Идущие на смерть приветствуют тебя!
Шрифт:
— Конечно, давай, — Вирсания шумно задышала и начала опускаться на колени, шаря руками у меня под туникой.
— Эй, подожди, красавица, — сказал я, поднимая ее. — Я же пошутил. Хоть я и владыка города и страны, но совсем голову еще не потерял. Разве можно делать такое в публичном месте?
— Сегодня можно делать все, что угодно, — ответила Вирсания, снова пытаясь опуститься на колени. — Иди сюда, мой мальчик, дай мне его, я так хочу ощутить его во рту.
Она снова схватила мой член через одежду, потом сунула одну руку под тунику и погладила. Затем подняла
— У нас еще будет много времени на развлечения, — сказал я, сдержавшись огромным усилием воли. Затем поднял огорченно вздохнувшую девушку и повел дальше. Оглянулся на Марикка, а гигант сокрушенно покачал головой и заметил:
— Ну и дурак же ты, император. Ему девушка готова на улице отсосать, а он еще кобенится.
— Ладно, ладно, еще не хватало от тебя выслушивать порицания, — ответил я. — Давай следи, как бы меня тут не прикончили.
Великан махнул рукой.
— Если вас и прикончат, император, то только если затрахают до смерти.
А риск такой смерти по мере нашего продвижения становился все выше. Народу на улицах становилось все больше. Многие ходили с кувшинами и флягами вина в руках, обнимали друг друга и поздравляли с праздником.
Некоторые девушки и женщины ходили с обнаженной грудью, их тут же останавливали, целовали и тискали за грудь. Я видел, как их увели в переулки между домами, а женщины шли со смехом, даже если их кавалеров было несколько.
Заглянув в один из таких переулков из любопытства, я увидел, что женщина лежит прямо на земле на покрывале. Вокруг нее столпились сразу пятеро мужчин, обнимали и целовали ее обнаженное тело, причем один из счастливчиков уже успел пристроиться к ней сверху и резко двигал бедрами. Женщина громко стонала, а другой мужчина поливал ее тело вином из кувшина.
— Однако, пожалуй, мне стоит задержаться на Либералиях, — сказал я. — Я и не знал, что здесь так весело.
И это несмотря на то, что я всю ночь занимался любовью с несколькими девушками сразу. Видимо, сегодня и в самом деле был волшебный день. В воздухе витали разнузданность и дух свободной любви.
Мы вышли по улице к каналу Ламиссы и народу здесь толпилось видимо-невидимо. Торговцы катали тележки со снедью и громко расхваливали свою продукцию.
Еще я заметил во двориках домов женщин, одетых в яркие шелковые туники. На головах у них были замысловатые прически, похожие на короны. Глаза ярко накрашены черной краской, на длинных шеях золотые и серебряные ожерелья.
Они стояли перед жаровнями с углями, над которым дымились подносы. Там жарились пирожки. Заинтересовавшись, я подошел ближе, решив купить парочку. Протянул руку и тут же женщина шлепнула меня.
— Куда ты тянешь свои лапы, щенок? — закричала она. — Ты уже достиг взрослости?
Вирсания показывалась рядом со смеху.
— Чего? — спросил я. — Вроде бы да, достиг уже взрослого возраста. Сколько стоит?
— Уйди отсюда, мерзкий богохульник! — снова закричала женщина. — Ты может быть, еще и за любовь готов платить? Тогда тебе в лупанарий, а не в храм.
—
Женщина схватила пустой горячий поднос и замахнулась на меня. Я вовремя успел отскочить в сторону.
— Она что, с ума сошла? — спросил я Вирсанию, когда мы отправились дальше по улице.
— Ты что, не узнал жрицу богини Либеры? — спросила куртизанка. — Это же особые лепешки из муки, масла и меда, они называются либы Она приносит их в жертву Либере. Их нельзя есть. Вон, можешь купить у торговца и отдать жрице, а она принесет их в жертву ради тебя.
— И что, их вообще нельзя есть? — жалобно спросил я. — Я уже так проголодался.
— А я тем более, — сказал Марикк. — Я бы умял все либы. Давайте поймаем торговца, я вытрясу из него все припасы.
Мимо как раз проходил торговец и расхваливал свой товар. Марикк позвал его, но не успел ничего купить. Подошли двое юношей, обнаженных по пояс и быстро купили все пирожки. На шее у них болтались диковинные амулеты из кожи и золота, по два у каждого. Из каждого амулета торчали волосы, наверное, их собственные.
— Это буллы, — сказала Вирсания, когда я вопросительно посмотрел на нее. — Их дают мальчикам еще во младенчестве, чтобы отпугнуть злых духов. Сейчас в знак достижения взрослой жизни, они кладут туда пряди собственных волос. У моего старшего брата был такой же.
— У твоего брата? — спросил я. — Как его зовут? Он тоже живет в Равенне?
— Нет, он больше вообще не живет, — ответил Вирсания и помрачнела.
Марикк от ярости чуть не задавил подростков и мне пришлось приказать ему оставить их в покое. Народу становилось все больше. Некоторые пели песни непристойного содержания и хватали всех женщин подряд за попу и грудь.
Вирсанию поминутно пытались облапать и многим это удавалось. В конце концов ее окружили двое пьяных парней и начали целовать, срывая одежду. Это было уже слишком, праздники праздниками, но слишком уж наглеть не надо. Я приказал Марикку освободить молодую женщину. Она тоже так возбудилась, что не возражала против приставаний незнакомцев.
В толпе то и дело раздавались со смехом стоны и крики, имитирующие занятия сексом. Затем люди закричали в один голос, будто приехал сам бог Либер с нескончаемым кувшином вина.
— Смотри, вон приехал фасцинум, — шепнула мне полураздетая Вирсания, прижавшись ко мне сзади. — Я хочу, чтобы у тебя был такой же.
Толпа на улице постепенно расступалась. Сквозь нее ехала повозка, которую тащили обнаженные мужчины и женщины, у которых на головах красовались венки и виноградные лозы. Они махали кувшинами с вином и кричали:
— Славься, Либер и Либера! Пусть урожай будет плодородным!
На повозке поверх сена лежал огромный фаллос, вырезанный из дерева, длиной в два человеческих роста и гораздо толще любого торса. Может, только Марикк мог соревноваться с ним в толщине. Я сразу узнал детородный орган, потому что к нему были приделаны яйца. Некоторые голые девушки подбегали и гладили его, другие забирались в повозку и садились верхом, крича: