Идеальный враг
Шрифт:
— Эй, русский, просыпайся, — шептал кто-то.
— Меня зовут Писатель, — пробормотал Павел, пытаясь разлепить веки.
— Вставай, вставай, — торопил голос. Что-то жесткое и холодное ткнулось в плечо.
Ствол.
Павел разом открыл глаза. Над ним стояли Дизель и охранник в маске. Зевающий Шайтан уже надевал штаны. Гнутый обувался. Рыжий, кряхтя, потягивался.
— Привет, — сказал Павел.
— Собирайся, — приказал мрачный Дизель и ушел будить остальных. Охранник остался стоять на месте. Их было здесь шесть
Павел торопливо оделся, присев на краю разобранной постели, обулся. Встал, попрыгал на месте, помахал руками, покрутился, присел несколько раз, проверяя, нормально ли сидит одежда, не жмут ли ботинки, а заодно сгоняя остатки сонливости. Сунул руку в карман, нащупал там монетку, зажал ее между пальцами. В подошве ботинка было спрятано жало — его Павел проверять не стал. Покосившись на охранника, немного помешкав, он отогнул угол матраца, достал свои бумаги, сунул их во внутренний карман.
— Что это? — строго спросил охранник.
— Бумаги.
— Покажи!
Павел, вздохнув, вытащил перевязанную тонкой бечевой стопку сложенных вдвое листов. Охранник отобрал их у него, развязывать не стал. Шевеля губами, попытался прочитать русские буквы, покрутил пачку бумаг так и этак. Нахмурился:
— Что здесь написано?
— Завещание.
— На каком языке?
— На русском.
— Ты русский?
— Да.
— Почему так много написано?
— У меня много родственников. Кроме того, мы, русские, не умеем писать коротко.
— Я, наверное, должен их у тебя забрать… — Охранник раздумывал недолго. — Не волнуйся, если что-то случится, мы позаботимся о твоем завещании. А если с тобой все будет нормально, я его верну.
Почему-то Павел сомневался, что получит назад свои записи. Скорее всего, их прочтут с помощью электронного переводчика, поймут, что на завещание это не похоже. Он попытался вспомнить, не упоминал ли в дневнике имя своего бывшего одноклассника. Письмо от родных, которое Колька перекинул ему через стену, Павел предусмотрительно спрятал под подкладку хэбэ.
— Все же я бы хотел оставить их при себе, — сказал он неуверенно, просительно и потянулся к своим бумагам.
— Нет, — отрезал охранник.
Шайтан, Гнутый, Маркс и Грек стояли в тесном проходе, готовые идти. Рыжий заканчивал обуваться.
Скрипнула дверь. Еще один охранник вошел в барак, огляделся. Заметил Павла, широким шагом направился к нему.
— Что тут у вас? — Лицо его было закрыто кевларовой тканью, но Павел узнал этот голос, и ему сразу сделалось легче на душе.
— Какие-то бумаги, — сказал охранник подошедшему товарищу.
— Дай погляжу… На русском… Кажется, завещание… — Колька небрежно сунул стопку листов под мышку. — Потом прочту, я знаю русский язык. А ты давай, выводи всех на улицу. Нечего им тут копиться. И без того душно.
Охранник кивнул,
— Привет, — негромко сказал Колька. — Как ты?
— Нормально. Бумаги вернешь?
— Погоди немного, сейчас Пфюнд выйдет. Туповат он немного, но исполнителен.
— Там сверху письмо. Отправишь?
— Хорошо. — Колька вытащил верхний листок, немного его помяв. Мельком глянул, убрал в карман.
— Спасибо тебе, — сказал Павел.
— Да ладно, чего уж там…
— Не знаешь, куда нас отправляют?
— Нас в известность не ставят. — Колька, быстро оглядевшись, придвинувшись ближе, вернул бумаги Павлу. Тот поспешно сунул их за пазуху. — Но слухи ходят… Ты давай на выход… — Он слегка подтолкнул товарища, пропустил его вперед себя. — Не привлекай внимания, не заставляй ждать.
— Какие слухи? — обернулся Павел.
— Безрадостные.
— Что? — Павел постарался улыбнуться. — Неужели нас ожидает ад? — Вспомнилась вдруг дыра в земле и выползшее оттуда огромное кошмарное щупальце.
— Скорее наоборот… — угрюмый Колька конвоировал старого друга, вел его к железной лестнице, поднимающейся наверх, на поверхность. — Не ад, а небеса…
Штрафников свели на плац, выстроили в шеренгу по три, быстро пересчитали по головам, сверились со списками. Было их чуть более сотни — отдельная рота смертников. Убедившись, что все в порядке, охранники, звеня гроздьями наручников, стали готовить заключенных к воздушному путешествию.
В утренней тишине отчетливо было слышно, как по ту сторону забора посвистывают вращающиеся лопасти и сипят на холостом ходу двигатели геликоптера.
На этот раз не было никаких напутственных речей. Все, что нужно было сказать, было уже сказано. Начальник лагеря, наверное, видел последние — самые сладкие — сны, уже нисколько не заботясь о своих подопечных. Теперь заключенными распоряжался знакомый сержант, тот самый, что встречал Павла и его товарищей. На этот раз он должен был их проводить.
— Напра-во! Вперед, марш!
Колонна заключенных двинулась к воротам. Когда-то все они были военными людьми, и это чувствовалось по их выправке. Штрафники шли в ногу, держа равнение, высоко подняв голову и печатая шаг.
Они были военными, они ими и остались…
Внутренние ворота были уже открыты, когда колонна приблизилась к ним. А вот с внешними возникла заминка. Заключенные надолго застряли посреди маленького неуютного пятачка, зажатого высокими глухими стенами со всех сторон. Сержант ругался вполголоса, свирепо посматривал на нашлепки видеокамер, напоминающих ласточкины гнезда. Металлические створы позади уже давно сомкнулись, а передние ворота так и стояли недвижимо. Потерявший терпение сержант шагнул к бетонной стене, подцепил пальцем неприметную крышку, откинул ее, с силой надавил черную кнопку, заорал: