Игра Эндера
Шрифт:
Не пытайся отвечать мне, твое письмо все равно не уйдет дальше мусорного ведра.
Было очевидно, что письмо написано с согласия и разрешения учителей. Но не было сомнений, что весточку писала сама Вал. Психоаналитические особенности письма, красочные эпитеты, типа «кровавый монстр», относящиеся к Питеру, шутки в его адрес и многое другое, что знала одна Валентина и никто другой.
И все же они поступили весьма грубо, как будто лишний раз хотели проверить Эндера, посмотреть: воспримет ли он данное письмо, как подлинное. Зачем им это?
Ясно, что это фальшивка. Даже если бы оно было написано ее кровью: оно все равно было явным обманом, потому
Горечь и разочарование охватили его. Но теперь он знал почему. Теперь он знал, что он так сильно ненавидел. Он больше не контролировал ход своей жизни. Они лепили из него все, что хотели. Они делали выбор за него. Ему оставалась лишь та безумная игра и больше ничего. Все остальное было их: правила и планы, уроки и программы, все что он планировал и выдумывал, все его военные хитрости. Единственной неприкосновенной реальностью, единственным его сокровищем была память о Валентине, о человеке, который любил его, прежде чем его окунули в эту жуткую круговерть, любил его, несмотря ни на баггеров, ни на войны. Но они забрали и ее и грубо переманили на свою сторону. Теперь и она стала одной из них, такой же как они.
Он ненавидел их и их игры. Ненавидел их так сильно, что не сдержался и заревел, пройдя еще раз пустое, написанное по приказу, послание Вал. Мальчики из Армий Феникса заметили его слезы и недоуменно переглянулись. Эндер Виггин в слезах? Что-то сверхъестественное. Значит произошла серьезная катастрофа. Лучший солдат в Армии лежит на койке и заливается слезами. В комнате повисло гробовое молчание.
Эндер уничтожил письмо, вытер его из памяти, а затем загрузил фантастическую игру. Он не был уверен, почему вдруг так захотел сыграть снова. Он быстро очутился в мире Конца света, но не стал тратить время понапрасну. Только когда медленно летел на облаке, любуясь яркими осенними красками загадочного мира, он вдруг понял, что особенно ненавидит письмо Валентины. Хотя в нем говорилось лишь о Питере. О том, что он не такой и не должен быть таким, как Питер. Слова, которые она так часто говорила ему, стараясь утешить дрожащего от страха ребенка, до смерти запуганного своим братом. Эти слова тоже были в письме.
Значит они просили ее именно об этих словах. Ублюдки знают об этом, они знают об отражении Питера в зеркале в комнате замка Конца Света. Они знают обо всем и использовали Вал, как послушное оружие для контроля над ним, как еще один трюк в серии бесконечных игр с человеческой душой. Динк оказался прав, они настоящие враги. Они ничего не любят, для них нет ничего святого, они пройдут по любым головам, ради достижения своих грязных целей. Будь он проклят, если еще чего-нибудь сделает для них. У него было лишь единственное сокровенное воспоминание, единственное светлое пятно, а эти ублюдки растоптали его, захватали своими грязными липкими руками. Нет. Хватит, никаких игр, он не собирается больше подыгрывать им.
Как всегда змея ждала его в комнате замка, она медленно выползла из дорожки. Однако, Эндер почему-то не стал топтать ее ногами. Он неожиданно для себя взял ее в руки, затем встал на колени, и медленно, медленно; нежно, нежно поднес шипящую змеиную пасть к своим губам.
И поцеловал…
Он не предполагал поступать именно так. Он хотел задержать змею возле своих губ. А, возможно, просто съесть ее живьем, как это проделывал Питер в зеркале, появляясь там с окровавленным подбородком и змеиным хвостом, торчащим изо рта.
Но вместо этого поцеловал…
Змея в его руках стала расти и превратилась в иное
Змея не могла быть Валентиной. Он слишком часто убивал ее, чтобы она оставалась его сестрой. Питер слишком жадно пожирал ее, чтобы она все еще сохранила образ Валентины.
Чего они добивались, когда позволили прочитать письмо сестры? Его больше не беспокоил этот вопрос.
Она поднялась с пола в комнате замка и подошла к зеркалу. Эндер тоже поднял свою фигурку и последовал за ней. Они стояли перед зеркалом, но вместо окровавленного лица Питера на них смотрели дракон и единорог. Эндер протянул руку и дотронулся до зеркала; стена рухнула, за ней оказалась широкая мраморная лестница, ведущая вниз. Яркая дорожка устилала ступеньки. Вдоль перил стояли смеющиеся и радостно приветствующие их люди. Вместе, рука в руке, он и Валентина начали спускаться вниз. Слезы неожиданно навернулись на глаза. Это были слезы облегчения, слезы радости, что ему наконец удалось вырваться из безвыходной комнаты Конца Света. Он снова был свободен. Из-за этих слез он не заметил, что в толпе приветливо махающих им людей мелькнуло лицо Питера. Он знал теперь твердо, куда бы не забросила его судьба, Валентина будет всегда рядом.
Валентина внимательно прочитала письмо, переданное ей доктором Линебери.
«Дорогая Валентина, — гласило оно, — мы благодарим тебя и восхваляем за усилия в деле содействия Армии. Ты безусловно достойна самой высшей награды — Звезды Союза Гуманизма Первой степени. Это высшая военная награда, которая может быть вручена гражданскому лицу. К несчастью, секретные службы ИФ запрещают нам вручение подобных наград в торжественной обстановке до тех пор, пока намеченная операция не будет успешно завершена. Но мы хотим, чтобы ты знала, что твои старания увенчались полным успехом.
Когда она прочла письмо второй раз, Доктор Линебери взяла письмо из ее рук.
— Мне даны четкие инструкции — дать тебе прочитать и тут же уничтожить.
Она взяла настольную зажигалку и подожгла кончик письма. Оно ярко вспыхнуло и мгновенно превратилось в пепел.
— Плохие или хорошие новости? — поинтересовалась директор.
— Я продала своего брата, — отрешенно ответила Валентина, — и они заплатили мне за это.
— По-моему, ты слишком все драматизируешь, Валентина.
Валентина молча направилась обратно в класс. Той же ночью Демосфен опубликовал пылкое обличающее обвинение на законы, сдерживающие рост населения. Людям необходимо иметь столько детей, сколько они хотят, а избытки населения следует расселять на других планетах. Это будет способствовать распространению человечества по всей вселенной. Именно тогда никакие катаклизмы, никакие вторжения не сотрут человеческую расу, не уничтожат ее корни. «Самое обидное, унизительное прозвище, — писал Демосфен, — которым можно обозвать ребенка — это Третий».
Тебе посвящается, Эндер, шептала она, сочиняя статью.
Питер расцвел от удовольствия, когда прочитал ее публикацию.
— О, это заставит их сидеть тихо и молча наблюдать. Третий! Позорное прозвище! Да! В тебе оказывается тоже есть уголки злобы.
10. Дракон
— Сейчас?
— Полагаю да.
— Нужен соответствующий приказ, полковник Графф. Армии вряд ли двинуться, если командующий скажет — полагаю время наступать.