Игра Канарейки

Solongoy

– Воины Скеллиге не унижаются перед слабыми эльфками, Бьорн. – Канарейка ухмыляясь высыпала на тумбу горсть монет. – За себя я заплачу.

Корчмарь криво улыбнулся, метнулся в кухню и почти сразу же вернулся, держа в руках миску вяленого мяса и варёной картошки. Канарейка приняла еду, благодарно кивнула и направилась к единственному в зале свободному столу. Стоял он в углу, был практически пуст – только посередине возвышались пузатый кувшин с красным вином и деревянная чашка.

Эльфка положила лютню на скамейку рядом с собой,

села лицом к стене, чтобы не ловить во время еды множество взглядов «кабанов», косящихся на неё с осторожным удивлением.

Канарейка медленно и лениво жевала, маленькими глотками пыталась пить невероятно кислое вино. В голове её суетились, мешались мысли о том, что вообще-то нужно уезжать. Вернуть ведьмаку долг и гнать отсюда поскорее, от «кабанов» и Ольгерда фон Эверека в частности, пока она окончательно не влипла в невозможно длинную, вечную историю, к которой её силой приплетает Гюнтер О’Дим. Торговец зеркалами видел в этом или выгоду для себя, или какую-то невероятную забаву. А чтобы понять, что, в мозаике не хватало какого-то кусочка, важного и очень большого. Канарейка не могла понять, но точно знала – что-то не сходилось.

– У тебя входит в привычку пить моё вино? – спросил Ольгерд фон Эверек, присаживаясь на скамью напротив.

– Мерзкая кислятина, – весело бросила эльфка и поставила недопитую кружку перед атаманом.

– Всегда валандаешься по корчмам? – Ольгерд пригубил вино, придвинулся к стене и закинул ноги на скамью.

– Ну, нам, убийцам, не пристало иметь что-то своё – всегда должна быть возможность исчезнуть, – озорно сказала Канарейка, размахивая ложкой в воздухе.

– А то придётся лезть за вещами в огонь?

– Да… – Эльфка подняла глаза на атамана. – Спасибо, Ольгерд. За лютню.

Мужчина поднял на Канарейку взгляд, пристально смотрел на неё несколько секунд и хмыкнул чему-то своему.

Ещё минут десять эльфка медленно и молча ела, а Ольгерд степенно тянул кислое вино.

Атаман смотрел на свою компанию, шумную и отчего-то весёлую, хоть теперь и не было ясно, где и на что они будут жить. Глупцы пили до исступления, но не чтобы забыться, а чтобы развлечься. Фон Эверек не мог понять этого, не мог присоединиться к общему веселью. Поэтому он всё чаще сидел один в своём кабинете с дорогим вином и книгами. Так было и сейчас, пока к его столу не явились непрошенные гости.

– Если ты ждёшь извинений за пощёчину, то их не будет, – хохотнула эльфка.

Атаман покачал головой, будто не слышал Канарейку, а отвечал собственным мыслям.

– У тебя остались мои книги.

– Они наверху, – кивнула эльфка. – Неужели «Алхимия» – единственная корчма в Оксенфурте, где могут расквартировать «кабанов»?

– Она единственная бесплатная, – спокойно признался атаман. – Корчмарь как-то влез в неприятности с одним нильфом. Оказалось, у нильфа есть деньги и имя. Мои ребята и выручили этого Бьорна. В счёт будущих заслуг.

Эльфке не хотелось

знать, как «кабаны» выручили корчмаря. Она понимала, но думать об этом было неприятно.

– Совпадения, – с улыбкой развела руками эльфка, объясняя здесь своё присутствие. Только почему-то она не была в этом уверена.

Канарейка резко перехватила чашку из рук Ольгерда, залпом допила остатки вина. Снова долила из графина и поставила перед атаманом. Спирт в дешёвом вине чувствовался сильнее, горло жгло. Пока запал не пропал, эльфка выпалила:

– Ольгерд, а у тебя есть женщина?

Атаман замер на мгновение, затем медленно убрал ноги со скамьи, сел лицом к Канарейке и облокотился на стол. Он смотрел на неё прямо, почти с вызовом, а эльфка из упрямства не отводила взгляд, хотя ей было жутко неудобно.

– Я думал, тебя интересует ведьмак.

– Меня интересует не ведьмак, а есть ли у тебя женщина, Ольгерд фон Эверек, – с хитрой улыбкой промурлыкала Канарейка. – Это всё, что я у тебя спросила.

В глазах атамана сверкнул огонёк, хотя лицо оставалось бесстрастным.

– А что, – протянул он, медленно откидываясь назад и складывая руки на груди, – у тебя есть предложения?

– Ты увиливаешь от ответа.

Ольгерд взглянул на опустевший кувшин, встал из-за стола и направился к корчмарю.

Канарейка села на скамейке боком, чтобы посмотреть вслед атаману. Тот подошёл к Бьорну и что-то коротко сказал ему. Корчмарь торопливо кивнул, достал из тумбы два графина и кружку, но не протянул их атаману, а услужливо сам понёс к столу, за которым сидела эльфка. Бьорн поставил посуду перед Канарейкой, сконфуженно улыбнулся и засеменил обратно к своей тумбе.

Ольгерда такое обращение только раздражало. Напоминало о днях, когда слуги в родовом поместье фон Эвереков постоянно порывались одеть его или лишний раз накормить. Когда Ирис была рядом, он был счастлив, а мысль об их персональной вечности ещё лишь зарождалась в его голове. И уже тогда Ольгерд тяготился излишним вниманием прислуги, побаивающейся вспыльчивого хозяина.

Годы кочевой жизни по баракам, лесам и полупустым усадьбам с вольной реданской компанией окончательно отучили атамана от слуг, мягких постелей и горячей еды. Теперь редкие выпады трясущихся перед ним корчмарей и мелкой знати только злили его, но «кабанам» это безумно нравилось, поэтому Ольгерд молчал.

Когда атаман вернулся за стол, Канарейка подскочила будто от неожиданности, сложила на столешницу руки, будто что-то прикрывая. Фон Эверек налил в принесённую кружку мёд и поставил перед эльфкой. Она улыбнулась неловко, кивнула и сделала небольшой глоток.

– У меня была жена, – вдруг совершенно спокойно, даже холодно сказал Ольгерд.

Канарейка непроизвольно нахмурилась. «Была».

– Она умерла? – не выдержала эльфка. И тут же осеклась. – Извини. Так нельзя.

– Да.

– Сколько лет ты бессмертен?