Иди и не греши. Сборник

Винниченко Игорь Александрович

— Иду тать выявлять, — признался Дима со вздохом.

— И кто же у тебя тать выходит? — спросил отец Феодосий с интересом.

— Бригадир наш, — сказал Дима сокрушенно. — Алексей. Вы его наверное знаете.

— Знаю, да, — кивнул отец Феодосий. — А откуда такие сведения?

— Отец архимандрит его сдал, — сказал Дима. — Тут такая уголовщина наметалась, отче, что страх один. Похоже, монеты наши уплыли.

— Куда уплыли? — удивился Феодосий.

— По криминальным каналам, — махнул рукой Дима. — Заканчивается мое следствие, пусть дальше милиция разбирается.

— Ну, ну, — сказал отец Феодосий. — Может, еще и вернутся твои монеты. А то что ты про Алексея рассказываешь,

это беда.

— Беда, отче, — согласился Дима. — Сущая беда. А тут еще наместника снимают, слыхали?

Отец Феодосий понуро кивнул.

— Но это тоже еще не окончательно, — сказал он.

— Хотелось бы думать, — сказал Дима. — Только уж очень решительно настроен секретарь владыки.

— Молиться надо, — сказал отец Феодосий. — Авось и минет нас грех симонии.

— Симонии? — переспросил удивленно Дима.

Симонией с апостольских времен называли грех приобретения благодатных даров за деньги. Две тысячи лет церковь боролась с этой напастью, но до сих пор торговля санами и должностями неизменно процветала.

— Почему симонии? — спросил Дима. — Я ничего об этом не знаю!

— Разве? — удивился отец Феодосий. — Я полагал, уж тебе-то это известно более, чем кому-либо. Ну да ладно, ступай по своим делам, да и я пойду.

— Погодите, отче, — остановил его Дима. — А кто же кандидат в наместники?

Отец Феодосий посмотрел на него сокрушенно и ответил:

— Ни к чему тебе это знать, миленький. Все равно, не попустит Господь. Ступай.

Повернулся и ушел.

Шагая по указанному адресу, Дима продолжал размышлять о словах отца Феодосия, пытаясь разобраться. Кто-то вознамерился купить должность наместника Ксенофонтова монастыря, это раз. Дима почему-то должен был знать об этом больше других, это два. Дело сорвалось, это три!

Вдруг его осенило, он даже остановился посреди улицы. Конечно! Он вспомнил зловещее злорадство Григория, туманные намеки Флавиана. Это он и был кандидатом, отец Флавиан! А платой за возведение в должность должны были стать эти самые монеты из коллекции. А все разговоры о Никоне, о давней вражде Флавиана с секретарем Фотием были не более, чем дымовой завесой. Ох, и хитер же оказался отец архимандрит! Сколько он всего закрутил-то, сколько разных слухов запустил, сколько сплетен!.. А ведь не вышло ничего! Ушли монеты, и нечем стало платить, и вакансия пропала. Не зря витал над обителью дух преподобного Ксенофонта, великого нестяжателя.

В приподнятом радостном настроении Дима продолжил свой путь и очень скоро подошел к двухэтажному кирпичному дому, в котором жили сельские специалисты, а также и монастырский бригадир Алексей. Поговаривали, что квартиру в этом доме ему купили за счет монастыря, но Дима знал точно, что квартиру Алексей купил сам, продав для этого дом в селе неподалеку, где жил до тех пор. Был бригадир когда-то женат, имел детей, но жена его оставила и детей с собой увезла, и погряз бы Алексей в пьянстве, если бы по случаю не привез в монастырь машину леса. Здесь он нечаянно повстречался с отцом Елеазаром и был до того потрясен суровой отповедью старца, что решил держаться поближе к монастырю. Так он со временем и оказался монастырским бригадиром, распределял на работу паломников и послушников, руководил ремонтными работами, договаривался с сельскими властями о технической и материальной помощи. Потом появился отец Флавиан, и Алексею авторитетный тон архимандрита оказался ближе. Впрочем, как выясняется теперь, монеты он спер еще до того, как пал жертвой благочестивой демагогии Флавиана. Видимо, прибрал коллекцию, но не знал, что с ней делать. Вероятно, отец Флавиан показался ему тем человеком, кто подскажет верное решение в таком сомнительном вопросе. Тот и подсказал,

отдать все монеты в епархию и на том заработать себе положение. Наверняка готовилась какая-то более солидная должность и для самого героя дня. Дима представил бригадира иеромонахом и содрогнулся от этого образа.

