Иерусалим обреченный [= Жребий; Салимов удел; Судьба Салема; Судьба Иерусалима / Salem's Lot]
Шрифт:
— Знаю. Извините. Но неделю его искать, ни черта не найти, и после этого… — Бен затряс головой.
— Да. Худо его матери. Страшно худо. Злитесь на меня?
— Нет.
Бен подошел к окну и смотрел, пока не увидел, что констебль вышел и пересек улицу, осторожно переступая черными галошами.
Прежде чем постучать в дверь, Перкинс на минуту задержался перед витринами новой лавки. Во времена Городской Лохани сюда легко было заглянуть и увидеть множество толстых женщин, суетящихся
За окнами стояла платформа, покрытая светло-зеленым ковром. Две лампы бросали мягкий свет на предметы, расположенные на витрине: часы, прялку и старомодный кабинет орехового дерева. Скромные таблички указывали цену. Бог мой, неужели кто-нибудь в здравом уме станет платить 600 долларов за прялку, если может пойти и купить зингеровскую машинку за 48 долларов 95 центов?
Вздохнув, Перкинс постучал в дверь.
Она открылась сразу, как будто его поджидали у порога.
— Инспектор! — тонко улыбнулся Стрэйкер. — Как хорошо, что вы заглянули.
— Я всего лишь старый констебль. — Перкинс зажег «Пэлл-Мэлл» и вошел. — Перкинс Джиллеспи. Рад вас видеть.
Он протянул руку. Ее мягко сжала кисть, показавшаяся ненормально сильной и очень сухой, и тут же бросила.
— Ричард Трокетт Стрэйкер.
— Я так и понял.
Перкинс оглянулся. Лавку недавно покрасили. Из-под запаха свежей краски пробивался какой-то другой, неприятный, но Перкинс не смог распознать его.
— Что я могу для вас сделать в такой прекрасный день? — осведомился Стрэйкер.
Перкинс озадаченно глянул в окно, за которым все еще лило как из ведра.
— Нет, пожалуй, ничего. Я просто забежал поздороваться. Вроде как поприветствовать вас в городе и пожелать всяческих успехов.
— Как это предупредительно! Хотите кофе? Шерри? У меня есть и то и другое.
— Нет, спасибо, я не могу задерживаться. Мистер Барлоу здесь?
— Мистер Барлоу осуществляет покупательные операции в Нью-Йорке. Я не жду его раньше десятого октября.
— Так вы откроетесь без него. — Перкинс подумал, что, если цены в витрине не изменятся, Стрэйкер вряд ли собьется с ног. — Кстати, как имя мистера Барлоу?
Улыбка Стрэйкера походила на лезвие бритвы.
— Вы спрашиваете в вашем официальном качестве, э-э… констебль?
— Ничуть. Просто любопытно.
— Полное имя моего партнера Курт Барлоу. Мы вместе работали в Лондоне и Гамбурге. Это, — Стрэйкер обвел рукой магазин, — наша отставка. Скромно. Но со вкусом. Мы не рассчитываем заработать больше чем на жизнь. Мы просто любим старые вещи, красивые вещи и надеемся заработать себе репутацию в округе… может быть, во всей вашей столь прекрасной Новой Англии. Как вы думаете, это возможно, констебль Джиллеспи?
— Я думаю, все возможно, — ответил Перкинс, оглядываясь кругом в поисках пепельницы. Не найдя ничего, он стряхнул пепел в карман плаща. —
— Передам, — сказал Стрэйкер. — Он любит общество.
— Отлично. — Джиллеспи направился было к дверям, но остановился и оглянулся. Стрэйкер внимательно смотрел на него. — Кстати, как вам старый дом?
— Он требует большого ремонта. Но у нас есть время.
— Пожалуй, — согласился Перкинс. — Не думаю, чтобы вам досаждали малолетки.
Брови Стрэйкера поднялись:
— Кто?
— Дети, — терпеливо пояснил Перкинс. — Знаете, им обычно нравится цепляться к новым людям. Бросать камешки, звонить в звонок и убегать и так далее.
— Нет, — сказал Стрэйкер, — никаких детей.
— Мы вроде как одного потеряли.
— В самом деле?
— Все думают, что его уже не найти. По крайней мере, живым.
— Какой ужас, — произнес Стрэйкер бесстрастно.
— Да уж, не говорите. Если только заметите что-нибудь…
— Я немедленно сообщу вам письменно, — он снова улыбнулся той же холодной улыбкой.
— Отлично. — Перкинс открыл дверь и нерешительно вгляделся в дождевую пелену. — Передайте мистеру Барлоу, что я зайду.
— Конечно, передам, констебль Джиллеспи. Чао.
Перкинс в изумлении оглянулся:
— Чаю?
Улыбка Стрэйкера расширилась:
— До свидания, констебль Джиллеспи. Это итальянское выражение, оно означает «до свидания».
— Да? Каждый день узнаешь что-то новое, правда? Пока, — Перкинс шагнул в дождь и закрыл за собой дверь. — Такого сорта здесь еще не бывало, — пробормотал он. Сигарета промокла. Он выкинул ее.
Стрэйкер следил через окно, как констебль пересекает улицу. Антиквар больше не улыбался.
— Нолли! — позвал Перкинс, вернувшись в муниципалитет.
Ответа не последовало. Перкинс кивнул своим мыслям. Нолли хороший парень, но мозгов у него маловато. Перкинс снял плащ, расстегнул галоши, сел за стол и позвонил в Портленд. Ответили сразу после первого звонка:
— ФБР, Портленд. Агент Ханраан.
— Перкинс Джиллеспи. Констебль Джерусалемз Лота. У нас здесь пропал мальчик.
— Знаю, — жестко ответил Ханраан. — Ральф Глик, девять лет, четыре фута три дюйма, черные волосы, голубые глаза. В чем дело? Требуют выкупа?
— Ничего подобного. Можете для меня проверить кое-кого?
Ханраан мог.
— Первый — Бенджамен Мерс. М-е-р-с. Писатель. Написал книгу под названием «Дочь Конуэя». Другие двое вроде как парочкой. Курт Барлоу. Б-а-р-л-о-у. Другой — Ричард Трокетт Стрэйкер. Трокетт кончается на два «т», а фамилия пишется, как слышится. У них мебельная и антикварная лавка. Только открыли здесь, в городе. Стрэйкер говорит, что Барлоу в Нью-Йорке по делам. Утверждает, что они работали в Лондоне и Гамбурге.