Игра Канарейки

Solongoy

Один из «кабанов», держащий кобылу за поводья, выронил из рук ножик, которым игрался. Стальное лезвие звякнуло о каменную брусчатку.

Ольгерд забрал у неловкого «кабана» поводья, с места, спокойно, как большая кошка, запрыгнул на лошадь.

– Едем, – сухо сказал он.

Канарейка хитро улыбнулась державшему её лошадь мужчине, изловчилась и запрыгнула в седло, устроившись «по-дамски» – свесив ноги на одну сторону.

– Ну что, Освальд, – промурлыкала эльфка. – Поехали?

– Освальд? – ухмыльнулся Ольгерд.

– Ну да. Не могут моего мужа звать как атамана вольной реданской компании, – засмеялась Канарейка.

«Кабаны»

озадаченно переглянулись и, решив, что, если они услышат ещё хоть слово, атаман потом не оставит их в живых, бодро зашагали к «Алхимии». Ольгерд не отреагировал на слова эльфки, развернул лошадь, и та неторопливо зацокала по брусчатке.

– У тебя же тоже есть имя, – негромко заметил атаман, когда Канарейка поравнялась с ним.

– Есть, – серьёзно и с каким-то придыханием вырвалось у эльфки.

– Не называть же тебя канарейкой. Думаю, очень многим эта птица о многом говорит.

Атаман и убийца выглядели как обыкновенные горожане, и даже несмотря на то, что они ехали по городу верхом, никто не обращал на них внимания. Торговцы, слуги и кметы шли вплотную с лошадьми, и разговор двух совершенно таких же, как они, людей был им абсолютно неинтересен.

– Карина, – почти прошептала Канарейка.

– Карина и Освальд, – хмыкнул атаман.

Стражники у городских ворот не остановили их, не потребовали показать поклажу и даже не посмотрели на торговца средней руки и его очаровательную жену.

В полдень они уже привязывали лошадей к забору возле деревни Броновицы.

Почти всю дорогу Ольгерд и Канарейка молчали, иногда только затевали какую-то детскую смешную игру, заставляли лошадей идти галопом, обгоняя друг друга. Эльфке на лицо тогда вырывалась улыбка, хотелось смеяться и петь одновременно, она мурлыкала себе под нос медленные нежные мелодии, страстно любимые ею, но не особо жалуемые в корчмах. Атаману было легко, он уже совсем отвык от этого, а потому бил лошадь ногами по бокам снова и снова, вырываясь вперёд и заставляя себя не оглядываться. В простой купеческой куртке всё становилось таким простым, можно было не помнить о Демоне с Перекрёстка и об Ирис, о Витольде, погибшем из-за него, и настораживающих его мотивах Канарейки. Были солнце, он, поле, лошадь и спутница, напевающая песни – и не важно, что она даже под лёгким летним платьем прятала оружие, а волосами закрыла острые эльфские уши.

– Витольд же не будет выглядеть как при жизни? – спросил атаман глухо.

– Нет. Он вселится в ведьмака… думаю.

Ольгерд странно взглянул на эльфку, но промолчал.

– Почему вы поссорились?

Вместо ответа атаман молча пошёл вперёд, к воротам хутора. Канарейка догнала его и взяла под локоть. Ольгерд не отреагировал, даже не повернулся к ней. Канарейка поняла, что нарвалась на то, чего спрашивать не стоило, притихла, чувствуя себя нашкодившим ребёнком.

Праздник ещё не начался – они приехали слишком рано. Всё уже пестрило цветами, столы были богато усыпаны различными яствами, прибывшие раньше времени гости потерянно сновали по двору.

Канарейка села на лавку, нервно поправила подол платья и косу.

– Даже без ушей довольно очевидно, что ты эльфка.

Прозвучало достаточно жёстко. Девушка подняла взгляд на атамана. Он стоял рядом с лавкой, смотрел вперёд, скрестив руки на груди.

– Ауч.

– Выдают эльфские глазищи и острые для человека скулы. Уродов-людей

полно, но я не видел ещё ни одного некрасивого эльфа. Даже последний полотёр или гниющая в лесах белка – все как на подбор.

Канарейка так и не смогла понять, был это очень хорошо скрытый комплимент или, напротив, упрёк.

– Не суть важна, эльфка я или нет, главное, переодевались мы для того, чтобы во мне не узнали убийцу, а тебя не заметил брат.

Атаман опустился на лавку рядом с Канарейкой, коснулся рукой шляпы, к которой он всё никак не мог привыкнуть.

– Не суть важна? – Ольгерд заглянул в глаза эльфки. – Не слышал ещё такого от сидха.

– У тебя какие-то проблемы с сидхами? – Канарейка отвела взгляд, пальцы сами принялись теребить юбку.

Ей не нравилось думать о войнах, смертях и горящих домах. О том, сколько ненависти и политической возни крутится только вокруг формы чьих-то ушей. Родившись эльфкой, она могла пойти к скоя’таэлям или выгребать дерьмо из конюшен. О том, что каждый человек считает своей обязанностью напомнить: они – разные народы, эльфка не может красиво петь, она не может убивать. Из-за формы ушей.

– Любой патруль на тракте принимает всех вооружённых эльфов за остатки беличьих отрядов и убивает на месте. Регулярные погромы в гетто. Многочисленные восстания. Первая нильфгаардская. Верген. У этого мира проблемы с сидхами, у меня лично – никаких. Только с одной конкретной.

Канарейка нервно засмеялась, бросила украдкой взгляд на Ольгерда. Он смотрел куда-то в сторону.

– Тот, кто растил меня, тоже был эльфом, – необычно для самой себя серьёзно сказала эльфка. – Ему было под три сотни лет, чего он только не видел. Как-то он сказал мне, что чтобы не быть эльфкой, нужно стать кем-то ещё.

– И ты стала убийцей.

В голосе атамана не было осуждения, только сухая констатация факта, но Канарейка всё равно почувствовала укол, который не случился бы, скажи это кто-нибудь другой, а не он.

– Это мне говорит атаман бандитской ганзы?! – зашипела эльфка, вскочив на ноги. – Ты, святая невинность, каждое утро в церковь, небось, ходишь, Матери Мелитэле молишься, да подаяния оставляешь! На твоих руках сколько крови, грабежей и насилия?!

Ольгерд встал и грубо схватил Канарейку за запястье. Эльфка потянулась свободной рукой за спину, но атаман перехватил и её. Краем глаза он заметил, как двое мужиков, стоявших возле загона со свиньями, пристально смотрят на них. Ольгерд прижал Канарейку к себе, всё ещё продолжая держать её запястья.

– Не тебе называть меня убийцей, – зло шептала эльфка.

– Да, – выдохнул Ольгерд, отпустил руки Канарейки и по-отечески обнял её за плечи. Эльфка замерла в его руках.

– Прости, – сказал атаман и выпустил её, сделал шаг назад, посмотрел почти озорно и зашагал в сторону корчмы:

– Идём, Карина. Гости уже собрались.

Канарейка выдохнула и пошла за атаманом.

На людной шумной свадьбе никто не заметил присутствия незваных гостей. Зато они сами довольно скоро увидели ведьмака, ведущего себя необычно и даже вызывающе, и его рыжеволосую спутницу, знакомую Канарейке по оксенфуртским каналам. Атаман и эльфка держались поодаль от Геральта и Шани, наблюдали за выходками Витольда. Сейчас он нырнул в пруд за башмачком медички. Ольгерд становился всё мрачнее. Канарейка почти физически могла ощущать холод, который исходил от него.