Идентификация
Шрифт:
Да и помимо этого хватало причин для неловкости: компания вокруг подобралась не самая простая. Титулованные аристократы, послы европейских держав, высшие армейские чины, с полдюжины министров, великая княжна Елизавета, герцог Брауншвейгский…
И четыре курсанта Морского корпуса.
На нашем месте кто угодно, пожалуй, чувствовал бы себя не в своей тарелке. Из младших чинов в зале присутствовали только агенты — то ли особая комиссия, то ли Третье отделение — и гардемарины у каждой двери. Рослые фигуры в темно-красных мундирах поприветствовали
Сегодня я был для них не сослуживцем, а важным гостем, которого следовало охранять — без всякой фамильярности.
— Прошу, господа, пожалуйте за мной. — Высокий худой мужчина в парадной форме камер-юнкера жестом пригласил проследовать в дальний конец зала. — Ее высочество Елизавета Александровна желает вас видеть.
Я так и не понял, к кому обращались — то ли ко всем четверым, то ли ко мне лично. Наверное, поэтому остальные и выдвинулись следом, чуть запоздав. Вроде бы и вместе, но при этом на некотором отдалении.
Впрочем, добраться до Елизаветы мы все равно не успели. Все разговоры вдруг стихли, и в тишине зазвучал знакомый голос.
— Доброго дня, друзья мои! С вашего позволения, я буду говорить именно так — ведь за то недолгое время, что я провел в Санкт-Петербурге…
По торжественному случаю его светлость вновь нарядился в черный мундир с орденами, разом превратившись из просто Георга, каких-то пару недель назад задорно хлеставшего с нами пиво за гаражами в Выборге, в солидного и до забавного взрослого герцога Брауншвейгского. После побега от иберийских телохранителей за него взялись всерьез, и виделись мы не так уж часто.
И все свое время бедняга, похоже, проводил, оттачивая мастерство владения русским языком. И до этого не слишком заметный акцент исчез чуть ли не полностью, фразы понемногу обретали привычное местному уху звучание, а речь на этот раз даже не казалась вызубренной по бумажке.
Хотя наверняка именно таковой и была.
— Знаю, что в России младшие обычно высказываются последними. Но я здесь пока еще чужой, а значит, как гость, могу слегка нарушить традиции — и произнести тост прежде, чем заговорят почтенные государственные мужи, которых я до сих пор никак не могу запомнить по имени и отчеству. — Георг сделал паузу, дав публике вежливо похихикать, и продолжил: — Так позвольте же, милостивые судари и сударыни, поднять этот бокал за всех, кто сегодня собрался в этом зале!
Невесть откуда взявшийся официант с подносом встал сбоку и терпеливо ждал, пока мы с товарищами обзаведемся шампанским. И потом так же незаметно исчез, буквально растворившись в орденоносной толпе.
— Я пью за здоровье и успех его высокопревосходительства канцлера! — Георг отсалютовал бокалом куда-то влево. — Знаю, мы еще толком не успели даже познакомиться, однако всем здесь известно, как много этот человек сделал в нелегкое время и для столицы, и для страны, и для меня лично. Лишь благодаря ему мой визит в Петербург стал возможен, и лишь благодаря ему мы имеем возможность собраться
Георг оттарабанил титул без запинки, чем наверняка набрал еще пару очков в глазах почтенной публики. Впрочем, меня куда больше интересовал сам Келлер. Его высокопревосходительство в ответ на тост учтиво кланялся, улыбаясь во всю ширь, но я сразу понял, что бедняге не по себе. При всех своих невыдающихся талантах, идиотом он все же никогда не был, и наверняка успел сообразить, чего может стоить столь явная и неприкрытая благосклонность герцога Брауншвейгского — да еще и высказанная публично.
Судя по бегающим глазкам, Келлер с искренним удовольствием сейчас оказался бы где-нибудь в другом месте — и желательно подальше от Зимнего.
— Я пью за особую гардемаринскую роту! За каждого бойца, от капитана до прапорщика! — Георг каким-то образом отыскал меня глазами в толпе и даже не постеснялся подмигнуть. — За всех тех, кому мы обязаны не только покоем в столице, но жизнью ее высочества Елизаветы Александровны. Как преторианцы Древнего Рима охраняли своих правителей, так и эти славные воины охраняют всех нас… Виват!
— Виват!
Хор голосов, раздавшийся в ответ, звучал не слишком стройно. Впрочем, его светлость пока и не нуждался в поддержке — заканчивать речь он даже и не думал.
— Я пью за истинных сынов отечества — Совет имперской безопасности. И лично за его главу Николая Ильича Морозова… Хоть он по каким-то причинам, кажется, и не смог почтить нас своим присутствием.
Георг картинно приподнялся на цыпочки и принялся вглядываться в толпу, выискивая глазами могучую генеральскую лысину. Но так и не нашел — его сиятельство на прием не явился…
И явно неспроста.
— … достойного продолжателя дела его светлости генерала-фельдмаршала Владимира Федоровича Градова, чьим подвигом и личностью я искренне восхищался с самого детства. Я пью за всех вас! — Георг возвысил голос, поднимая бокал чуть ли не на вытянутой руке. — И в первую очередь — за мою царственную сестру Елизавету Александровну — нашу прекрасную хозяйку!
На этот раз зал буквально взорвался аплодисментами. Кто бы ни писал для Георга речь, на этот раз он выложился на полную. И сумел в краткой и — чего уж там! — весьма эффектно форме «подмазать» всем и сразу, от вояк и чиновников среднего ранга до суровых стариканов из Совета.
Такой вот ненавязчивый намек на то, что новая метла собирается мести хоть и по новому, но все же с некоторым уважениям к традициям и седовласым орденоносцам. Вряд ли генералы от его слов растаяли настолько, чтобы тут же броситься клясться в верности законному наследнику престола — слишком уж многое связывало их с Морозовым.
Однако сегодня Георг посеял зерна, которые вполне могли дать какие-то всходы. Его речь и внушительная фигура… скажем так, запоминались. И наверняка пришлись по нраву многим.