Иди и не греши. Сборник
Шрифт:
Он двинулся к двери.
— Не стыдно тебе милицию в монастырь вводить? — сказал ему с укором Флавиан.
— Мне куда более стыдно за то, что в монастыре такие монахи водятся, — ответил Дима.
— Погоди, — окликнул его Флавиан.
— Что? — спросил Дима от дверей.
— А если скажу, у кого монеты, — сказал Флавиан. — То, может, помолчишь до времени, а?
Дима улыбнулся.
— Вы же знаете, отче, что я, хоть и не монах еще, а из породы нестяжателен. Меня эти монеты интересуют как факт истории, не более. Я ничего не могу вам обещать клятвенно, но если вы все же скажете, то нам будет легче поймать убийцу. Вас, как я вижу, эта
— Меня волнует, — заявил Смидович. — Я уже три ночи заснуть не могу!..
— Вам-то что мешает пойти в милицию, — спросил Дима.
— Ничего, — сказал Смидович, — кроме того, что меня при первом же случае зарежут. Вы забываете, юноша, что мне в Москву возвращаться, объясняться с хозяевами этого подонка. Вряд ли они поймут мое благородное стремление к справедливости. Я бы хотел, чтобы Звонок попался, но мое участие в этом деле невозможно.
— Хорошо, но косвенно вы можете поучаствовать, — сказал Дима. — Скажите хоть, где вы проживали все это время?
— А мы здесь и не проживали, — сказал Смидович. — Жили в городе, утром приезжали сюда, а вечером уезжали. На автобусе, с экскурсантами. Зачем же нам мелькать.
— Но сегодня-то не уехали!
— В том-то и дело! Именно сегодня утром Звонок провел переворот и отстранил меня от руководства делом. Потому и на свидание с вами Франт направился, и я здесь оказался.
— Но ведь Вольпин был убит еще вчера днем, — напомнил Дима. — Вы хотите сказать, что этот ваш Звонок все время знает, где коллекция, и ничего не предпринимает?
— Ну, мне он доложил, что Сережа ему ничего не сказал, — пояснил Смидович. — Может, и действительно, не сказал. Но я ему не верю.
Дима слушал его и думал, что для смертельно напутанного беглеца этот человек выражается слишком уверенно. Но разбираться с этим уже не было сил.
— Ладно, — сказал он и повернулся к Флавиану. — Где монеты?
Тот помялся, набрал воздуха, но так и не решился признаться.
— Давай завтра, с утра, — предложил он. — Вместе к этому мерзавцу пойдем, если хочешь.
Дима почувствовал, что внутренне он с этим совершенно согласен.
— Ладно, — сказал он. — Завтра с утра, или с вами, отче, за монетами, или прямо в милицию. Спокойной ночи, господа.
Он вышел и закрыл за собой дверь.
15
На следующее утро Дима спал почти до восьми часов, проспав и раннюю литургию, и завтрак для послушников. Проснулся он от звона на позднюю литургию и долго не мог понять, чего это звонят? Посмотрел на часы и ахнул. Ему полагалось на ранней литургии руководить левым клиросом, куда собирались сельские прихожанки, бабушки и молодухи. Именно присутствие молодых девиц исключало возможность использования на левом клиросе монашествующих, и потому эту функцию возложили на Диму. Теперь уже ранняя служба завершилась, и бабушки наверняка были только рады, что Дима их не одергивает и не торопит.
Дима тепло относился к прихожанкам, которые все годы в отсутствие церкви в селе хранили монастырские святыни, время от времени убирались на территории монастыря и благодаря которым монастырь возродился к молитвенной жизни. Но он очень тяжело переносил их манеру пения, сформировавшуюся в те же тяжелые годы, когда лишенные храма бабушки собирались по домам и пели богослужебные пения по памяти. То поколение, что помнило прежний монастырь, давно уже ушло, и потому бабушки сохранили пение, весьма далекое от обиходного распева. Сама служба превратилась для
Вспомнив прошедшую ночь, он торопливо поднялся, убрался, помолился и поспешил к отцу Флавиану. Отца архимандрита следовало хватать за руку и идти с ним к владельцу коллекции. Но оказалось, что, хотя отец Флавиан улегся спать ничуть не раньше самого Димы, поднялся он раньше, келья его была закрыта, и на стук никто не отвечал. Дима сокрушенно вздохнул и отправился на службу, дабы в богослужебных молитвах вернуть потерянный благодатный настрой.
После литургии он нашел мрачного Григория и спросил его о местонахождении отца Флавиана. Тот буркнул, что не видел его, и на более настойчивый вопрос отвечал, что «старец» не желает более иметь с библиотекарем ничего общего.
— Ничего, — добавил он зловеще. — Скоро наступят новые времена…
— Тебе-то какая с этого радость? — удивился Дима. — Твой «старец» здесь только по доброте отца-наместника, а новый наместник его и терпеть не станет.
Григорий хмыкнул загадочно:
— Мы еще посмотрим, кто будет новым наместником.
Было впечатление, что для него этот вопрос решен, и решение это вызывает в нем решительное торжество. Он ушел, и Дима озадаченно посмотрел ему вслед.
На обеденной трапезе он повстречал послушника Михаила, который был келейником Флавиана, но тот тоже ничего не смог ему ответить.
— Я как с утра пришел, — признался он, — так отца Флавиана уже не было.
— А гость, что у него ночевал?
— Какой гость? — удивился Михаил.
Было похоже, что отец флавиан в эту ночь спать и не ложился.
Вратарник Прохор утверждал, что через верхние ворота отец Флавиан из монастыря не выходил. Нижние ворота тоже с утра не открывали. К трем часам беспокойство охватило уже многих, и даже отец-наместник специально вызвал Диму к себе, чтобы прояснить вопрос. Дима рассказал ему о событиях прошедшей ночи, и отец Дионисий лишь скорбно качал головой.
— Куда же это он вляпался? — проговорил он с досадой.
— У меня есть одно предположение, — сказал Дима.
— Что за предположение? — нахмурился Дионисий. — Имей в виду, отец, нам сейчас авантюры совсем некстати будут.
— Погоди немного, — попросил Дима. — Я схожу в одно место.
Повстречав по дороге во дворе Леонтия, Дима прихватил его с собой и направился прямо к школе, расположенной в жилой зоне монастыря. По субботам занятий в школе не было, но день считался рабочим и многие учителя в этот день проводали факультативные и дополнительные занятия, а в спортивном зале занимались спортивные секции. Дима прежде всего прошел к завхозу и выяснил, кто сторожил школу прошлой ночью. Завхоз смущенно отвечал, что сторож был найден им утром в нетрезвом состоянии, и он отправил его домой. Дима на всякий случай вызнал дом пропавшего сторожа, но вместо того, чтобы немедленно отправиться к нему, попросил разрешения спуститься в подвальное помещение. Подвал школы был захламлен всевозможной рухлядью, скопившейся там за многие годы, но Диму интересовала отнюдь не рухлядь.