Идиллія Благо Лотоса [Идиллия Белого Лотоса]

Коллинз Мэйбл

Она подняла руку такимъ повелительнымъ царственнымъ жестомъ, приглашая меня оставить ее, что я не могъ ослушаться; удрученный, съ низко опущенной головой, я повернулся и медленными шагами направился къ наружной двери святилища; но ни открыть ея, ни уйти изъ капища, ни даже двинуться съ мста я не могъ: тоска отчаянія сжала мн сердце и приковала ноги мои къ полу. Я опустился на колни, и изъ моей груди вырвался вопль: — Мать! Царица и мать!

Прошло нсколько мгновеній въ благоговйномъ молчаніи, въ теченіе которыхъ я все чего-то ждалъ, терзаемый душевнымъ голодомъ и отчаяніемъ.

Среди наступившей тишины воспоминанія прошлаго выступали изъ окружавшаго меня мрака и страшной вереницей проходили передо мной. Я видлъ себя глашатаемъ и оракуломъ того порожденія

тьмы, черную душу котораго я теперь такъ хорошо зналъ; видлъ себя слпо исполнявшимъ свои гнусныя обязанности, не разбираясь въ ихъ значеніи, помышлялъ лишь о предстоявшихъ удовольствіяхъ, служившихъ для меня приманкой и наградой; видлъ себя добровольно отдававшимъ душу и умъ на поруганіе, мирившимся съ оцпенніемъ, въ которое ихъ сознательно повергали жрецы, какъ пьяница мирится съ похмльемъ; и въ этихъ воспоминаніяхъ неизмнно переплетались между собою постыдное дло и чувственныя наслажденія. И прошлое это показалось мн такимъ грознымъ и живучимъ въ своей яркости, обвиненія его были такъ ужасны, что я вторично воззвалъ изъ мрака: — Мать! Спаси меня!

Въ тоже мгновеніе я почувствовалъ, какъ богиня коснулась моего лица и руки, а въ ушахъ и сердце у меня прозвучали слова: — Ты спасенъ! Будь силенъ!

И свтъ озарилъ мои глаза. Но я ничего не видлъ: потоки слезъ смывали съ нихъ послдніе слды страшныхъ картинъ, прошедшихъ передъ ними…

Глава V.

Я былъ вн святилища и чувствовалъ на лиц нжное прикосновеніе воздуха; открывъ глаза, я увидлъ надъ собой далекое небо съ ярко сіявшими въ его глубин звздами; я лежалъ распростертый на палуб съ ощущеніемъ какой-то странной разбитости и усталости во всемъ тл. Когда я проснулся, меня поразилъ стоявшій въ воздух гулъ отъ криковъ и псенъ тысячеголосной толпы. Что бы это значило?

Я слегка приподнялся и осмотрлся. Я лежалъ посреди малиноваго круга, окруженный десятью высшими жрецами. Агмахдъ стоялъ рядомъ со мной и внимательно слдилъ за мной глазами. Мой взглядъ остановился на немъ и я ужъ не могъ оторвать отъ него глазъ. Неужели я когда нибудь могъ бояться его, этого безжалостнаго, безсердечнаго, бездушнаго подобія человка? И я боялся его, этого безчеловчнаго созданія? Да, но теперь онъ больше не былъ мн страшенъ! Я снова обвелъ глазами окружавшихъ меня кольцомъ жрецовъ, вглядываясь въ ихъ сосредоточенныя, полныя гордаго самомннія лица; и я видлъ, какъ въ сердц каждаго изъ нихъ глубоко притаилась змя похоти, непрерывно жалившая ихъ, видлъ неутолимую жажду наслажденій, терзавшую ихъ. Нтъ, робть передъ этими людьми я ужъ больше не могъ: небесный свтъ придалъ мн мужества. Я всталъ на ноги и увидлъ громадное стеченіе народа, тснившагося на обоихъ берегахъ рки, подъ яснымъ звзднымъ небомъ. Теперь я понялъ откуда шли поразившіе мой слухъ крики: было ясно, что людей охватило безуміе; кто опьянлъ отъ любви, кто — отъ вина, кто — былъ въ полномъ изступленіи…

Множество небольшихъ лодокъ покрыли рку, тснясь вокругъ храмовыхъ суденъ, подплывая къ нимъ съ дарами для богини, которую ея поклонники въ эту ночь видли, слышали, осязали.

Священное судно, на которомъ я находился, глубже погружалось въ воду подъ тяжестью приношеній, которыя люди, приподнимаясь въ лодкахъ и на плотахъ, стоявшихъ бокъ о бокъ съ нимъ, бросали на его палубу, тутъ были деньги, золотые и серебряные сосуды, украшенные ярко сверкавшими драгоцнными камнями, богатые уборы, дорогія ткани… Агмахдъ, смотрвшій на быстро разроставшіяся горы богатствъ, презрительно улыбался: конечно, они могли быть полезны храму, но для себя лично онъ не такихъ сокровищъ жаждалъ и не для достиженія этого трудился…

Вдругъ, душа во мн проснулась и затрепетала; я почувствовалъ, что не могу оставаться дольше безучастнымъ и безгласнымъ свидтелемъ происходившаго вокругъ меня. Знакомъ я далъ понять народу, что хочу говорить; шумъ началъ стихать, мало-по-малу тишина распространилась на всю толпу и я заговорилъ громкимъ голосомъ:

— Выслушайте меня, поклонники богини! Знаете-ли вы, какому божеству служите? Вслушайтесь въ рчи, которыя

она только-что нашептывала вамъ на ухо и судите сами! Взгляните въ свои сердца и если она изсушила ихъ жгучимъ пламенемъ страстей, то знайте, что она — не истинная богиня! Ибо нтъ истины вн мудрости. Внемлите, я возвщу вамъ слова, провозглашенныя въ Святая Святыхъ, духомъ свта, нашей истинной Царицей — Матерью. Знайте, что лишь въ добродтельной жизни, въ чистыхъ помыслахъ и праведныхъ длахъ обртете вы душевный миръ. Оглянитесь вокругъ себя: разв разыгравшаяся здсь оргія — подходящая обстановка для богини Истины? И разв вы достойные поклонники ея, вы, подъ открытымъ небомъ опьянвшіе отъ вина и страсти? Вамъ-ли съ наглыми рчами и нечестивыми пснями на устахъ, съ сердцами, омраченными гнусными помыслами, уже готовыми облечься въ постыдныя дла, называть себя служителями духа свта и непорочности? Нтъ и нтъ! Тысячу разъ нтъ!.. Преклоните слухъ къ моимъ словамъ: Царица мудрости осняетъ васъ крыльями своей безграничной и всепрощающей любви. Падите на колни, прострите руки къ небу, обратитесь съ горячей мольбой къ ея вчно благотворной сил, да сжалится она надъ вашей духовной безпомощностью и да поможетъ вамъ сдлать новое усиліе, чтобы вступить на стезю добра!

Слушайте: я только что зрлъ ее во всемъ блеск ея славы и знаю, что она продолжаетъ любить васъ, не смотря на тяжкія оскорбленія, которыя вы не переставали наносить ей. Я буду молиться вмст съ вами; повторяйте-же за мной слова молитвы, и она услышитъ васъ!..

Потрясенный и голосомъ моимъ, и рчью народъ густыми рядами упалъ на колни; но въ то-же мгновеніе, жрецы поспшили заглушить мой голосъ: нсколько сотъ голосовъ запли новый гимнъ подъ громкій аккомпаниментъ храмового оркестра. Опьяненные музыкой зрители съ горячимъ благоговніемъ присоединились къ нимъ, и могучія волны величественныхъ звуковъ торжественно понеслись къ небу. Острое, одурманивающее благоуханіе куреній защекотало мн ноздри; я съ отвращеніемъ отвернулся; но ужъ было поздно: я почувствовалъ, что голова у меня затуманилась, а мозгъ замиралъ и отказывался мн служить…

— Онъ въ изступленіи, — проговорилъ Каменбака.

— Онъ сошелъ съ ума.

Эти послднія слова были произнесены голосомъ, въ которомъ слышалось такое леденящее бшенство, что я едва узналъ его, хотя и сознавалъ, что то говорилъ Агмахдъ.

Я сдлалъ усиліе, чтобы отвтить ему; во мн проснулось какое-то странное мужество, и что-бы я ни длалъ, я не ощущалъ ни малйшаго страха; но одуряющія свойства душистыхъ куреній произвели свое дйствіе: голова моя отяжелла, сонъ сковалъ мн языкъ, и черезъ нсколько мгновеній я уже спалъ.

Глава VI.

Проснулся я въ храм, въ своей прежней комнат, въ той самой, гд я пережилъ свой первый въ жизни страхъ.

Я чувствовалъ себя совершенно разбитымъ, и первое ощущеніе, испытанное мной по пробужденіи, было ощущеніе невыносимой усталости, отъ которой ныло все тло. Нкоторое время я лежалъ тихо, удивляясь этому странному недомоганію.

Вдругъ событія протекшей ночи всплыли въ моей памяти и подобно восходящему солнцу озарили мою душу радостнымъ свтомъ: я снова обрлъ свою Царицу — Мать, взявшую меня вторично подъ свою защиту! При этой мысли я тутъ-же забылъ и о боли и объ утомленіи.

Разсвтъ уже наступилъ, и сквозь высокія окна слабый, срый свтъ мягко, словно крадучись, проникалъ въ комнату, которая была такъ богато украшена роскошными, красиво вышитыми тканями, такъ завалена причудливыми и изящными вещами, что скорй напоминала княжескую палату, чмъ жреческую келью. Такъ что, если-бы не своеобразная ея форма и высокія окна, трудно было-бы узнать въ ней комнату, которую, нкогда, чтобы доставить мн удовольствіе, обратили въ цвтущій садъ. Атмосфера въ ней показалась мн душной, тяжелой и меня потянуло наружу, на пропитанный благоухающій прелестью проснувшагося утра воздухъ. Здсь все меня давило: и искусственныя благоуханія, и тяжелыя занавси, даже самая печать роскоши, лежавшая на всемъ; тамъ-же, казалось мн, среди природы, я почувствую себя обновленнымъ притокомъ свжихъ силъ и пробудившейся мошью юности.