Идеи и интеллектуалы в потоке истории
Шрифт:
Виктор Воронков фиксирует практически полное тождество
официальной постсоветской и советской социологии и указывает на
характерные общие черты.
«Хотя формально социология в России уже, разумеется, советской себя
не называла, однако все родовые черты последней (ангажированность и
партийность — теперь многопартийность, отделение преподавания от
исследований, слабое знание социальной теории и отсутствие к ней
интереса, приоритет общественной
неразвитость дискуссии, отсутствие рефлексии, жесткая формальная
иерархия, абсолютизация количественных методов, господство
структурного функционализма в методологии) сохранились и не
претерпели существенных изменений» [Там же, с. 222].
Затем В. Воронков (директор Центра независимых
социологических исследований в Санкт-Петербурге) поет оду
«альтернативной социологии», которая обособилась от официальной
1) институционально, 2)
в кадровом отношении (новая генерация
социологов с западным образованием) и 3)
в концептуально-методическом плане (отказ от позитивизма, приверженность
«полипарадигмальности», социальному конструктивизму, этнометодологии, феноменологии,
феминистской критике и качественным методам). К сожалению, В. Воронков не приводит
примеры значимых плодотворных исследований и достижений
«альтернативной социологии», зато достаточно трезво указывает на
такие ходовые в данных сообществах стратегии как «съем».
«Чаще всего ученый брал вычитанную идею в ее первозданности,
упаковывал ее в российский материал и публиковал как собственный
вклад в науку» [Там же, с. 227].
Оправдание же такого подхода видится в том, что «широкие
социологические массы» получают возможность познакомиться с
новыми заморскими идеями.
Судя по обзорам Р. Дзарасова, Д. Новоженова и В. Новикова
в отечественной экономической науке ситуация существенно лучше.
122
Есть несколько артикулированных и дискутирующих друг с другом
научных школ (эволюционно-регулятивная и радикальная школы,
либералы-неоклассицисты, либералы-«австрийцы», неоинституционалисты
и др.). К сожалению, относительно
благополучное развитие экономической науки никак не влияет на саму
экономику страны, судя по всему стагнирующую, преимущественно
экспортно-сырьевую и чреватую кризисами. Неслучайно спорящие
между собою школы объединяет только одно: каждая школа проводит
резкую критику сложившейся в стране экономической системы, а
также критикует власть, особенно за то, что та не следует
рекомендациям именно данной школы экономической
Менее благополучна ситуация с российской демографией, как
реальностью, так и наукой. А. Вишневский рисует картину
удручающего контраста между звонкой политической риторикой
относительно проблем народонаселения и плачевным состоянием
научной демографии в России (до сих пор нет специализированного
института, почти все исследования выполняются на зарубежные
гранты, молодых кадров нет, лучшие уезжают за рубеж, не видя здесь
перспектив и т. д.) [Там же, с. 257-272].
Регионалистика, судя по авторитетным суждениям Ю. Перелыгина
и В. Глазычева, находится на робкой начальной стадии развития,
примерно сходной с ситуацией советской социологии в 1960-х гг. [Там
же, с. 299-316].
Три статьи о восприятии современной российской мысли во
Франции, Германии и США [Там же, с. 319-352] имеют общий и
предсказуемый лейтмотив: Россия для указанных стран остается
далекой и, мягко говоря, не самой интересной периферией, отношение
к ней преимущественно объектное (изучать, что там происходит), а не
субъектное (интересоваться тем, о чем думают и пишут сами русские).
Музыка, театр, кино из России привлекают некоторое публичное
внимание, сохраняется уважительное отношение к российским
достижениям в математике и естествознании, тогда как современная
философия, социальные и гуманитарные науки почти никакого
интереса не вызывают.
Можно, конечно, сетовать на вековечный снобизм Запада по
отношению к России, но с важной поправкой: в свое время труды
многих русских ученых-гуманитариев получали признание и даже
вошли в классику мировой мысли (буддолог Ф. Щербатской,
политический писатель Л. Троцкий, психологи Л. Выготский и
А. Лурия, филологи М. Бахтин, В. Шкловский, В. Пропп, Р. Якобсон
и др.).
Примечательным оказывается полное изъятие философии из
«картографии интеллектуальных направлений» современной России.
Подозревать автора проекта В.Куренного в неприятии этой важнейшей
123
сферы мышления не приходится (журнал «Логос», в котором он
является научным редактором, отслеживает современные проблемы и
идеи философии, правда, преимущественно, западные). Остается
признать либо упадок отечественной философии, либо падение
интереса к ней интеллектуального сообщества, либо взаимоусиление
обоих факторов. Грустно, что тезис о глубоком и затяжном кризисе