Идеальный враг
Шрифт:
— Я тоже кое-что слышал, — сказал Грек. — Будто бы есть люди, которые давно установили с пришельцами контакт и вовсю с ними сотрудничают. Вроде бы целые страны есть такие. Из тех, кто не вошел в UDF.
— Эту старую байку придумали Штаты, — сказал Рыжий, — чтобы развязать себе руки…
— За такие разговоры сажают, — предупредил бригадир Дизель, не отрываясь от экрана телевизора.
— Так мы уже сидим, — усмехнувшись, сказал Рыжий. Но развивать свою мысль не стал.
Они разговаривали долго, перескакивая с темы на тему. Гадали, что
— Ты особо не радуйся, — сказал бригадир Павлу. — Хочешь, я переведу тебе речь начальника на нормальный язык? Он сказал, что из возможных плохих новостей у него для нас не самая худшая. Сказал, что для выполнения смертельно опасного задания требуются люди, которых не жалко потерять. Такие, как мы. Но если кто-то умудрится выжить, то ему скостят пару лет срока. А если же кто-то останется без рук или ног, превратится в паралитика или помутится рассудком, то его спишут. Отпустят на свободу.
— Не порть человеку настроение, — сказал Торро, испанец, севший за вредительство. Два года назад он слил из бака геликоптера часть топлива и продал его. В результате тяжелый транспортник, на середине пути оставшийся без горючего, свалился на какой-то тихий городок в самом центре благополучной Европы. — Ведь были же случаи, когда наших выпускали из Зоны здоровыми и невредимыми. Вспомни, например, Рокко.
— Да. Только надо учесть, что он отсидел восемь лет из назначенных десяти. А кроме того, он каждый месяц ухитрялся переправить на свободу очередное прошение о помиловании, адресованное Лиге Наций и лично президенту Штатов. Да, Рокко был заметной фигурой. Его даже по ящику показывали несколько раз.
— И все же это реальный шанс отсюда выбраться, — сказал Хирург, один из местных старожилов. Он вроде бы когда-то был врачом. Но про свою медицинскую деятельность не вспоминал. На Черной Зоне он выполнял работу лагерного художника — медицинскими иглами накалывал заключенным татуировки.
— Не спорю, — сказал хмурый бригадир, заскорузлой ладонью поглаживая подлокотник кресла. — После таких операций отсюда, действительно, многие выходят.
— Вперед ногами? — попытался угадать Павел.
— Именно, — посмотрел на него Дизель. — Если только ноги целы останутся. Ты, наверное, не обратил внимания на то, кого отобрали на это задание. Ты ведь здесь совсем недавно, никого толком не знаешь.
— Тебя отобрали. Нас всех. Толстого Че и Черного Феликса.
— Все верно. Но я не об этом…
В бараке погас свет. Оставшийся без электричества телевизор захрипел, как удавленник, и погас. Заключенные дружно подняли головы, посмотрели на вспыхивающие под лучами прожекторов потолочные окна, ругнулись. Кто-то принес кривую свечу, вылепленную из топленого сала, зажег ее.
— Те, кого отобрали, — продолжил Дизель, — они все убийцы. Они все — все мы! — осуждены на большие сроки. Раньше нас посадили бы на электрический
Они все замолчали, слушая, как зловеще потрескивают фитиль свечи и остывающий телевизор.
— Казнь, — тихо ответил Самурай и, глядя на Павла, провел указательным пальцем себе поперек горла.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ
Привет всем!
Сейчас ночь, почти ничего не видно, потому прошу прощения за налезающие буквы и неровные строчки.
Не знаю, удастся ли отправить это письмо. Надеюсь, что Колька в курсе, куда меня направляют, и найдет возможность со мной повидаться. Если нет, значит, этот лист станет очередной записью моего дневника.
У меня появился шанс отсюда выбраться. Наверное, он ничтожен, но все же…
Завтра утром я покидаю Черную Зону. Нас посылают на какое-то задание. Дело, судя по всему, предстоит нелегкое. Но нам обещали сократить сроки заключения, а то и вовсе амнистировать.
Я надеюсь…
Странно — еще даже двух месяцев не прошло с того дня, как я прибыл на свой Форпост. Там началась моя служба в UDF. А сейчас кажется, что годы прошли с того момента. Годы, а не два месяца.
Сначала было так спокойно, даже скучно. А потом в какой-то момент все закружилось, замелькало, как в калейдоскопе. И я вдруг перестал владеть ситуацией. Я словно опавший лист — меня подхватило ветром и закружило, понесло куда-то.
Где я окажусь завтра? А через неделю? Через месяц?
Не знаю.
Но надеюсь, что рано или поздно я буду с вами.
Я надеюсь.
Их подняли рано, часа за два до общей побудки.
Сирена молчала. На улице было туманно, сумрачно и стыло. Облаченные в черный кевлар охранники, повесив на грудь автоматы “Скорпион” и держа в руках пластмассовые карточки с написанными именами и номерами, разошлись по баракам. Стараясь сильно не шуметь, они первым делом поднимали старших. Вместе с ними будили остальных заключенных. Тех, чьи фамилии были на карточках.
Павел проснулся оттого, что его трясли за плечо: