходы от и до я и не стремилась — деньги, в конце концов, всегда кончаются. Когда Марк улетит, можно пустить в этот дом за плату каких-нибудь постояльцев, под видом своих друзей, а самой покинуть планету. Вряд ли с Лэтэтона кто-то направляется в сектора рядом с Медеей, но дальнейшее путешествие будет зависеть от моих способностей и изобретательности.
Этот план даже позабавил, на какое-то время подняв настроение. Вот только, я обнаружила, и, наверное, не в первый раз, что боюсь дальнейшего. Встречи с братом, которая, возможно, разочарует. И самой Медеи — планеты, которую я любила лишь заочно, никогда не ступая на нее.
Небо светлело. Белели облака, сливаясь с небом, белел туман, тускнели луны, превращаясь в тонких призраков, окруженных сияющим туманным ореолом.
Почувствовав, что Марк проснулся, я опередила его, первой придя на кухню и сообразив завтрак на двоих.
Вроде бы, раньше я испытывала к нему какие-то чувства, но сама память о них испарилась из сознания так быстро, что я не успела толком их понять. Или в действительности любви никогда и не было, а на Юфофадете я лишь тянулась к чужаку, который существовал вне наших правил, и тем самым казался привлекательным? Но отец сделал нас с братом такими же одинокими, как и все люди в галактике. А с разницей исчезло и всякое влечение.
Я почти не сомневалась, что тот пакет с наркотиками в вентиляции зуммера — моих рук дело. Просто не удалось отключить всю автоматику, вот я и осталась жива. Странно только, что я сделала это именно рядом с Марком. Неужели хотела устроить ему проблемы? Никакой причины для такого вспомнить не удавалось, а сам Марк ни о чем подобном не думал. Это обстоятельство — единственное, что останавливало от принятия данной версии как истины.