Иглы в воде
Шрифт:
Мы вновь пересеклись глазами, улыбнулись.
– Ты ведь впервые за такой стойкой? – он казался серьёзным.
– Да, но не беспокойся, я смогу вложить полученный мною опыт в работу!
Феде стало искренно смешно.
– Люблю тебя, вот правда, – ему пришлось вновь подойти к пьяной команде – они пытались вспомнить, что пили месяц назад в одном баре, который Федя, как им казалось, обязан был знать. Разбирались долго.
Ко мне повернулся мой единственный сосед – красивый тридцатилетний мужчина. Высокий, с прямым длинным носом,
– Все двадцатипятилетние женщины – дуры, поверьте. Сколько пытаюсь разобраться в них, никак не могу понять, – он тяжело вздохнул. – Рядом с часами стоял стакан с почти закончившейся порцией виски.
Мужчина веселил меня, пока я работала над Наполеоном. Почему-то мне вновь захотелось посмотреть в сторону Феди, и посмотрела – оказывается, он тоже захотел, но на секунду раньше. Конечно, он просто следил за тем, сколько виски в стакане моего соседа. Бармен вернулся.
– Я не помню тебя здесь. Знаю это место десять лет, но тебя вижу впервые.
– Да, особенно стойку в таком виде, – Федя говорил серьёзно.
– Вы вместе? А, у вас что-то намечается, – сосед запнулся.
Воцарилось молчание, не сказать неловкое, но говорить не хотелось очевидно.
– Ну в перспективе.
– Поживём – увидим, – сказал Федя и протёр стойку.
– Я всё понял, это же самое интересное. Пойду покурю, – промолвил он и, шатаясь, вышел.
– Хочешь, тоже покурим для души? – предложил мне бармен.
– Хочу.
Он отпросился. Я прошла колодец, подошла к чёрному выходу, ярко освещённому одним фонарём. Пока Феди не было, я устроилась удобно на лесенке, подложив под себя сумку. Вышел он. В руках держал сиденье, оторванное от какого-то стула.
– Ты чего? Держи, нельзя сидеть на холодном.
– Я же на сумке сижу!
– И на ней нельзя.
Федя покопался в коробках, нашёл самую прочную и уселся рядом на ступеньке выше.
– Держи, – он вынул из пачки одну сигарету и протянул мне.
Мы курили не торопясь. Говорили о долгах, планах, погоде.
– Почему мы раньше этого не делали? – казалось, Феде очень понравилось пускать дым и сквозь него смотреть мне в глаза, пока я пыталась говорить о чём-то.
– Я испортилась.
– Курение ничего не говорит о человеке как личности. Просто факт. Я курю и все тут, – он потушил сигарету, ещё раз взглянул, улыбнулся. – Ладно, пора. Не заблудись, дойди до бара.
Внутри меня обдало теплом – я вновь согрелась. От нас пахло табаком и чем-то своим, что родилось, пока мы курили. Теперь было странно смотреть друг на друга, неловко, но хотелось. Всё может произойти в одном взгляде. Всё абсолютно. Просто нужно знать, что с этим делать, я же понятия не имела.
Сзади меня встал какой-то мужчина, он продолжал тупо смотреть сквозь свою какую-то пелену, созданную не одной стопкой.
– Он так и будет на меня смотреть?
– Пока я здесь, всё хорошо. Просто
Он принял заказ на другом конце стойки, потом вернулся.
– Так однажды три девушки за моим баром признали во мне их молодого человека. Весёлая получилась ситуация.
Ясно. Федя тоже не знал, что с этим делать.
Я встала, накинула на плечи пальто, натянула порывисто шапку. Тем временем вернулся мой сосед.
– Ко мне?
– Что – к тебе?
Он удивился.
– Значит, к тебе?
– Ну, я иду к себе, да, – я завязала тугой узел. – И никого с собой не зову. – я обратилась к Феде: – Спасибо.
Никогда не оставляю на чай. Но мне кажется, в барах меня любят.
По-разному.
Анис
Прежде чем эта пара показалась мне настойкой, я знала её несколько секунд.
Ночь. Приёмный покой. Сижу на скамье я и одна студентка из Горного университета с подозрением на аппендицит. Разговариваем о жизни. Стрелки настенных часов показывают четыре часа утра. В углу за всем, что творится в больнице, наблюдает старичок, работающий здесь охранником. Он еле держится, кажется, сейчас упадёт. Глаза его ничего нам не открывают, скорее, пребывают в полной власти пустоты и безысходности.
В наш покой врывается пара. Она кричит, будто кто-то её режет, он смеётся, но продолжает катить свою даму внутрь больницы. У пострадавшей вылетел в левом бедре штифт – ей больно, она не может шагу сделать.
Оба пьяны. Женщина чуть больше и не старается ничего скрывать. Сёстры, проходящие мимо, чертыхаются: какого лешего так поздно к ним заявляются бомжи?
Я присмотрелась. Опухшие, грязные, точно сделаны из коричневого цвета, они издавали какие-то звуки. И всё же он был моложе и чище.
– Остался час, Вика! Час – и мне нужно будет вставать и идти на работу. Ты знала, что сегодня будет трудный день, ну кто просил тебя так здороваться с братом, кто? – вдруг мужчина резко повернулся в мою сторону и осоловевшими глазами уставился в мои. – Представьте, это они так в разгар ночи решили поприветствовать друг друга! – он ухмыльнулся не без тени сожаления.
– Скотина ты, Вова, порядочная.
– Да? А ещё кто? – он закрыл глаза и опустил голову. – Я ведь дождусь врачей и уйду, правда, уйду.
– Да вали сейчас, скотина, вали. Что же ты сидишь! – женщина попыталась встать с каталки, но ничего не получалось – бедро тут же давало о себе знать, и она ненадолго успокаивалась. В её взгляде читалась водка. Много водки.
– Бросок так бросок, – он вновь удручённо покачал головой. – Как вы мне надоели.
Она подъехала на каталке вплотную к своему мужчине.
– Что приехала?
– Захотела и приехала. Я ведь тебя убью, – она резко замахнулась и тут же опустила руку.
– Ну попробуй, – ему было сорок, ей все пятьдесят.