Поднявшись на второй этаж, Дима постучал, но никто ему не ответил. Он постучал еще, помня о тяжком похмельном состоянии ночного сторожа, но опять ответа не было. Вышла соседка, и Дима спросил у нее:

— Вы бригадира нашего сегодня не видели?

— Видели, как же, — скривилась соседка. — Утречком его привел какой-то молодой человек в совершенно бесстыдном состоянии. И как вы таких у себя держите, батюшка.

— Его совратили, — соврал Дима.

Он постучал еще.

— Теперь до вечера спать будет, — сказала соседка, проходя мимо.

Дима в сердцах толкнул дверь, и она отворилась. Нехорошее предчувствие овладело Димой.

— Эй, подождите! — попросил он соседку. — Тут дверь открыта.

— И что, что открыта, — отозвалась та, пожав плечами. — Он часто ее закрыть забывает. Живет-то, можно сказать, в нищете.

— Давайте вместе зайдем, — попросил Дима.

Соседка опять пожала плечами, но любопытство тоже не было ей чуждо, и она вошла вместе с Димой.

Монастырский бригадир Алексей лежал на полу, в спине его торчал нож, а под ним растекалась огромная лужа крови.

Соседка ахнула и села на стул у стены.

16

Районный прокурор Николай Воробьев вернулся из Москвы в хорошем настроении. По делу об убийстве Вольпина он узнал не так уж много, зато удачно потолкался в Лужниках и приобрел для себя и семьи массу полезных вещей по ценам гораздо ниже имеющихся дома. Московские специалисты убийством Вольпина взволнованны не были и большой помощи Воробьеву не оказали. Расследование теперь вызывало в прокуроре одно раздражение, и по пути домой он гнал от себя все мысли о нем, находя немалое утешение в удачных покупках. Каково же было его удивление, когда по приезду он узнал, что стажер Дружинин тут почти все благополучно раскрыл и даже арестовал одного из вероятных преступников. Конечно, было досадно, что все дело провернул неопытный студент, тогда как сам прокурор бесцельно проездил в столицу, но в отчете начальству важно было определить общее руководство, а не действительных исполнителей.

Так что новое убийство пришлось совсем некстати, и потому прокурор был хмур. Они собрались у него в кабинете, стажер Дружинин, капитан Левшин и монастырский библиотекарь Дмитрий Никитский. Уже было установлено, что бригадир Алексей Хворостов был убит у себя дома ударом ножом в сердце, со спины, под лопатку, что говорило об известном опыте убийцы. По словам соседки, видевшей с утра «молодого человека», который привел Алексея домой, убийца выглядел чрезвычайно неприметной личностью, среднего роста. Одет он был в зеленую куртку и вязаную шерстяную шапочку, и глаза у него бегали. Относительно последнего факта следователи единодушно решили, что это поздняя вставка в воспоминания.

— Если коллекция у него, — сказал Воробьев задумчиво, — то зачем он убил сторожа?

— Чтобы тот его не выдал, — предположил стажер.

— Молодой человек, — строго сказал ему прокурор. — Убийство выдает его куда больше. Этот парень сам себе нарабатывает неприятности.

— Смидович говорил, что он псих, — вспомнил Дима, участвовавший в обсуждении на равных за свои особые заслуги в расследовании.

— Маниакальный убийца? — усмехнулся Воробьев. — Нет, такие только в кино встречаются. Конечно, девушку в поезде он мог убить именно для того, чтобы запугать Смидовича, но теперь, когда все сделано?..