Иди и не греши. Сборник

Винниченко Игорь Александрович

— Разговор записан?

— Если милиция не писала, то нет.

— Чем же это можно доказать?

— Я не собираюсь это доказывать, — сказал я. — Просто надо найти Алекса и последить за ним.

— Почему ты не сообщил об этом Кремневу?

— Потому что он, как и ты, потребует доказательств, — буркнул я.

Витя откинулся на спинку кресла, расслабившись.

— Это что же получается, — сказал он. — Папаша ворует собственного сынка для того, чтобы выманить изрядную сумму?

— Это конченый человек, Витя, — сказал я. — У него

все в прошлом, слава, легкая жизнь, женщины… Он ненавидит Марину и ее сына. Когда-то он отбросил их и за это ненавидит теперь.

Витя кивнул.

— Ладно, — согласился он. — Я свяжусь с Кремневым, попытаюсь его убедить.

— А что дала ваша слежка? — спросил я. — Откуда у них «Волга»?

— «Волга» краденая, — объяснил Витя неохотно, — а от слежки они ушли.

Я отправился к Марине, понимая ее состояние, и застал там настоящее застолье. На столе была выпивка и закуска, но сидевшие за этим столом при этом находились в подавленном состоянии.

— Мы поминаем Диму, — сказала Марина, встречая меня.

Внешне спокойная и сдержанная, она напоминала сжатую пружину, готовую каждую секунду взорваться. За столом были все, даже Герта и герр Малински. Мать Марины украдкой плакала, остальные угрюмо хмурились.

— Что вы решили с выкупом? — спросил я, переводя ритуальное собрание в деловое совещание.

— Мне кажется, — сказала Света, — что еще не все потеряно.

— Герр Малински должен понять, — сказала Марина, — что смерть Димы на его совести.

Я посмотрел на адвоката, которому Вадим на ухо перевел это заявление, и тот пожал плечами. Я так понял, что он давно привык к неожиданным поворотам в настроении Марины и научился принимать их со смирением. Теперь он был явно виновен в срыве выплаты выкупа, но принимать на себя еще и смерть Трофимова, произошедшую скорее всего еще до его приезда в Россию, он не желал.

Я обратился к нему на английском.

— Мистер Малински, как быстро вы сможете достать недостающую сумму?

Он почему-то глянул на меня испуганно, помялся и ответил:

— Я не смогу достать сумму в таком размере.

— Он проворовался, — сказала Марина на русском.

Вадим немедленно перевел сказанное, и адвокат взорвался. Он стал что-то выкрикивать на немецком языке, после чего вскочил из-за стола и ушел в соседнюю комнату, которая была, как я помнил, кабинетом, Герта тоже вскочила и ушла за ним.

— Что он сказал?

— Что он не отказывается от своих подозрений, — объяснила Света. — Что протестует против обвинений и что все его действия контролируются опекунским советом. Деньги вложены в дело, и рост составляет двенадцать процентов. Он считает, что это прекрасный результат.

— Ты не права, Маша, — сказал Вадим. — Малински не вор. Он просто рачительный немецкий управляющий, и ему страшно представить, что такую сумму надо вырвать из налаженной системы вложений.

— Кому нужны эти вложения, если с мальчиком что-нибудь случится! — выкрикнула Марина.

— Хватит спорить, — остановил

я ее. — Скоро этот парень снова позвонит, и что я должен ему отвечать? Будут деньги или нет?

Вадим переглянулся со Светой, не решаясь смотреть на Марину.

— Отвечать надо в любом случае, что деньги будут, — сказал он. — Но надо иметь в виду, что денег может и не быть…

Марина хлопнула ладонью по столу и поднялась.

— Я все-таки его прирежу, — сказала она и пошла к кабинету.

Мы все вскочили.

— Маша, прекрати, — загородил ей дорогу Вадим. — Держи себя в руках!

— Ты не понимаешь, что он издевается надо мной? — вскричала Марина ожесточенно. — Он ненавидит и меня, и Мишу!.. Он воспользуется случаем, чтобы отомстить нам…

Распахнулась дверь, и на пороге кабинета возник бледный Малински. Некоторое время он гордо молчал, потом произнес несколько фраз на немецком и отправился к выходу.

— Что он сказал? — спросил я.

— Что сможет достать еще пятьдесят тысяч, — сказала Света.

— Вы должны понимать, — сказала на английском Герта. — Это максимум того, что он может сделать. Поль, проводите меня.

Я хоть и отправился ее провожать, как будто это было для меня привычным делом, но причина этого приглашения осталась загадкой, которая терзала меня всю дорогу. В такси она молчала, да и я не задавал вопросы, потому что таксист, учуяв иностранку, мог бы заломить цену. Но когда мы подошли к гостинице, она так уверенно пошла вперед, что я должен был воспринять это как приглашение войти вслед за ней. Что я и сделал.

Мы поднялись в ее номер, она предложила мне сесть и выпить, чего я пожелаю, потому что в холодильнике стояли напитки, а сама позвонила в номер Малински и попросила его прийти.

— Нам надо поговорить, — сказала она.

— Вы уже не подозреваете Марину? — спросил я.

— Что вы пьете? — уклонилась она от ответа.

Попав в атмосферу западной питейной культуры, я немедленно заказал себе виски с содовой, где оказалось больше льда, чем виски, и стал неторопливо, мелкими глотками попивать его. Я терпеть не мог виски, но в сочетании с содовой получался милый тонизирующий напиток.

Появился Малински, отказался от выпивки и плюхнулся в кресло. По-английски он говорил лучше меня, но хуже Герты. Во всяком случае, мы понимали друг друга.

— Я хочу объяснить, — сказал я. — Убитый человек был давним приятелем Марины, перед которым она до сих пор испытывала чувство вины. Когда-то он был влюблен в нее, помог ей сделаться певицей, и она его бросила.

— Очень на нее похоже, — буркнул Малински.

— Она не смогла бы участвовать в его убийстве, — сказал я. — Вы должны наконец признать, что Марина не виновна в организации похищения.

— Вероятно, так оно и есть, — кивнула головой Герта. — Мистер Жемчужников тоже должен понять, что Хайнц вовсе не желает зла мальчику. Деньги, которые он привез, были максимумом того, что он мог достать в такое короткое время.