Идеальная девушка
Шрифт:
Удивительно, но едва ли прошло несколько секунд, как я познала чужую жизнь. Произошедшее не пугало. Возможно, видеть чужую память и слышать мысли иногда все же в порядке вещей. С этим можно разобраться позже. А сейчас… наши взгляды встретились и Эверлин отшатнулась.
Да, можно считать себя хорошей, без устали твердить, что ты — не такая, как все эти снобы и надутые от важности болваны, отличающиеся от остальных людей только местом рождения, но считающие себя превыше всех. Но если родилась и выросла на Юфофадете, то однажды ты не успеешь и моргнуть, как на твоем лице появится фирменное
— Не хочу, чтобы ко мне приближалась эта истеричка, — заявила я, поскольку после вот этой мины на лице терять было уже нечего.
Кстати, с фиолетовыми волосами и в больничной одежде, выглядело это диковато. На первый взгляд, во мне никак не заподозрить выходца с Юфофадета. Эверлин посчитала меня обычной легкодоступной девицей, наркоманкой, которую посреди ночи потребовали вытащить с того света после наших с Марком развлечений. Марк, кстати, отпетый мерзавец. Дурно повлиял на ее драгоценного Кирилла, как раз подбил бросить ее. Обхохочешься, да и только.
В палате действительно раздался смех. Марк расхохотался, увидев, как отшатнулась Эверлин, услышав мои слова.
— Вон отсюда! — прошипела разъяренная Эверлин. — Убирайтесь сейчас же!
И вылетела из палаты прежде, чем Марк успел вновь сказать что-то о врачебных обязанностях.
Я повернулась к нему, чтобы разглядеть и выудить из своей собственной памяти.
Молодой, красивый. Широкие плечи, смолянисто-черные волосы, рельефные мускулы видны под тонкой майкой. Можно даже сказать, что он сногсшибательный и привлекательный. Только во внешности я давно разочарована. Она не значит ровным счетом ничего, разве что немного утешает, когда ничего прочего у человека нет.
— Она сказала, у меня передозировка? — я задала вопрос, чтобы выиграть время.
На самом деле, это пока что беспокоило меньше всего. Меня и раньше принимали за избалованную девицу, вырвавшуюся из удушающей родительской опеки и без разбора хватающую все запретное. В этот раз, похоже, мнение окружающих полностью совпадало с реальностью.
Главное — привести в порядок память. А то собственное имя ускользало, что не очень-то хорошо. Что-то печальное, непонятное, пробиралось на поверхность сознания, и только что яркий мир, который так хотелось обхватить и изучить, пустел и выцветал.
— Несчастный случай, Энжи, — нежно улыбнулся Марк.
— Энжи? Не называй меня так! — мне мгновенно вспомнился голос отца.
Энжи, Энжи, Энжи, Энжи. Ненавижу! Меня стошнит, если я еще раз это услышу. Борясь с противным голосом из глубин памяти, я отлепляла от себя датчики, пытаясь отвлечься на неприятные ощущения. Больничная одежда имела длинные рукава, но в нужных местах — на сгибах локтей, запястьях, имелись круглые окошки для доступа к коже. Я бесстрастно вытащила из вены катетер. Аппаратура в изголовье обиженно пискнула.
— Какой частью твоего имени тогда сейчас тебя звать? Нами? Трини? — игриво спросил Марк, забирая из автомата пластырь и заклеивая мою ранку.
— Как же все плохо! Это годится разве что для астероида с окраины галактики! Гадский папа, со своим соблюдением традиций! Угораздило же его
Память об отце, самодовольном снобе-тиране внезапно развернулась во всей красе. До моего совершеннолетия — двадцати одного года по законодательству Юфофадета, еще бесконечно долгих два года. Впрочем, я не хочу и после него видеться с отцом. Хоть немного и любопытно, каким станет выражение его лица, увидь он мои новые волосы. Я помнила свою родную каштановую шевелюру, но не могла вспомнить, как давно с ней распрощалась… Нет. Стоп. А не мчится ли он сейчас в больницу к дочурке, чтобы забрать домой и упечь под домашний арест? Что, если в этот самый момент Эверлин мстительно ищет контакты моей семьи, чтобы сообщить «приятную» новость?
— Он уже знает?
— Наверняка, — Марк оставался поразительно спокойным. Будто не он рисковал жизнью чтобы прилепить к моему окну записку, пробравшись через охранную систему. Будто мой отец не обещал отправить его за решетку и устроить крупные неприятности, если еще раз увидит Марка рядом со мной.
— Так почему мы еще здесь? С этой планеты нужно убираться!
— Не беспокойся, дорогая. Твой папаша ищет тебя совсем в другом месте и чтобы там не сказала ему Эверлин, сюда не примчится.
Странно. Я не понимала, как такое возможно. Но Марк говорил столь уверенно, что сомневаться в его словах казалось излишним. Ладно. Он определенно знает что-то, что я пока не помню. Встав с койки, я поправила волосы и ощутила чуть ниже затылка какой-то прибор, который не снимался, как бы сильно я его не дергала.
— Посмотри, что там за датчик? Не пойму, как он снимается.
— Это мой, служебный. Прилепил его на случай, если тебя похитят, пока я разбираюсь с документами, — Марк, как ни в чем не бывало, улыбнулся и подал мне руку.
Мы вышли из палаты и прошли по коридору, так же заполненному зеленым светом, падавшим через длинные, до пола окна.
Некоторые пациенты начинали просыпаться и их мысли разгорались, обрушивая на меня горы своих переживаний и мелочных проблем, ожидающих их дома. Только мысли Марка в этом стремительно становящемся неприятным месте оставались спокойными и приятными. Он радовался, что не возникло осложнений, любовался мной.
Но за всем этим стоял блок. Пытаясь разобраться, когда происходило то, что я вспомнила в палате — год или два назад, я попыталась сосредоточиться на Марке, ведь в его голове содержалось большинство ответов, но наткнулась на огромные проекции геометрических фигур, которые постоянно крутились. Все прочие мысли, без сомнения, находились за этой движущейся стеной, а те мысли, что я считывала без напряжения, словно созданы им специально для меня.
Как относиться к этому явлению, пока что оставалось загадкой. Приятно, конечно, когда человек настолько способен контролировать себя в собственных мыслях и на тебя не вываливается очередной поток грязи. Но знает ли он вообще, о том, что я — телепат? Пока память не прояснится полностью, к этому вопросу стоило подходить со всей возможной осторожностью.
Пройдя через ближайший выход, мы оказались во внутреннем дворике с ухоженными пышными клумбами, усыпанными восхитительно пахнущими фиолетовыми цветами.