Иди и не греши. Сборник

Винниченко Игорь Александрович

— Что вы от меня хотите? — спросила она нервно. — Чего вы добиваетесь?

— Ничего, — сказал я. — Напротив, я тем самым выказал вам свое искреннее сочувствие. Мне подкинули целую пачку подобных открыток, и я спалил их на своей газовой плите. Столько вони было…

Она промолчала, но потом спросила:

— Это правда?

— А вы как думаете? — спросил я.

Она шумно вздохнула.

— Кажется, я должна вам кое-что объяснить…

— Не надо ничего объяснять, — остановил я ее. — Я ведь не судья вам, Марина.

Я сам подчас так близок к свинскому состоянию, что начинаю хрюкать.

— Можете думать про меня, что угодно, — заявила Марина. — Меня совершенно не интересует ваше мнение, имейте в виду. И если вы меня обманываете, если это начало шантажа…

Я просто положил трубку.

Хотя особых дел на студии у меня не было, я просидел в кабинете почти до семи часов вечера, принял массу людей и решил немало проблем. Уже в восьмом часу Женя Наволоцкая осторожно заглянула ко мне и спросила:

— Паша, я пойду?

— Да, конечно, — кивнул я головой.

— У тебя что-то случилось? — участливо спросила она.

— Еще нет, — сказал я, — но может случиться очень скоро.

— Что?

Я поднял голову, устало ей улыбнулся и сказал:

— Извини, это нервы. С этими руководящими функциями я стал поразительно труслив.

Я тоже поднялся, и она дождалась меня, пока я закрывал кабинет. Мы вместе спустились вниз и даже проехали несколько остановок на троллейбусе. С Женей у меня всегда были теплые личные отношения, и никогда — сексуальных. Мы поговорили о делах, о Валере Хабарове, слух об активной деятельности которого уже пополз по студии, о возможном повышении зарплаты, и она вышла, пожелав мне счастья.

Дома я приготовил себе нехитрый ужин, запил его горячим чаем, включил телевизор и уютно устроился перед ним. В мою задачу входило снять возникшее напряжение, и телевизор вполне мог бы мне в этом помочь, если бы в одиннадцатом часу ночи не раздался телефонный звонок. По цифрам определителя я понял, что говорят из телефона-автомата, и сразу заволновался. Мой шикарный телефон позволял использовать кассету автоответчика для записи разговора, и потому я еще до того, как взял трубку, включил его на запись.

— Павел Николаевич? — услышал я хриплый голос. — Добрый вечер.

— Добрый вечер, — ответил я.

— Вы меня хорошо слышите?

— Неплохо, — сказал я, — но если вы уберете платок с трубки, я буду слышать вас еще лучше.

Он хмыкнул.

— Всему свое время, Павел Николаевич. Вы уже догадались, с кем вы разговариваете?

— А я должен догадаться? — отозвался я.

— Но вам уже сообщили, что вы будете у нас главным героем второй серии, да?

— Да, — сказал я.

Он засмеялся.

— Вот и хорошо. Вы мне симпатичны, Павел Николаевич, и я вам верю.

— Что вы сделали с Дмитрием Трофимовым? — спросил я сразу.

— Ого! — сказал он со смешком. — Как вы любопытны, однако!..

— Да, я такой, — сказал я. — Меня-то вам

шантажировать нечем, приятель, так что не рассчитывайте, что я буду ходить по струнке. Вам хочется получить полмиллиона, вот и думайте…

— Не надо поднимать волну, Павел Николаевич, — миролюбиво произнес хриплый голос. — Вы же тоже понимаете, если мы с вами не придумаем, как мне легко и быстро получить мои деньги, то мальчик умрет. Я вернусь в свою привычную жизнь и буду искать новый случай разбогатеть. Не знаю, что при этом будете испытывать вы со своим апломбом.

— Хорошо, — сказал я. — Это меня проняло до слез, пульс поднялся до ста пятидесяти, и в глазах потемнело. Теперь вы можете диктовать условия. Ну?

— Мне нравится ваше настроение, — хихикнул он. — Примите что-нибудь успокаивающее, и мы продолжим нашу беседу.

— Довольно фиглярничать, — резко, оборвал его я. — Излагайте поскорее ваши условия.

— А сколько это будет, полмиллиона долларов? — спросил он с интересом.

— Пятьдесят пачек по десять тысяч в каждой, — ответил я. — Вполне уместится в кейсе.

— О’кей, — сказал он. — Это меня устраивает. Сядете в машину, возьмете с собою сотовый телефон…

— Тут два прокола сразу, — заметил я. — Я не умею водить машину, раз. И два, у нас в области еще нет сотовой сети.

Он промолчал, пробормотав что-то в сторону. Насмотрелся фильмов, подумал я.

— Тогда мы свяжемся с вами по радиопереговорникам. Менты вас снабдят, а я достану сам. Волну я назову в последний момент, чтоб нас не слишком подслушивали.

— Остается проблема с машиной, — сказал я.

— Постарайтесь научиться водить машину, — посоветовал он. — В конце концов, это не так сложно.

Я промолчал. Парень на том конце был по понятным причинам возбужден, но мне заводиться было нечего.

— Чего это вы раньше времени звоните? — спросил я. — Денег еще нет, да и неизвестно, будут ли…

— Потому и звоню, — хмыкнул он. — Чтобы дерево выросло, его поливать надо. А чтобы вы деньги заплатили, вас надо теребить. Вы ведь сейчас обязательно позвоните Маше, вот и пусть она тоже подумает. Так, совместными усилиями, глядишь, чего-нибудь и родим.

— Да, непременно, — пробормотал я.

Он первым положил трубку, и я уже совсем собрался по его предложению звонить Марине Рокше, как вдруг остановился. Зачем, подумал я, сообщать матери похищенного ребенка об этом совершенно бессмысленном разговоре, если целью его было именно беспокойство всех заинтересованных лиц? Конечно, я по-прежнему не снимал с Марины своих подозрений, но играть по подсказке противника мне было невмоготу.

Когда на следующее утро я поехал на студию, то взял кассету с записью ночного разговора с собой. Я предполагал заехать к Марине среди дня и все рассказать, но мне не пришлось этого делать. В десять часов утра Марина Рокша вошла в мой кабинет и спросила: