Игра Эндера
Шрифт:
Он вспомнил Элая. В каждой армии, по крайней мере, ведь должен быть хоть один человек, заслуживающий добрых слов.
Внезапно, как по команде, смех смолк и в бараке воцарилось гробовое молчание. Эндер повернулся к двери. Там стоял стройный, подтянутый юноша со смуглым лицом и очень красивыми черными живыми глазами; тонкие плотно сжатые губы придавали его лицу особую утонченность. Я обязательно стану таким же красивым, отозвалась какая-то часть в душе Эндера. И обязательно научусь видеть то, что видят эти глаза.
— Ты кто? — спокойно и строго спросил мальчик.
— Эндер Виггин, сэр, — ответил Эндер, — переведен из
Он протянул бумаги.
Мальчик быстро принял, почти выхватил бумаги, очевидно, опасаясь коснуться руки Эндера.
— Сколько тебе лет, Виггин? — спросил он.
— Почти семь.
Так же спокойно он уточнил:
— Я спрашиваю: сколько тебе полных лет, а не сколько тебе почти исполнилось.
— Шесть лет, девять месяцев и двенадцать дней.
— Сколько времени ты тренировался в комнате баталий?
— Несколько месяцев, но я надеюсь что скоро смогу наверстать недостающие навыки.
— У вас были тренировки тактических маневров? Была ли практика боя? Имеешь ли ты опыт ведения совместного боя?
Эндер даже и не слышал о таких вещах, поэтому отрицательно покачал головой.
Мадрид внимательно посмотрел на него.
— Понятно. Так как ты слишком быстро всему обучаешься, то офицеры из командования школы — наиболее известен в этом майор Андерсон, он вероятно и затеял эту игру — могут не скучать, недостатка в игровых трюках не будет. Армия Саламандры только начала всплывать из беспросветной тьмы безвестности. Нам удалось выиграть в двенадцати из двадцати игр. Мы уже удивили Крыс, Скорпионов и Собак, теперь мы готовы бороться за лидерство. Конечно, теперь самое время подсунуть мне такого бесполезного, ни к чему негодного, безнадежного субъекта, как ты.
Петра сказала спокойным голосом:
— Он тоже не горит желанием видеть тебя.
— Заткнись, Арканин, — сказал Мадрид, — к нашему опыту мы теперь добавим другой. Но какие бы препятствия не выдумали на нашу голову офицеры, мы все еще остаемся…
— Саламандрами! — рявкнули солдаты в один голос.
Инстинктивно у Эндера изменилось восприятие происходящих событий. Это был своеобразный обряд, ритуал. Мадрид не пытался обидеть его, он пытался справиться с собственным недоумением и одновременно усилить контроль над армией.
— Мы тот огонь, который поглотит их. Наши животы и внутренности, головы и сердца вспыхнут яркими огнями, но сольются в единое пламя…
— Саламандры! — вновь раздалось многоголосье, слитое в одно слово.
— Даже этот единственный не ослабит нашего могущества…
В это мгновение Эндер позволил себе маленькую надежду.
— Буду упорно работать, стараться и быстро всему научусь, — произнес он.
— Я не давал тебе разрешения говорить, — ответил Мадрид. — Я намерен избавиться от тебя как можно быстрее. Я готов дать в придачу к тебе кое-кого более ценного, но такого же мелкого и хуже, чем бесполезного. Будешь еще одним замороженным, таких в каждом бою не мало — вот и весь ты. Но мы теперь в такой стадии, что каждый замороженный солдат имеет разный статус. У нас нет ничего личностного и личного. Но я уверен, Виггин, что ты сумеешь попрактиковаться за чей-либо счет.
— Он горит желанием, от всего сердца, — проговорила Петра.
Мадрид подошел ближе и ударил девочку по лицу тыльной стороной ладони. Раздался глухой тихий удар. На лице всплыли яркие красные следы — четыре полоски
— Вот твои инструкции, Виггин. Надеюсь, что объясняюсь с тобой в последний раз. Когда бы мы не тренировались в комнате баталий, ты не должен вертеться под ногами и мозолить глаза. Конечно, ты будешь находиться там же, но ты не будешь принадлежать никакому подразделению и участвовать в маневрах. Когда начнется отработка боя, ты обязан быстро переодеться и занять свое место возле калитки вместе со всеми. Но ты должен оставаться за воротами, пока не пройдет четыре минуты с начала игры. Войдя в ворота, ты должен оставаться возле них, не вынимая оружия и не сделав ни единого выстрела. Замри и дожидайся конца игры.
Эндер послушно кивнул. Он был ничем, пустым местом. Он надеялся лишь на то, что Мадриду удастся быстро обменять его.
Он заметил так же, что Петра не заплакала и не сморщилась от боли, даже не дотронулась до щеки. Хотя одна ранка еще сочилась и истекала тонким красным ручейком по челюсти на шею. Возможно она и была отверженной, но с того времени, как Бонзо Мадрид тоже не стал другом Эндеру, ему сделалось абсолютно безразлично с кем водить дружбу, ладно, пусть это будет Петра.
Ему отвели койку в самом дальнем конце комнаты. Это была верхняя полка, так что, лежа на ней, он даже не видел двери казармы. Ее перекрывала искривленная перспектива потолка, усиленная протяженностью комнаты. Вокруг него располагались усталые забитые мальчики с самыми низкими оценочными баллами. Они не произнесли в адрес Эндера ни единого одобрительного или приветственного слова.
Эндер попытался установить кодировку своего шкафа на прикосновение ладони, но ничего не получилось. Затем до него дошло, что замки не обеспечены защитой неприкосновенности. Все четыре ящика шкафа имели защелки и не более того. Ничего личного, вспомнил он, теперь он осознал, что находится в армии.
В шкафчике помещалась униформа. Это была не бледно-зеленая форма новобранцев. Форма Армии Саламандры имела темно-зеленый цвет и ярко-оранжевую отделку. Она сидела крайне плохо, но вряд ли предполагалось, что армии будут пополняться такими маленькими детьми.
Он начал было вынимать ее, но заметил Петру, направляющуюся к его кровати. Он соскользнул с койки и встал рядом, приветствуя ее.
— Расслабься, — сказала она, — я ведь не офицер.
— Но ты ведь командир подразделения, так ведь?
Рядом раздались презрительные смешки.
— Что тебе пришло вдруг в голову, Виггин?
— У тебя койка недалеко от двери.
— У меня койка впереди, потому что я лучший стрелок Армии Саламандры. Кроме того Бонзо опасается, что я подниму бунт, если командиры подразделений не будут постоянно наблюдать за мной. Можно подумать, что возможно организовать заваруху с подобными рохлями.
Она указала на затравленные лица сидящих рядом мальчиков.
Все что она делает, еще больше ухудшает положение.
— Тут каждый лучше меня, — произнес Эндер, пытаясь отмежевать себя от ее презрительного отношения к мальчикам, которые, помимо всего прочего, являлись его соседями по койкам.
— Я — девчонка, — сказала она, — а ты — шестилетний сосунок. У нас много общего, так почему бы нам не стать друзьями?
— Я не буду за тебя делать домашние задания и черновую работу, — спокойно произнес он.