Иди и не греши. Сборник
Шрифт:
Колокольный трезвон поднялся и в конце службы, после отпуста, когда по чину совершался вынос панагии, особой просфоры, которую торжественной процессией под звон колоколов несли в трапезную. Чашу с панагией нес отец Дионисий, а следом келейники едва ли не волочили владыку. Далее попарно шли отцы, монахи, послушники и паломники, а множество прихожан толпились вокруг, и владыка успевал им улыбнуться и преподать благословение.
Дима успел подняться, одеться и появиться в трапезной, когда все рассаживались за столами. За особым столом расположились владыка, отец Фотий,
После службы владыка, сидя на высоком стуле, благословлял всех, и в числе прочих к нему под благословение подошел и Дмитрий.
— А, Димитрий, — улыбнулся ему владыка. — Чего еще нового раскопал?
Дима был известен в епархии как архивист, и от него ждали находок исторического плана.
— Да вот, владыченька, — сказал Дима. — Тянется за нами эта история с монетами, никак мы от них избавиться не можем.
— Что еще за история? — поинтересовался владыка, приостановив тем процесс благословения.
— Вам отец Фотий должен все рассказать, — сказал Дима. — Он в курсе, как мне кажется.
— Проходи, отец, проходи, — пробурчал один из келейников.
Дима прошел, решив, что он очень удачно забросил крючок, хотя, зная отца Фотия, он вполне мог предположить, что тот найдет возможность подать всю ситуацию в выгодном для себя ключе.
Отец Дионисий поймал его на выходе.
— Велели собирать совет старцев, — шепнул он взволнованно. — Ты уверен, что все именно так, как ты сказал?
Дима пожал плечами.
— Уверен, но не на сто процентов, — сказал он. — А что, Фотий еще не спрашивал, где отец Флавиан?
Дионисий улыбнулся.
— Спрашивал, — сказал он. — Даже грозился зайти, навестить его.
Дима удовлетворенно кивнул.
— Надо бы мне поблизости оказаться, — сказал он.
Он прошел в новый братский корпус, где скучал на боевом посту послушник Трофим, и тот доложил, что отец Флавиан не выходил из кельи, и у него там лишь Михаил. Дима поблагодарил и пошел навестить болящего.
Выглядел отец Флавиан действительно плохо. Был бледен, осунулся и как будто еще больше поседел. Дышал он часто и хрипло.
— Чего пришел? — буркнул он. — Позлорадствовать? Думаешь, ваша взяла?
— Наша возьмет только после Страшного Суда, — ответил Дима. — Не такой уж я злодей, отче, как вы меня представляете. Я вам искренне сочувствую и желаю скорейшего выздоровления.
Флавиан сдавленно хмыкнул.
— А ведь признайся, Димитрий, ведь ты в душе вовсе не монах, а? Тебе дело нужно, тебя результат волнует… Нет, что ли?
Дима, не ожидавший от отца такой философичности, на мгновение задумался.
— Пожалуй, — сказал он. — А разве это противоречит монашескому духу?
— Еще как противоречит, — вздохнул тяжело отец Флавиан. — Я ведь сам такой, как ты, у меня руки чешутся
Дима задумчиво кивнул.
— Кстати, о деле, — сказал он. — Давайте, отче, мирно закончим всю эту канитель с коллекцией, пока этот Звонок не вмешался со своими инициативами.
— И как же мы ее закончим? — спросил Флавиан хмуро.
— Мы с вами прекрасно понимаем, — сказал Дима, — что коллекция должна принадлежать государству, а если точнее, то университету Консовского. Наши претензии на нее незаконны. Так давайте так и сделаем.
— Давай, сделаем, — ухмыльнулся больной старик. — А где она, коллекция?
Дима сдержано кивнул головой.
— Батюшка, мы сейчас дошли до такого напряжения, когда дальнейшее противостояние просто опасно. Я предлагаю, что называется, нулевой вариант, ни вашим, ни нашим. Я догадываюсь, что вы знаете, где коллекция, и не требую ее выдавать именно мне. Но если вы попытаетесь ее продать, или, не приведи Господь, подарить отцу Фотию…
— Не знаю я, — прервал его Флавиан хрипло и закашлялся.
Михаил подскочил, подал ему стакан воды, отец Флавиан отпил и успокоился.
— Не понимаешь ты, — сказал он тихо. — Но я действительно не знаю, где она.
— Батюшка, я восхищаюсь вашей твердостью… — начал Дима.
— Да не в твердости дело, — буркнул отец Флавиан. — Будь я помоложе, я бы еще потрепыхался, но тут уже не до трепыхания. Алексей, покой Господи его душу, припрятал ее где-то в подвале школы, это да. Там всего-то чемодан один, я сам ее видел. Куча давно почерневших монет, и не скажешь, что за нее миллионы платить будут. Так вот, в ту ночь решили мы со Смидовичем коллекцию эту срочно забрать. Алексей был прижимист, недоверчив, но у Леонида были с собою деньги. Не миллион, но были…
Говорить ему было трудно, но он, время от времени останавливаясь для того, чтобы перевести дыхание, продолжал.
— Поторговались мы тогда, но убедили его. Полез он в свой тайник и даже завопил благим матом, потому что умыкнули уже его чемодан. Так вот все и кончилось. Дальше меня по голове стукнули и в шкаф упрятали.
— Звонок? — спросил Дима.
— Больше некому, — сказал Флавиан. — Смидович передо мной бригадира за грудки тряс и грозился ему членовредительством… Так что, где сейчас монеты эти, одному Господу известно.
Дима помолчал.
— А как вы теперь будете перед Фотием отчитываться.
Флавиан хмыкнул.
— А чего мне теперь отчитываться. Пошлю его куда подальше, пусть гуляет. Меня Господь вразумил, пусть теперь Фотий вразумится. А то вот скажу Звонку этому, что Фотий монеты прибрал, так и завертится…
Он хохотнул, и Дима заметил, как послушник Михаил глянул на отца Флавиана с состраданием. Наверное, ему впервые пришлось выслушивать от почитаемого им отца подобные откровения.
— Ладно, отче, — сказал Дима. — Выздоравливайте. Вас Господь вразумил, а меня еще нет. Надо и мне остепениться, да о вечном подумать. Но что будет, если этот Звонок сюда нагрянет, а? Ведь он только на вас подумать может.